Убийцы для императора - Серба Андрей Иванович. Страница 7

— А ничью. Сечь не воюет ни с царем, ни со шведами, а до Мазепиных козней ей тем паче нет дела.

— Мыслите отсидеться у себя на порогах? Не выйдет: российские войска уже на Украине, не сегодня-завтра там будут и шведы. Так что не минует и вас военное лихолетье.

— Сечь — не Московия и не гетманщина, — ответил Дмитро. — Запорожцы живут и воюют своим умом. Вот когда недруг явится на саму неньку-Украину вот тогда наша громада возьмется за сабли и молвит свое слово. А покуда сего не случилось, мне и надобно успеть с женитьбой. Надеюсь в этом и на твою помощь, братку…

Оглушительный стук в дверь поднял шинкаря с лавки.

— Кто там? — зябко поеживаясь, сонным голосом спросил он.

— Открывай — увидишь. И поспеши, а не то… — громким голосом ответили с улицы и подкрепили свою угрозу столь крепкими выражениями, что шинкарь тотчас сбросил с двери щеколду.

В лунном свете стоял высокий казак в запорошенном снегом кунтуше и наброшенном на голову башлыке. Одной рукой он держал под уздцы коня, в другой сжимал мушкет, прикладом которого только что колотил в дверь.

— Что пану полковнику надобно? — услужливо спросил шинкарь.

Он сразу отметил прекрасную конскую сбрую, богатую одежду незнакомца и потому решил не скупиться на чины.

— Прими коня, — вместо ответа бросил приезжий.

Протянув хозяину поводья и бесцеремонно оттолкнув его в сторону, казак прошел в избу. Когда, привязав коня и насыпав ему овса, шинкарь вернулся, незнакомец сидел уже на лавке без башлыка и кунтуша. У ног его стоял мушкет, а на столе лежали два пистолета. Проследив за тем, как хозяин запер дверь, казак скользнул взглядом по плотно занавешенному оконцу, спросил:

— Ты один?

— Нет, пан полковник. Со мной жена и двое сыночков.

— Где они?

— Спят на печке.

Встав, казак заглянул на лежанку, схватил шинкаря за шиворот, грозно посмотрел в лицо.

— По ночам к тебе кто-нибудь наведывается?

— Зачем? Господа шведы ночуют по палаткам, паны казаки и запорожцы стали на постой к вдовам и молодицам, а чужой человек наше местечко сейчас стороной обходит. Совсем торговли нет, — пожаловался на всякий случай шинкарь, опасливо косясь на длинную саблю незнакомца.

— Не скули! — оборвал его пришелец, доставая из-за пояса блеснувшую золотом монету и бросая ее хозяину. — Это за то, что я останусь у тебя до утра.

Не обращая внимания на угодливо изогнувшегося шинкаря, казак проверил щеколду, разостлал на лавке кунтуш. Прислонил рядом к стене мушкет, засунул за пояс пистолеты, поманил к себе пальцем хозяина.

— Коль не проснусь сам, буди перед вторыми петухами. Кто бы ночью ни явился — не открывай. Отвечай, что прихворнул… А если без моего спросу сам высунешь нос на улицу — голову снесу. Туши свечку…

Дождавшись, когда от двери донесся громкий раскатистый храп, шинкарь осторожно сполз со своей лавки. Стараясь шагать бесшумно, подкрался к печке, нащупал ноги старшего сына. Потянул их к себе и тотчас закрыл ладонью рот очутившегося рядом с ним на полу мальчонки.

— Тише, сыночек, тише, — зашептал он. — Ничего не говори, только слушай… — и не спуская глаз с лавки, на которой спал казак, быстро заговорил: — Сейчас залезешь на чердак, а оттуда на крышу. Спустишься на землю и скорее ищи кого-нибудь из военных. Если это будет швед, пускай ведет тебя к господину полковнику Розену, а коли сердюк — к пану есаулу Недоле. А полковнику или есаулу доложишь, что в шинке заночевал чужой казак, на хорошем коне и при оружии. Велел в избу никого не пускать, а самого разбудить перед вторыми петухами. Скажешь, что я нюхом чую, не с добром он явился… И напомни господину полковнику или пану есаулу о тех ста злотых, которые они обещали мне за каждого подозрительного чужака.

— Сколько злотых ты мне за это дашь? — спокойно спросил мальчонка, все это время лениво ковырявший в носу.

Возмущенный шинкарь вздернул кверху свою бороденку, больно ухватил сына за курчавые волосы.

— Ах, негодник, на родном папике хочешь деньги делать? Да я тебя… — он замахнулся на ребенка свободной рукой, но на того это нисколько не подействовало.

