Вольный стрелок - Серегин Михаил Георгиевич. Страница 57

— Ты мне.., угрожаешь? — Голос ее зазвенел и сорвался.

— Господи! — Влад весело и искренне улыбнулся прямо в ее широко раскрытые темные глаза, в которых, несмотря на все ее великолепное для женщины самообладание, стояли слезы. — Да ты меня совсем не так поняла. Я говорю о том, что если ты меня будешь дергать за руку и мешать вести машину, то мы куда-нибудь точно врежемся, а на такой скорости это точно полный аривидерчи.

Она вздохнула.

— Ну вот и приехали, — медленно произнес он. — И не смотри на меня такими злобными глазами, я и так знаю, что они у тебя красивые. А домой, к родителям, я тебя не повезу, потому что оттуда тебя мигом позаимствует все та же компания Архипа и Тумбы. А может, кто еще и похлеще.

— Я не живу с родителями, — угрюмо сказала она.

— Тем более. Сегодня переночуешь у меня, а потом решим, как быть с тобой дальше. В забавный, знаешь ли, переплет ты угодила.

Она настороженно молчала, глядя прямо перед собой…

* * *

Они вошли в квартиру Влада, и Наташа тут же спросила:

— А Илья тоже здесь, что ли?

— Нет, он у себя. Или ты еще не поняла, что это не та квартира, где мы были в прошлый раз? Во всяком случае, Наполеона, то есть Илюшиной мартышки, здесь нет, и платье на тебе никто рвать не будет.

— Ты гарантируешь? — вызывающе спросила она, еле сдерживаясь от улыбки.

Вероятно, забавное воспоминание о вездесущей проказливой обезьяне несколько рассеяло ее недавнюю настороженность, и первоначальное благорасположение к Владимиру начинало мало-помалу возвращаться к ней.

— А кстати, ты купила себе новую одежду взамен той, пущенной в расход его императорским величеством?

— Не успела. А домой пришлось идти в одном плаще. Но твои деньги у меня. Нельзя же, в самом деле, безвозмездно терпеть такое безобразие, правда?

— Правда. Ну что, вот это моя квартира, — рассеянно сказал он, входя в комнату и широко разведя руки. — А вот это, если угодно, мой пневматический пистолет. Я с ним не расстаюсь, даже когда ложусь спать.

— Тараканов отстреливаешь? — насмешливо спросила она.

— Самое забавное, что ты угадала. А летом я люблю стрелять в мух.

— Прямо как Сильвио из какого-то там романа Лермонтова.

— Во-первых, не Лермонтова, а Пушкина, — с глубокомысленным видом изрек Свиридов. — Во-вторых, не романа, а повести. Помнишь такой цикл — «Повести Белкина»?

— В школе проходили. — И тут Наташа ткнула пальцем куда-то в угол и воскликнула:

— А вон бежит таракан!

Свиридов повернулся в указанном направлении, вытянул руку с зажатым в ней пистолетом и выстрелил, почти не целясь.

Пуля вбила в стенку зад таракана, голова его откинулась назад и повисла на перебитом хитоновом панцире, ножки же конвульсивно засучили, словно пытаясь оттолкнуться от коварно засосавших насекомое толстых обоев.

— Вот это стрелок! — медленно произнесла Наташа и посмотрела на него скорее опасливо, нежели с восхищением. — Ой, а это что такое?!

— А это моя коллекция огнестрельного оружия, — пояснил Свиридов, подходя к толстому ковру во всю стену в дальней комнате. — Кто марки коллекционирует, кто монеты, а я вот «пушки».

— Опасное хобби, — холодно сказала Наташа, трогая вороненый ствол крупнокалиберной снайперской винтовки «В-94». — Какая махина!

— Да уж, — согласился Влад. — А эта махина, между прочим, занятная вещь.

Классный стрелок из нее попадет в пятирублевую монетку с двух километров.

— Классный? — отчего-то тяжело дыша, спросила Наташа. — Например, такой, как ты?

— Хотя бы. — Свиридов пристально взглянул на девушку, потом после небольшой паузы спокойно произнес:

— Только ты, пожалуйста, не особо обо всем этом распространяйся. А то у меня могут возникнуть некоторые проблемы.

— Да, конечно, — поспешно кивнула она, снимая со стены тяжелый автомат «агран». —А вот это как стреляет?

— Погоди, сначала давай что-нибудь поедим, а то что-то я проголодался со всеми этими полосами препятствий. А потом расскажу, что хочешь.

— Я ночью не ем, — насмешливо отозвалась она, крутя автомат в руках, — у меня же все-таки диета.

— Ночью? Ого, уже два часа. И спать бы пора. — Он повернулся к девушке спиной, соображая, что бы такое ему употребить в пищу на сон грядущий, но в этот момент услышал за спиной странно понизившийся голос Наташи:

— И дорого эта штука, наверное, стоит.

Он начал было поворачиваться с затеплившейся на губах ироничной улыбкой и словами, что нет, ему эта вещь не стоила решительно ничего, — но в этот момент на его голову обрушилось что-то невероятно тяжелое.., ему показалось, что земля вобрала его по пояс в себя, а в глазах с надсадным воем закружились тусклые рои искр. И потом, запрокинувшись беззвездным гибельным небом, его заполонила тьма.

* * *

Он очнулся от бубнящего гулкого бормотания в висках и от того, что по его щеке и шее текло что-то теплое и соленое, потому что попадало на уголок рта и шло дальше, по губам.

Он с трудом поднял голову, и тут же слепящая белая пелена полыхнула перед глазами, а голову молнией пронизала нестерпимая боль.

Господи, как глупо и неожиданно все произошло. Видно, рано он радовался тому, что память прошлого, как хитоновая оболочка отстреливаемых им насекомых, сменяется новой — новой судьбой, новой жизнью, новым взглядом на жизнь. Ведь он так справедливо полагал, что на этот мир нельзя, просто недопустимо смотреть, как на огромное охотничье угодье, в котором круглый год открыт сезон охоты на расплодившихся, как саранча, двуногих существ, возомнивших себя разумными.

Рано радовался. Потому что все это привело к ослаблению защитных рефлексов — и вот он, жуткий итог этой недопустимой опрометчивости и безалаберности, болезненно пульсирует в голове и отдается зверской болью при малейшем движении.

Когда это он допустил, чтобы какая-то девчонка ударом по голове сзади вырубила его — его, бывшего «Стрельца AC-13» из супергруппы спецназа ГРУ Генштаба «Капелла»?

Стареешь, брат. Теряешь квалификацию. Нет, в плане физических навыков ты ничуть не сдал, даже усовершенствовался в каких-то деталях, но психологическая подготовка явно не та. С каких это пор ты стал верить женщинам? С каких это пор ты допустил, отставной капитан ГРУ Владимир Свиридов, что женщина такой же человек, как и ты?