Увези нас, Пегас! - Сергиенко Константин Константинович. Страница 11

– Я первый влюбился, – говорит Кривой Початок.

– Нет, я первый, – говорит Чихни-Понюхай.

– Нет, я первый! – кричит Кривой Початок.

– Нет, я! – кричит Чихни-Понюхай.

Слово за слово и подрались. Лупят друг друга, по земле катаются. А хлопковая девочка Белая Коробочка преспокойно ушла домой.

Колотили, колотили друг друга приятели, шишек наставили. Потом сели на землю, отдышаться не могут. Кривой Початок говорит:

– Послушай, Чих, чего это мы подрались?

– Да что-то не помню, – говорит Чихни-Понюхай. – Кажется, от чего-то лечились.

– Не от простуды?

– Да вроде того.

Вот как умный мистер Кролик вылечил приятелей от любви. Он в это время аппетитно кушал капусту в огороде у Кривого Початка. Если тебе не отплачивают добром за добро, то возьми эту плату сам. Так всегда думал мистер Кролик. Так он и поступал.

Глава 11.

«Страшила» в путь собрался

Когда я в первый раз увидел «Страшилу», то просто остолбенел. Такое и во сне не приснится. Вот чудище так чудище.

«Страшила» стоял и пыхал серым дымом. Его труба с хорошенькую башню расширялась кверху, а потом снова сужалась и напоминала здоровенную урну. Паровоз такого типа встретишь не часто. На дорогах его называют «верблюд» за то, что бойлер не лежит, как у других, а стоит торчком. Над ним еще громоздится кабина размером с домик сторожа.

«Страшила» очень большой. Стоишь рядом с ним, как муха, даже до цилиндров не достаешь головой. Кто придумал такого урода? Ему даже имя постеснялись дать, только номер стоял – 13, но весь Гедеон звал «тринадцатого» «Страшилой».

Весь он какой-то неуклюжий, но мощный. Он всегда напоминал мне одного рабочего в Джексоне по кличке Горилла. В Горилле было не меньше шести футов роста и не больше одного фунта мозгов. Горилла имел привычку хватать в охапку и так сжимать, что глаза на лоб лезли. Так он чуть не удавил одного парня, который назвал его крысоловом. А в этом не было ничего обидного. Горилла родом из Флориды, всех тамошних, как известно, зовут крысоловами. Все дело в том, что у Гориллы не хватало извилин, но придавить он мог кого угодно. Все боялись Гориллу.

«Страшила» соперничал с «Пегасом». Машинист «Страшилы» Джеф Деннис, по кличке Кузнечик Джеф, и вправду был похож на кузнечика. Он выпархивал из будки и лазил по своей огромной машине с утра до ночи. Он мог висеть на трубе «Страшилы», как муха на потолке.

Джеф Деннис обожал «Страшилу». Он звал его «мой маленький». Он гордился тем, что «Страшила» брал с места состав в сто осей, доверху груженный тюками с хлопком. Вместо свистка он сделал «Страшиле» страшный гудок, и тот потрясал своим ревом Черную Розу.

Кузнечик Джеф много раз предлагал Моррису потягаться. Он брался перетянуть «Пегаса» на сорока футах, тогда как Моррис мог кипятить свой котел на полную катушку.

Моррис отвечал, что готов поиграть с ним в салочки.

– Ты будешь идти под белым пером, а я на тех же сорока. Зачем мне с тобой тягаться? Ты бегемот, а я австралийская динго.

Это выводило Кузнечика из себя. Все-таки скорость ценилась в Черной Розе больше, чем сила. Джеф Деннис клялся, что, когда переберет все подшипники и заменит тендер на более легкий, он побьет «Пегаса» и в гонке.

Но «Страшила» прославился раньше, чем Джеф Деннис перебрал подшипники и прицепил новый тендер.

В этот день на станции было столпотворение. Чуть не полгорода собралось. «Страшила» стоял, увитый зеленью и увешанный флажками. К нему прицепили открытую «люльку», тоже украшенную и расцвеченную.

«Рыцари Юга», самые богатые плантаторы, наняли «Страшилу» и собрались разъезжать по всей Черной Розе. Они назвали этот путь «рейс надежды».

«Рейс надежды» начался в Гедеоне с шума, крика, с пылких речей и грома духового оркестра пожарников.

На «люльку» взобрался мистер Смит, владелец двухсот негров, он же главный держатель акций железной дороги.

