Экстрасенс - Воскобойников Валерий Михайлович. Страница 34
– Жена одобрила, начальник. Когда приступать?
– А послезавтра, в субботу. В девять утра загрузимся товаром – и полный вперед. У нас там два лотка куплено.
Теперь, по крайней мере, он не был в своей семье нахлебником.
Так прошло лето. А в начале сентября он снова позвонил в Мурманск.
– Приезжайте, что с вами поделаешь, – ответил Павел Григорьевич со вздохом, словно принимал умопомрачительно трудное решение. – Есть одна единица. Но только мэнээсом. Как, согласны? Тогда в начале недели будьте здесь, а то и ее кому отдам.
Зигзаг судьбы
– Извините, вы ведь Горюнов? – подошла к нему строго одетая дама из оргкомитета, когда все вышли на перерыв и кучковались вокруг длинных столов с кофе, водой и бутербродами. – С вами хочет познакомиться господин Фредерик Бэр. – И она кивнула в сторону длинного человека с рыжей, но уже седеющей бородкой. Господин Фредерик Бэр в это время беседовал с московским академиком Новожиловым. – Вам переводить или вы справитесь сами?
– Думаю, что управлюсь.
– Пойдемте, я вас представлю… – И она, ловко лавируя между группками закусывающей публики, устремилась к господину Бэру. Так что Николай Николаевич успевал за ней с трудом.
– Мистер Бэр, это – господин Горюнов.
Академик Новожилов как раз отговорил свое, увидел другого интересного собеседника и стал энергично продвигаться к нему. А Николай Николаевич постарался бросить незаметный мгновенный взгляд на бейджик мистера – закрепленную на пиджаке табличку с фамилией и прочими данными. «США. Штат Аляска. Международный институт экологических исследований», – прочитал он.
Так вот какой этот Фредерик Бэр! Уж сколько лет он читал и его статьи, и книги, которые у нас так и не удосужились перевести, читал в Голландии по-английски. Но только он воспринимал его имя как Фридрих Бар. Сколько же ему лет?
– Мне писал о вас доктор Фогель, господин Горюнов. Как сейчас ваши дела? Я был очень рад увидеть ваше имя в программе…
Что ему было рассказывать про дела! Этот человек, один из олимпийцев, скорей всего, ничего бы и не понял из их нынешних столь мелких и суетных дел…
– Спасибо. Я с давних времен и с неослабевающим интересом читаю ваши труды, доктор Бэр.
– Бедняга Фогель писал мне о ваших бедах. Он принял их близко к сердцу…
– Я с благодарностью вспоминаю работу с доктором Фогелем. Это было большое счастье работать с ним рядом!
Вежливые, но ни к чему не обязывающие слова были сказаны. Теперь наступал решительный момент. Если только у доктора Бэра есть что предложить русскому коллеге Горюнову…
– Доктор Горюнов…
Николай Николаевич мог бы заметить, что это только в заграничной интерпретации, где профессорами называют наших доцентов, он – доктор. На самом же деле сам пока не может понять, кто он нынче, но стоило ли вдаваться в тонкости…
– …у меня ощущение, что за вашей работой стоит большая экспериментальная база. Я не ошибся?
– Да. Я подготовил атлас по северным водорослям…
– Атлас? – оживился то ли Бэр, то ли Бар. – Это интересно! Это очень интересно! Атлас – это была моя юношеская мечта. К сожалению, меня тогда не пускали к вам на Русский Север. Я так и не понял почему?
И не поймете, господин Бар. Пока кто-нибудь доходчиво не объяснит вам, что наши полярные моря тогда были нашпигованы подводными лодками.
– Издать общий атлас Земли по северным морям – это достойная работа… – Доктор Бэр помолчал, как бы что-то прикидывая. Потом протянул свою визитную карточку.
Николай Николаевич мгновенно вынул в ответ свою визитку.
– Я хочу, чтобы у нас с вами получилась большая интересная работа, – сказал на прощание американец.
Та же дама из оргкомитета тянула его куда-то в сторону. Поблизости нетерпеливо переминались несколько москвичей. Малоизвестному провинциалу занимать столько времени у почетного иностранного гостя, по их убеждению, было за гранью приличий. Вот они, у которых аж по два иностранных паспорта и ходы на мгновенное оформление визы, – это другое дело. Да только работы у них были почему-то все чаще серенькие…
– С кем ты там общался? – спросил Николая знакомый биолог из Ботанического института, когда после второго звонка публика снова стала заполнять ряды и Николай оказался соседом этого биолога.
– Доктор Бэр.
– Это который с Аляски? – изумился сосед.
– Он, – кивнул Николай.
– Крупно! А я думал, он не приехал. Что такому крупняку на нашем болоте?.. Значит, его имя – не приманка, в натуре? Ну и что он тебе?
– Обменялись мнениями по проблеме… – Николай Николаевич пожал плечами.
– Да ты должен парить в небесах от счастья!
– Вот я и парю. – И Николай показал на свой слегка поломанный стул.
Когда после долгой полосы несчастий и бед начинает везти, становится страшно.
– Ну как? – спросила Вика, едва он открыл дверь своей квартиры. – Я так проживала весь день! Как доклад? Что-нибудь говорили?
– Нормально, – ответил он, чувствуя неожиданную опустошенность, словно альпинист, с трудом и риском для жизни взобравшийся на вершину горы. – Наши вроде бы оценили. Иностранцы – тоже. А доктор Бэр…
– Доктор Бэр! – перебила вдруг Вика. – Он как раз тебе звонил, несколько минут назад.
– Звонил домой?! И что сказал? – Усталость мгновенно улетучилась. – Телефон гостиницы не оставил?
– Если я правильно поняла, сказал, что позвонит еще…
Не успел он взяться за борщ, который налила ему Вика, как в прихожей зазвонил телефон.
Николай бросился на звонок.
Но это был не профессор с Аляски. Незнакомый, явно русский голос спросил:
– Николай?
– Да, я вас слушаю, – ответил он, пытаясь определить звонившего.
– Доклад свой сделал?
– Сделал. Только я не понимаю, с кем…
– И дальше не понимай. Попутчик говорит. Слушай дальше. Твоего беглеца нашли. Он не в Курске обосновался, а рядышком, во Пскове.
– Какой беглец? – удивился Николай Николаевич, все еще не соображая, с кем он говорит и о ком идет речь.
– Тот, кого тебе отыскать приказано. Экс-директор.
– А-а-а, теперь понял.
– Ты ведь сразу после конгресса в Ростов собирался?