Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941 - Семиряга Михаил Иванович. Страница 30

В оперативно-тактическом плане вступление советских войск в Польшу оказалось для польского руководства неожиданным. Однако оно не объявило состояние войны с Советским Союзом, не сочло возможным рассредоточивать свои силы для борьбы на два фронта и предпочло сражаться только против немецких войск. На границе с СССР, имевшей протяженность 1 400 км, по данным польских военных историков, охрану несли всего 25 батальонов, т. е. на 56 км так называемого фронта приходился один батальон[ 241].

Приказ верховного командующего маршала Э. Рыдз-Смиглы гласил: «С Советами в бои не вступать, оказывать сопротивление только в случае попыток с их стороны разоружения наших частей, которые вошли в соприкосновение с советскими войсками. С немцами продолжать борьбу. Окруженные города должны сражаться. В случае, если подойдут советские войска, вести с ними переговоры с целью добиться вывода наших гарнизонов в Румынию и Венгрию»[ 242].

Генерал В. Стахевич, бывший в 1939 г. начальником штаба польской армии, в 1979 г. утверждал, что без вступления в Польшу 17 сентября 1939 г. Красной Армии польские войска могли бы еще длительное время оказывать сопротивление вермахту[ 243]. Подобное утверждение основано на слишком оптимистической оценке обстановки в Польше в то время. К середине сентября наиболее многочисленные и боеспособные группировки польских войск были, к сожалению, разгромлены. В стране царил разброд и хаос. Нормальное управление войсками было нарушено, и даже без вступления Красной Армии Польша потерпела бы поражение. Анализируя эту проблему, важнее было бы исследовать причины, по которым не удалось предотвратить германскую агрессию против Польши, а не то, сколько дней продержались бы поляки, не будь советской акции 17 сентября.

Как же реагировало население Советского Союза на события в Польше? Из донесений Шуленбурга явствует, что советские люди были ими озабочены. Они с тревогой ожидали, что в войну может быть втянут и Советский Союз. Наблюдения Шуленбурга в целом справедливы, но несколько односторонни. Советские люди высказывали не только опасения, но и были горды своей «доблестной Красной Армией», которая отомстила полякам за поражения в 1920 г. и восстановила справедливую границу.

Царившую тогда обстановку в СССР описал в своих мемуарах К. Симонов, который также, по его признанию, встретил советскую акцию «с чувством безоговорочной радости»: «Надо представить себе атмосферу всех предыдущих лет, советско-польскую войну 1920 года, последующие десятилетия напряженных отношений с Польшей, осадничество, переселение польского кулачества в так называемые восточные коресы (правильнее «кресы» – М. С.), попытки колонизации украинского и в особенности белорусского населения, белогвардейские банды, действовавшие с территории Польши в двадцатые годы, изучение польского языка среди военных как языка одного из наиболее возможных противников, процессы белорусских коммунистов. В общем, если вспомнить всю эту атмосферу, то почему же мне было тогда не радоваться тому, что мы идем освобождать Западную Украину и Западную Белоруссию? Идем к той линии национального размежевания, которую когда-то, в двадцатом году, считал справедливой, с точки зрения этнической, даже такой недруг нашей страны, как лорд Керзон, и о которой вспоминали как о линии Керзона, но от которой нам пришлось отступить тогда и пойти на мир, отдававший Польше в руки Западную Украину и Белоруссию, из-за военных поражений, за которыми стояли безграничное истощение сил в годы мировой и гражданской войны, разруха, неприконченный Врангель, предстоящие Кронштадт и антоновщина, – в общем, двадцатый год.

То, что происходило, казалось мне справедливым, и я этому сочувствовал»[ 244].

Официальные представители и пресса западных стран, особенно Англии и Франции, осудили советскую акцию. Как справедливо определила Комиссия съезда народных депутатов СССР, Гитлер готовил почву для того, чтобы столкнуть Советский Союз не только с Польшей, но и с Англией и Францией, и «порой наша страна была на волоске от подобного разворота событий, особенно после вступления частей Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину»[ 245].

В дни вступления советских войск на территорию Польши отношения Англии и Франции с Советским Союзом действительно обострились. Можно утверждать, что в то время, когда между Германией и западными странами шла «горячая» война, между Советским Союзом и западными странами велась, по существу, «психологическая» война. Правда, уже вскоре после 17 сентября всем британским дипломатическим представительствам было дано разъяснение, что Великобритания не только не собирается объявлять войну Советскому Союзу, но, наоборот, должна оставаться в возможно лучших отношениях с ним. Английской прессе было также предложено прекратить всякую антисоветскую пропаганду.

Население Германии не знало, что вступление Красной Армии в Польшу произошло в соответствии с обоюдной предварительной договоренностью, поэтому событие 17 сентября встревожило немцев, опасавшихся столкновения двух армий. Но они были поражены, когда военная кинохроника показала дружеские встречи солдат и рукопожатие офицеров германской и советской армий.

Действия Красной Армии на территории Польши продолжались 12 дней. За это время советские войска продвинулись на 250–300 км и заняли территорию общей площадью свыше 190 тыс. кв. км «с населением более 12 млн. человек, в том числе более 6 млн. украинцев и около 3 млн. белорусов»[ 246].

Используя благоприятные условия, германские войска также наступали в быстром темпе, и через две недели судьба Польши была фактически решена[ 247]. К 15 сентября 1939 г. в районе Восточной Польши, т. е. восточнее линии Висла – Сан, скопилось 340 тыс. польских солдат и офицеров. Численность многих воинских частей составляла половину штатной. Эти силы располагали 540 орудиями и минометами, 160 противотанковыми орудиями и более 70 танками. В целом эти силы составляли примерно 7 пехотных дивизий, 2 кавалерийские бригады и танковый батальон[ 248].

На большинстве направлений германские войска, не дождавшись встречи с советскими войсками на согласованной демаркационной линии, перешли ее и продвинулись далее на восток до 200 км. Так произошло, в частности, в районе Бреста. Здесь 17 сентября 1939 г. танковый корпус генерала Г. Гудериана, сломив сопротивление польских защитников, взял Брест, и лишь тогда войска получили приказ не переходить линию Сувалки, Августов, Белосток, Брест, Сокаль, Львов и Стрый[ 249].

Бывший начальник оперативного отдела штаба Белорусского Особого военного округа генерал Л. М. Сандалов неверно излагает события в районе Бреста. Так, он пишет: «Комдив Чуйков, армия которого выдвигалась к Бресту, приказал командиру авангардной танковой бригады С. М. Кривошеину занять Брест и заставить немецкие войска отойти за Буг. В Бресте состоялась встреча Кривошеина с Гудерианом. В ней принимал участие и сотрудник Наркоминдела. Наши представители потребовали от немецкого командования немедленно отвести все немецкие части за демаркационную линию, а подготовленное для эвакуации из Бреста в Германию военное и гражданское имущество оставить на месте. Это требование было принято»[ 250]. В подобных требованиях не было надобности, ибо все было заранее оговорено.

Позднее в связи с упоминавшимся выше обменом территорий Литвы и Люблинского и части Варшавского воеводств был произведен еще один отход немецких войск. Это передвижение к дважды менявшейся линии государственных интересов на территории Польши было завершено лишь 14 октября 1939 г.[ 251]