– Накипело! – крикнул он. – Я предъявляю Северу всего пять обвинений, а мог бы предъявить пятнадцать! Правдами и неправдами Север добился большинства в Сенате и Конгрессе – это раз. Он уничтожил закон о выдаче беглых негров – это два. Свободные граждане Юга! Мы теряем ежегодно миллион долларов на побегах черных, а Север получает рабочую силу!

Я посмотрел на нашего Вика. Он уютно устроился на черепичной крыше вокзала, сосал какую-то дрянь и безмятежно слушал мистера Смита.

– Граждане! – продолжал Смит. – Мало того, что Север отказывает нам в выдаче нашей собственности. Он делает все, чтобы потери наши росли! Он побуждает негров к восстанию, он выпускает мерзкие книги и прославляет таких, как Джон Браун! Это три!

– Позор! – заорала толпа.

– Мораль на Севере распалась! – кричал Смит. – Это четвертое обвинение. Посмотрите, что там творится! Религия приходит в упадок, церковь не посещают! Бедняки развращены бездельем и кормятся за счет филантропов. На Севере разрешен развод, там ничего не стоит бросить своих детей!

– Позор! – кричат гедеонские красавицы. Они нацепили на платья бумажные черные розы, а многие мужчины пришли с длинными картонными носами. Они вспомнили, что символ их штата дятел, а дятел упорная птица, всю жизнь он долбит и долбит.

– Мое пятое и самое главное обвинение! – говорит Смит. – Нам нет дела до того, чем занимаются янки. Пусть они погрязнут в своей жадности, пусть заплюют свой Север копотью, пусть каждый из них скопит миллион. Но почему они не оставят нас в покое? Почему они тянут свои грязные руки в наши края, почему развращают наших детей дешевыми соблазнами?

– Отделение! – кричит толпа. – Мы не хотим их знать! Мы отделяемся! Провести границу! Не пускать их сюда!

Я снова с опаской посмотрел на Вика. Быть может, здесь где-то Шеп О’Тул? Правда, еще несколько мальчишек устроились на крыше. Они швырялись сосновыми шишками, плевались из трубок горошинами и тоже вопили:

– Отделение! У-лю-лю!

Оратор за оратором сменялись на «люльке».

– Вы знаете, кто такой Линкин? – кричал один. – Или Линкорн, как его там?

– Линкольн, – поправили из толпы.

– Мне все равно, как его звать! Но я читал, что хочет эта обезьяна. Он похож на обезьяну, говорю вам! Я видел его портрет в газете! Он хочет отпустить всех черных на свободу, не спрашивая, хотят ли они свободы!

На платформу втащили какого-то перепуганного негра и спросили его:

– Ты хочешь свободы? Говори, не бойся! Никто тебя не тронет. Ты хочешь свободы?

– Нет, сэр, – ответил перепуганный негр. – Я не хочу.

– А почему ты не хочешь свободы?

– Что же я тогда буду есть, сэр? Ведь мой хозяин кормит меня. Если я буду свободным, никто не возьмет меня на работу.

– Но почему многие твои братья убегают на Север?

– Почем я знаю, сэр? Я никогда не убегал. Хозяин кормит меня и никогда не бьет.

– Смотрите! – кричал оратор. – Пока он не хочет свободы! Но он захочет ее, говорю вам, захочет! А когда он захочет свободы, он пойдет дальше. Он выгонит вас из ваших домов и захочет в них жить. Он захочет быть вашим хозяином!

– Но я не хочу быть хозяином, – сказал негр, и лицо у него посерело. Он почувствовал, что дело принимает скверный оборот.

Но оратор проявил милость. Толпу южан всегда можно довести до того, что она растерзает любого негра. Тем более такого, который «хочет стать хозяином». Но сегодня этого не случилось. Негра отпустили.

– Если президентом изберут Линкина, нам крышка! – сказал оратор. – Он превратит Юг в мусорную яму для своих заводов!

– Хотим Брекенриджа!—закричала толпа.

– А я говорю вам, что будет Линкин! За него весь Север, а там живет двадцать миллионов. У нас один выход – отделение!

– Отделение!—закричала толпа.

– И это отделение начнет Черная Роза!

– Славься, Черная Роза! Пусть сбудутся наши грезы! – хором запела толпа.

И тут я увидел Шепа О’Тула. Он стоял перед самой «люлькой» и, широко разевая рот, пел вместе со всеми: