Выиграть время - Серба Андрей Иванович. Страница 17

Глаза Ягайлы весело блеснули.

— Боярин, ты исцелил меня! Но смотри, чтобы эту грамоту я получил от Мамаева гонца, а не из чужих рук, как прошлый раз.

— Великий князь, та грамота оказалась настоящей, а боярин Векша верен нам, как собака хозяину. Клянется всеми святыми, что отбил ее у казаков-ватажников.

— Тысяча сабель — не сто, — проговорил Ягайло. — Будем надеяться, что целый чамбул окажется не по зубам степным разбойникам.

— Я вышлю навстречу гонцу пять сотен панцирников. Но кроме этого, дабы обезопасить грамоту, я решил сделать и кое-что другое. Выслушай меня, великий князь…

Осторожный стук в дверь прервал разговор князя Данилы с Боброком и воеводой Богданом.

— Княже, дозволь весть передать, — негромко донеслось из-за двери.

— Входи, — разрешил князь Данило и остановил Боброка, поднявшегося было из-за стола. — Сиди, это верный человек. От него можно не хорониться.

Вошедший слуга плотно прикрыл за собой дверь, отвесил присутствующим почтительный поклон.

— Княже, какой-то человек хочет видеть тебя. На обличье худороден, по одежде незнатен, однако говорит, что единожды встречался с тобой на охоте, и уверяет, что ты будешь рад видеть его. Только потому и смею тебя беспокоить, что уж больно настырен он.

Князь переглянулся с Боброком.

— Говорит, встречался со мной на охоте? Невелик ростом, горбат, кутается в плащ? Таков или нет?

— Таков, княже. Уродлив и мерзопакостен на вид.

— Где он?

— Остался на тропинке у трех камней. Сказал, будет ждать тебя с важным известием.

— Хорошо, иди.

Едва за слугой закрылась дверь, князь Данило взглянул на Боброка.

— Это конюший Адомаса, о котором я рассказывал. Тот, что предупредил меня о воеводской измене и обещал прийти снова. С той первой встречи не было от него никаких вестей, а вот сегодня он явился с важным разговором. Интересно, что у него на сей раз?

Боброк задумался.

— Помню о нем, князь, хорошо помню. Много думал я о нем и его известии, только ни к какому выводу так и не пришел. Непонятный он человек, странным кажется его поступок А главное, нет причин ни верить ему, ни подозревать в злом умысле. Ведь будь воевода Богдан на самом деле изменником, конюший своим доносом сослужил бы нам неплохую службу. Может, зря мы не верим ему?

— Возможно, и так, боярин. Люди предают себе подобных из-за золота или из ненависти, и если отпадает одно, остается другое. Прошлый раз конюший отказался от моего золота, думаю, вряд ли нужно ему в таком случае и Ягайлово. Значит, остается ненависть. Я проверил и узнал, что старая боярыня, мать Адомаса, действительно велела в детстве искалечить его. Как знать, может, именно ненависть и желание отомстить за свою исковерканную по чужой прихоти жизнь привели его ко мне. Лишь так и никак иначе могу объяснить я поведение конюшего.

— Может, так оно и есть. — Воевода поднял глаза на князя Данилу. — А возможно…

Боброк не договорил, встал из-за стола. Протянул руку к висевшему на стене плащу, набросил на себя.

— Хватит, князь, гадать нам, как бабам-ворожеям, давай лучше посмотрим еще раз на ночного гостя, теперь уже вдвоем. На месте и решим, что он за человек.

— Добро, боярин.

Князь тоже поднялся со скамьи, положил руку на плечо воеводы Богдана.

— Подожди нас здесь. Рано тебе еще ходить со мной, пускай Адомасовы глаза и уши думают, что ты у меня в опале.

Князь прихватил со скамьи плащ, отворил скрытую в стене потайную дверь и исчез за ней вместе с Боброком…

Тропа возле трех больших камней-валунов была пуста, и князь уже собрался окликнуть конюшего, как тот сам выступил из-за одной из глыб. Был он в том же, что прошлый раз, темном плаще, нижнюю часть лица скрывали складки сброшенного с головы капюшона. Нечто от хищной ночной птицы было в его черной согнутой фигуре.

