Мечом раздвину рубежи - Серба Андрей Иванович. Страница 29

— Нет, Хозрой, дело совсем не во времени, оно всегда одинаково, — возразил Исаак. — Просто люди стали плохими. Разве может быть хорошим наше время, если люди окончательно потеряли стыд и совесть? Если раб поднимает руку на хозяина? Если, обуянный злобой на кормившего его хозяина, раб зовет себе на помощь поганых язычников-иноземцев? Каким еще может быть время с такими людьми, сравнить которых с шакалами — значит оскорбить этих вонючих тварей?

— Ты прав, Исаак, как ты прав, — сокрушенно покачал головой гость и тоже отвалился на спинку кресла. — Совсем нет порядка в великой Хазарии, совсем нет. Проклятые асии, жалкое и никчемное племя, которое мы с таким трудом покорили, однако позволили продолжать жить теперь уже на нашей земле, вновь выражают недовольство властью кагана и готовятся к мятежу. Не надеясь на собственные силы, полные ненависти и коварства, они вступили в тайный сговор с извечными врагами Хазарии — печенегами и гузами и собираются в союзе с ними идти походом на сам священный Итиль-кел. Как ты прав, Исаак, как ты прав: совсем не стало стыда у людей, ни капли благодарности не осталось в их сердцах.

Скорбя о погрязшем в пороках и неблагодарности роде людском, Хозрой закатил под лоб глаза, отпил несколько глотков вина. Исаак, забросив ногу на ногу и глядя на носки своих узконосых, без задников туфель, озабоченно произнес:

— Говоришь, восставшие асии смогли заключить военный союз с печенегами и гузами? Если дело обстоит действительно так, это уже не восстание данников-асиев против их господина Хазарии, а война, причем большая война. Военные союзы не рождаются сами по себе, не возникают на пустом месте, их кто-то должен подготовить, объединить. За что готовы биться и умирать асии? За свою былую свободу, отнятую у них Хазарией. Но какое дело до свободы или несвободы чужих им асиев вольным печенегам и гузам, вечным кочевникам и разбойникам от рождения? Их может заставить выступить вместе с асиями и рисковать собственными шкурами один-единственный интерес — интерес к наживе. Но ведь они и без этого неплохо наживаются на грабеже купеческих караванов и набегах на славянское и наше порубежье, что куда безопаснее, чем вступать в сражения с многочисленным и хорошо обученным войском Хазарии. Тем более что в случае неуспеха своего предприятия они рискуют не получить никакой наживы, хотя и положат в боях тысячи соплеменников. И все-таки они отважились двинуться на Хаза-рию войной. Да, я не побоюсь этого слова, это на самом деле война, а не помощь одних степняков другим. Так что же заставило печенегов и гузов столь крупно рисковать?

— Намного большая нажива, чем та, которую они имеют на караванных тропах и на славянском и хазарском порубежье, — ответил Хозрой, беря с блюда и отправляя в рот сочный, с засахарившимися краями кусочек вяленой дыни. — Причем наживы, которая им обеспечена при любом исходе похода — удачном или неудачном. А такой добычей может быть только золото, которое можно получить, даже потерпев поражение и не разграбив вожделенные караван-сараи в Итиль-келе. Не сомневаюсь, что часть этого золота предводители печенегов и гузов уже получили, ибо без солидного задатка — бакшиша(Бакшиш — подарок, добыча.) — их вряд ли можно было бросить на копья и мечи ал-арсиев(Ал-арсии — регулярное хазарское войско из наемников-мусульман.), отвага которых и умение воевать степнякам хорошо известны. — Хозрой запил проглоченную дыню глотком вина, с прищуром посмотрел на собеседника. — Исаак, ты хотел спросить, чье золото заставило печенегов и гузов поддержать мятежных асиев и напасть на Хазарию?

— Да, хотя это не столь сложно понять. У Хазарии два постоянных могущественных врага — Русь и Византия. Но Русь наш противник оттого, что вынуждена защищаться от наших притязаний, а Византия стремится уничтожить нас как соперника в торговых делах с Востоком. Князья русов Ас-кольд и Дир, затем князь Олег доказали каганату, что отныне Русь ему не по зубам, и заставили нас жить с Русью в мире. А вот соперничество Хазарии и Византии в торговле между Азией и Европой не только не прекратилось, но, наоборот, усилилось. Поэтому только Византия могла натравить на нас печенегов и гузов, усилив их ордами мятежных асиев!

