Дикий Порт - Серегин Олег. Страница 16
– Что она снесет яйцо? – сыронизировала Анжела.
– Нет, – тихо проговорила Янина. – Мы с Дитом всегда старались, чтобы она как можно меньше общалась с нуктами. А она лезет и лезет к ним…
– Ты хочешь, чтобы она не лезла к нуктам? Яна, кто ее мать и кто отец?!
Та вздохнула.
– Я не хочу, чтобы она долго оставалась в питомнике. Пусть снимается в кино. Пусть работает на Земле, на Урале, где угодно, чтобы ее занимало дело. Общение с нуктами развивает человеку лишние способности. Ты видела, как она утихомиривает Улянку? Ты полночи промучаешься, а Лили пошепчет чего-то, и она уже спит.
Анжела засмеялась.
– Да я только рада. Об одном жалею: сама так не могу.
– Анжель…
Малыш, поняв, что больше его никто тормошить не станет, поднялся, отряхнулся и подошел к женщинам. Янина опустила ладонь ему на темя. Хвост Малыша заключил подругу в сплошное кольцо.
– Она водит как Кесума, – неожиданно сказала экстрим-оператор. – Даже лучше. Но Кесума училась этому много лет. Потом много лет летала. Кесума участвовала в боях, от ее летной техники зависела ее жизнь. Лили год назад получила права!
– У нее талант. Яна, я тебя не успокаиваю. Я правда думаю, что ты преувеличиваешь. Сравни Сашку с любым его сверстником – да он же бык, мужик, таких подростков не бывает! И я думаю, что он тоже может вот так спрыгнуть с дерева.
– У него нормальная скорость реакции.
– Ему всего пятнадцать. И матери прайдов не впускали его спать в гнездо.
Янина опустила веки.
– Вот это хуже всего.
Лицо Анжелы мгновенно стало серьезным, почти сумрачным.
– Яна, ты ведь и сама… – она замялась, – и твоя дочь… Почему ты отказываешь Лили в способности…
– Отказать Лили в способности нельзя, – сухо сказала Янина. – Но я слишком хорошо понимаю, что она означает.
Майк лучился счастьем. Даже стертые в кровь ноги и расцарапанное колючками лицо не портили ему настроения. Зато настроение портилось у Лилен: неумение парня ходить джунглями ее убивало. Сама она едва не прыгала по веткам, нукты с энтузиазмом помогали, и половину свежекупленной майковой мнемокарты занимала Лили Марлен, Диана-охотница, Фрейя в компании сотни Фафниров, юная Кали со сворой адских собак.
Макферсон сравнивал ее и еще с кем-то. Но об этих духах и божествах на лекциях по культурологии не читали, и языколомных имен Лилен не запомнила. Майк приходил в бешеный восторг, вспоминая новые мифы, озвучивал громогласно, чуть не захлебываясь. Лилен делала постное лицо, но минуту спустя забывала о том, что собралась дуться. Приятно, конечно. И все-таки лучше б не надо.
Ей неожиданно пришлось решать все и за всех.
«Мы твои родители, – тихо, очень ровно сказала мама. – Мы всегда на твоей стороне».
Что-то в этих словах звучало странное. Стальное.
Не семейное.
Сторона, которую принимают мастера биологического оружия…
«Если ты действительно хочешь быть актрисой… боюсь, другой режиссер Уралфильма не предложит тебе контракта. Тебе придется пытать счастья на Земле».
«Почему Уралфильма?» – недоуменно спросила Лилен.
«Так он тебе еще не сказал?»
Проклятый Макферсон получил приглашение от семитерранской студии. И принял его. И словом не обмолвился Лилен.
«Он собирался, – примиряюще говорил отец, пока она кипятилась. – Как раз сейчас».
…Лилен дулась до сих пор. Нукты чуяли ее настроение и метались вокруг иссиня-черным шипастым вихрем, рычали и свистели, пытались дознаться, отчего маленькая мягкокожая женщина так зла. Не следует ли доставить ей удовольствие, кого-то убив?
Папа с Майком пришли к полному взаимопониманию.
– Я работал в чистой цифре, – рассказывал Майк, пока камера в его руках оглядывала окрестности. – Лет в шестнадцать. Это очень увлекательное занятие для подростков. Конечно, есть интересные работы, Бо Лонг, к примеру, уже тридцать лет не выходит за рамки чистой цифры, но для этого нужно иметь определенный склад характера. И определенную эстетику. Я понял, что для меня это тупиковый путь…
Дитрих что-то спросил, солидно и благожелательно. Лилен не разобрала слов, занятая довольно кровожадной безмолвной беседой с альфа-самцом прайда Ладгерды.
– Конечно, полностью живое кино давно в прошлом, – ответил юношеский тенорок Майка. – Но оно должно выступать как цель. Которую невозможно и не нужно достигать. Плодотворен только синтез. А можно подняться как-нибудь над ветками, чтобы взять радиус по максимуму?
И потом он рассказывал, как снимали в прошлом – не трехмерное пространство на несколько метров вокруг, а один плоский прямоугольник, и даже редакция угла была невозможна, не говоря уже о замене объектов внутри кадра. Приходилось переснимать, делать множество дублей, но это было высокое искусство со своей спецификой. А ограничения, которые накладывает техника, только стимулируют воображение. Дитрих слушал с интересом, уточнял.
«Мы хотим, чтобы ты смогла реализовать себя», – сказала мама.
Лилен всегда полагала, что самореализация человека – это его личное дело. Теперь она чувствовала себя отвратительной эгоисткой: чтобы избежать проблем и не ставить родителей в зависимость от своих желаний, она должна была бросить так замечательно начавшуюся карьеру и провести остаток жизни соцпсихом.
«Решай», – сказали они.
– Понимаете, – соловьем разливался Майк, – в любом случае приходишь к необходимости создания персонажа. Сначала делаешь внешность. Потом понимаешь, что у него есть характер. И в итоге получаешь ту же символ-модель, только неживую. Нарисованную. Сколько символ-моделей ты можешь создать, не повторяясь? Природа куда изобретательнее тебя… с пейзажами так же. Можно сделать ярче, четче, но разве придумаешь новое небо? На Альцесте или на спутниках Сатурна, но прототип обязательно найдется…
Лилен фыркнула. Вспомнилось, как один незамутненный сокурсник рассказывал про ночное небо Альцесты. Вытаращив глаза: «Там полнеба звезды, а другие полнеба – х**!»
Впрочем, если уж так хочется увидеть Галактику извне, можно отправиться к Магеллановым облакам.
Лилен прыгнула на спину альфы, вцепилась в гребень и попросила поднять ее на секвойид – тот, огромный, с высохшей веткой у самой вершины. Майк внизу благоговейно ахнул, провожая ее двумя взглядами – собственным и запечатлевающего сенсора.