— Вечер добрый, князь, — отвешивая низкий поклон, приветствовал он Данилу. — Вечер добрый и тебе, боярин Боброк, верный слуга московского князя Дмитрия, — продолжил он, склоняя голову перед стоявшим рядом с князем Боброком. — Не думал, что вы оба почтите меня своим высоким присутствием.

Боброк, закутавшийся в плащ так, что его лицо невозможно было рассмотреть, невольно сделал шаг назад и едва удержал руку, потянувшуюся к мечу.

— Откуда знаешь меня? — спросил он, впиваясь глазами в черную фигуру. — Видел где? А может, я встречал тебя когда-нибудь? Ответствуй.

Хриплые, булькающие звуки, лишь отчасти напоминающие человеческий смех, донеслись из-под складок капюшона, которым был прикрыт рот конюшего.

— О нет, боярин Боброк, никогда не видел я тебя. Не знаешь и ты меня, жалкого литовского холопа, — сказал конюший, перестав смеяться. — Впервые сегодня встречаемся мы с тобой, русский боярин Боброк-Волынец, впервые ведем разговор.

— Тогда как сумел узнать меня? Говори.

— Посуди сам, трудно ли это. Я знал, что ты в Литве, причем в этих местах, постоянно держишь связь с князем Данилой. Кого еще он мог привести с собой, дабы решить, стоит ли верить мне? Князь Данило горд и знатен, он не пожелал бы слушать советов человека ниже его по родовитости. Князь также умен, опытен и не стал бы открывать нашу с ним дружбу человеку, которому не доверял бы полностью. Вот почему он мог привести с собой лишь тебя, боярин Боброк, равного ему по знатности и уму, которому верит, как самому себе, вершит вместе одно общее дело и наравне рискует жизнью. Как видишь, боярин, не такой уж сложной задачей было признать тебя, — закончил конюший.

— Ты не ошибся, — сухо сказал Боброк — Перед тобой действительно русский боярин Дмитрий Волынец. Ты верно сказал, что у нас с князем одно общее дело и нет друг от друга тайн. Посему можешь смело говорить при мне все, с чем пришел. Приступай.

— Хорошо. Начну с самого главного.

Черная фигура конюшего, до этого стоявшая неподвижно, качнулась, голова повернулась в сторону Данилы.

— Князь, воевода Богдан вчера вечером ждал у родника в Волчьей балке гонца от боярина Боброка. Скажи, дождался ли он его?

— Гонца еще нет, и воевода с людьми до сих пор в овраге. Всякое может случиться в пути, особенно в наше тревожное и опасное время, однако те, кто должен прийти к роднику, храбры и надежны, и Богдан обязательно дождется их.

— Нет, князь, воевода напрасно теряет в лесу время, он не дождется гонца. Точно так, как вы с боярином Боброком никогда больше не увидите этих людей. Дмитрий Волынец — ближайшего слугу Иванка, ты — вернейшего десятского Бориса.

— Что знаешь о них, литвин? — насторожился князь Данило.

— Я видел их сегодня мертвыми в подземелье великокняжеского замка. Мне удалось узнать, что ваших гонцов перехватили люди Адомаса и те погибли в бою.

— Что смог выведать еще?

— При Иванке нашли зашитые в шапке письма, боярин, — повернулся конюший к Боброку — И писанное тобой собственноручно, и те, что пересылались от князя Андрея Ольгердовича. Сейчас Адомасовы подручные пытаются разгадать их тайнопись.

— Опять воевода? — отрывисто спросил Данило.

— Да, князь. Ты, видимо, не поверил мне прошлый раз — и вот результат. Но это дело твое, не мне давать советы.

— Тогда мы сомневались в твоих словах, литвин, а сейчас верим, — сказал Боброк. — Ты много сделал для нас, мы благодарны за это. Князь передал, что ты отказался от золота, в таком случае возьми на память обо мне вот это.

Боброк снял с пальца золотой перстень с драгоценным камнем, протянул конюшему. Тот лишь мельком взглянул на подарок и даже не протянул к нему руки.

— Боярин, я благодарен за добрые слова, но твой дар мне не нужен. Зачем он холопу? Да и откуда у него может быть золотой перстень с таким яхонтом? Не для мужицких рук сработан он и не принесет такому, как я, счастья. Оставь его себе, а коли желаешь отплатить мне добром за добро, сделай совсем иное.

— Мы оба, я и князь, обещаем выполнить твою просьбу.

Черная фигура в знак признательности склонила голову.