— Ударишь — закричу, — невозмутимо произнес он. — А насчет денег ты сам меня учил: никому и ничего нельзя делать даром или без пользы для себя.

Умиленный шинкарь обнял сына, погладил по голове.

— Молодец, сыночек, порадовал старого папика. Правильно: вначале деньги, а потом все остальное. Так вот, если я получу свои сто злотых, то дам тебе целых пять.

— Десять, — твердо сказал мальчонка.

— Хорошо, твой папик обещает это, — важно произнес шинкарь и легонько подтолкнул сына в спину. — Лезь скорей на чердак… Да потише, чтобы не разбудить этого разбойника с ружьем.

Проследив, как сын исчез в лазе на чердак, шинкарь снова улегся на лавку и стал чутко прислушиваться ко всему, что происходило на улице и вокруг избы. Но везде царили тишина и покой. Он постепенно начал проваливаться в сон, как вдруг страшный грохот в дверь заставил его вскочить на ноги. Казак с мушкетом в руках уже стоял возле окна и, отодвинув грязную занавеску, всматривался в темноту. Чертыхнувшись, он отшатнулся в простенок, повернулся к шинкарю.

— Обложили со всех сторон. Слава Богу, что дверь хоть крепка.

Шагнув к хозяину, он ухватил его за ворот рубахи и сжал с такой силой, что у того потемнело в глазах.

— Слушай меня и запоминай все хорошенько. Сейчас я приму свой последний бой, а ты заместо меня доделаешь то, что Господь не дал свершить мне. Клянись всем для тебя святым, что исполнишь мою волю.

— Клянусь… Сделаю все, что скажешь, — с хрипом выдавил шинкарь.

— Держи… — казак сунул руку за пазуху, достал оттуда небольшой пергаментный свиток с несколькими печатями. — Спрячешь и отдашь тому, кто придет за ним. А нарушишь клятву — с того света вернусь, дабы горло тебе перегрызть.

Хозяин испуганно сунул пергамент за пазуху.

— А кому отдать свиток, пан полковник? — поинтересовался он.

— Кому писан — сам придет, — ответил казак, взводя курок мушкета. — А сейчас поспеши на печку. А также вели жинке и хлопцам не высовываться с лежанки.

Едва он договорил, как дверь под напором ломившихся с улицы людей рухнула наземь и в шинок ворвалась толпа королевских солдат. Тотчас оглушительно бухнул казачий мушкет, слились воедино выстрелы двух его пистолетов, а в следующее мгновение незнакомец с обнаженной саблей смело врезался в гущу шведов, стараясь прорубиться к зияющему проему двери. Но силы были слишком неравны, и после короткой ожесточенной схватки казак очутился в руках врагов. Командовавший шведами офицер подождал, пока скрученного веревками пленника выведут во двор. Затем окинул взглядом пятерых убитых и двух раненых своих солдат, нахмурился.

— Дороговато обошелся нам твой подарок, трактирщик. Будем надеяться, что он того стоит. Получай… — Швед протянул шинкарю мешочек с деньгами, добавил: — Вспомни, не называл ли казак каких-либо имен? Не проговорился случайно, откуда и зачем сюда явился?

Моментально спрятав деньги, шинкарь согнулся в поклоне.

— Ничего разбойник не говорил, господин офицер. Приехал и сразу завалился спать. Даже за ночлег не уплатил.

— Ничего, у полковника Розена заговорит, — усмехнулся швед.

Не успели солдаты вынести из избы убитых и раненых, как к шинкарю подскочил сын, вернувшийся вместе со шведами.

— Десять злотых, — потребовал он, протягивая к отцу руку.

Тот громко рассмеявшись, поднес к носу мальчишки кукиш.

— А этого не хочешь?

— Но ты же обещал!

— Ну и дурак же ты, сыночек, — сквозь смех проговорил шинкарь. — Сколько раз учил тебя, что никому и никогда нельзя верить на слово… Вначале нужно получить деньги, а потом уже решать, делать или нет то, за что их дали. Запомни это навсегда.

Дав хнычущему отпрыску шлепка и отправив его на печку, шинкарь опустился на лавку, закрыл глаза. Верно ли он поступил, утаив казачью грамоту от шведов? Но что бы он имел, отдав ее простому офицеру? Наверное, ничего, все те же сто злотых. А если он принесет свиток через два-три дня самому полковнику Розену, есть возможность получить от него в качестве награды еще что-нибудь. Скажет, что случайно обнаружил пергамент под печкой, куда его, видимо, спрятал казак перед схваткой с явившимися за ним шведами.