— Верно, за спинами печенегов и гузов торчат уши Византии. Но разве первый год империя строит козни против Хазарии? Или первый раз каганату приходится сталкиваться с полчищами диких степняков? Это случалось десятки раз, и Хазария всегда выходила победительницей из борьбы… по крайней мере, без поражений, — поправился Хозрой, заметив саркастическую ухмылку на лице собеседника. — Уверен, что так будет и на этот раз.

— Тоже не сомневаюсь в этом, — согласился Исаак и невозмутимо добавил:— Хотя, признаться, мне кажется, что исход этой войны будет зависеть не столько от Византии и ее наемников, сколько от киевского князя Игоря.

— Вот как? — удивленно воскликнул Хозрой. — Почему подобная мысль могла прийти тебе в голову?

— Ты на месяц раньше меня возвратился из Киева и знаешь, что русы собираются в большой морской поход. Разговоры идут о том, что они не намерены мириться с пиратством на Каспии и решили сами навести там порядок. А если это лишь разговоры, а поход на самом деле готовится против Хазарии? Представляешь положение, если каганату придется одновременно схватиться с двумя врагами: союзом асиев, печенегов, гузов и русами князя Игоря?

Хозрой зашелся в смехе, потянулся рукой к кувшину с вином.

— Нет, не представляю. — Он налил вина, наклонился к Исааку, с дурашливой усмешкой зашептал: — Потому что каган этого не допустит. Ты правильно говорил, что печенегов и гузов ведет на Хазарию золото. Что ж, если князь Игорь, воспользовавшись удачным моментом, тоже обрушится на нас, каган даст печенегам и гузам вдвое, втрое больше золота, чтобы они сменили хозяина и напали уже на Игоря. Как думаешь, печенеги и гузы откажутся от такого предложения?

— Думаю, что нет, — уныло проговорил Исаак, тоже наполняя свой кубок вином.

Сегодня он впервые с досадой отметил для себя, что Хозрой больше разбирался в хитросплетениях большой политики, чем он, и, значит, не зря обратил на себя внимание сановников из окружения кагана. Что ж, теперь нужно будет вести себя с ним осторожней, зато при случае умело пользоваться его связями при дворце. А сейчас неплохо будет подыграть Хозрою, укрепив его в мысли, что Исаак вовсе не интересуется политикой и далек от нее.

— Я тоже. Поэтому Хазария при любых обстоятельствах окажется победительницей, и еще неизвестно, что выгоднее: чтобы князь Игорь вместо нее навел порядок на Каспии или напал на нас. В первом случае каган заставит разленившихся за зиму ал-арсиев порастрясти в боях накопленный жир и наберет вместо погибших новых воинов, менее развращенных жизнью в Итиль-келе и не сующих свой нос в дворцовые интриги. Во втором случае ал-арсии вместе с перекупленными степными ордами крепко пощиплют киевского князя, надолго отбив у него охоту вмешиваться в восточные дела. Каган очень мудр, а потому никакие происки недругов единственного, Богом избранного народа не застанут его врасплох, — назидательно закончил Хозрой.

— Никто не сомневается в уме и прозорливости кагана, самого мудрого из ныне здравствующих владык вселенной, — поспешил согласиться с собеседником Исаак. — Воистину он учел все возможные поступки недругов и сможет пресечь их с наибольшим уроном для врага и наилучшими последствиями для Хазарии.

— Это так, — Хозрой допил вино до дна, поставил кубок на столик, внимательно посмотрел на собеседника совершенно трезвыми глазами. — Как думаешь, зачем русы прислали с твоим караваном своего тайного соглядатая?

Вот он, вопрос, которого так ждал Исаак! Но как отличалась обстановка за столом от той, в которой он рассчитывал вести разговор на эту тему. Он предполагал если не осчастливить старого друга сообщением о появлении в Итиль-келе русского разведчика, то хотя бы дать понять, какое он делает Хозрою одолжение, разоблачая посланца князя Игоря. А сейчас получилось, что ему нужно чуть ли не оправдываться в том, что он не сообщник и не пособник сотника Микулы. Но нет, Исаака так просто не возьмешь, у него все просчитано на несколько ходов вперед, недаром он часто играл в привезенную с Востока занимательную игру под названием «шахматы». Пусть он попал впросак со своим сообщением о якобы разоблаченном им киевском лазутчике, но уж себя в обиду он не даст ни при каких обстоятельствах! Если он не преуспел, как Хозрой, в большой политике, то это вовсе не значит, что жизнь не научила его изворотливости и хитрости в борьбе за свою шкуру.