Еще не все потеряно - Серова Марина Сергеевна. Страница 7

Наутро я поднялась ни свет ни заря, раньше всех, полная сил и здорового оптимизма. И не только проведенный на природе день был тому причиной, хотя он, конечно, влияние свое оказал. Пассивно-криминальное дело, взятое мною недавно в руки, звонком Веры Филипповой поворачивалось неожиданной, будоражащей воображение стороной. С этой мыслью я вчера заснула и с нею проснулась.

Представьте себе состояние художника, изучающего шероховатости на чистом, только что натянутом на подрамник холсте и воображающего, сколь поразителен будет родившийся благодаря его стараниям шедевр. Представьте себе его состояние, и вы меня поймете, если имеете хоть маленькую толику воображения.

До того как поднялись мои друзья, я успела продышать легкие, хорошо размяться и как следует поработать над суставами и связками. К моменту, когда в дверях занимаемого Кирьяновыми номера появились их мятые, заспанные физиономии, я выглядела бодрой и свежей, как дитя после прогулки.

— Танюха, да ты ложилась ли? — удивился Володя моему виду, зная, как бережно я отношусь к утреннему сну.

— Нет, на шабаш ездила! — рассмеялась я.

— Мам, что такое шабаш? — спросил один из сорванцов, теребя Нину за полу халата, в то время как другой одаривал меня круглощекой улыбкой.

— Съезд нечистой силы, — пояснила она, стараясь отделаться от его рук.

— Слет! — поправил ее Володя, хлопая глазами.

— А почему нечистой? Тетя Таня вот же какая чистая, даже блестит!

— Это она перед вами вид делает, — пояснил им отец и, шутовски подняв плечи, затрусил по коридору с полотенцем на шее в сторону умывальника. Мальчишки с криками бросились вдогонку.

Выехали мы позже, чем мне хотелось бы, но все же раньше, чем планировали вчера. Мне было неудобно перед Кирьяновыми за спешку, они радовались этой поездке, особенно малыши, но делать нечего — так было надо.

Мальчишки, быстро потеряв интерес к созерцанию однообразных зимних пейзажей за окнами машины, открыли на заднем сиденье боевые действия, используя в качестве границ суверенных территорий материнские колени, Владимир сидел рядом со мной и слушал новости, транслируемые по приемнику, а я управляла машиной, сосредоточившись на дороге, перегороженной кое-где небольшими снежными заносами.

Нет, я не ломала голову над звонком Веры Филипповой, я приняла его как факт, как обстоятельство, оживляющее дело. Ни к чему страдать над вопросами, ответов на которые не отыскать от нехватки информации.

Утро разгоралось, неся с собой солнце и легкий, веселый морозец.

Вдалеке от дороги, на отлогом пригорке, открылись взгляду гроздья крохотных от расстояния домишек с занесенными крышами. Кое-где над ними поднимались вверх столбики дыма. Люди печи топят. Проехали укатанный до блеска проселок, ведущий в ту сторону.

Нина откуда-то достала пластиковую бутылку со свежезаваренным чаем, зашуршала пакетами, и возня сзади затихла.

— Володя, место то самое?

Он глянул на деревеньку, прикинул что-то про себя.

— Да, Нинок, оно. Повернулся ко мне:

— В этой деревне у мужа Нинкиной подруги родители живут. Как ее звать? Наталья. В начале лета повезла Наталья сына к свекрам, на козье молоко. Оставила. Не в первый раз, дело проверенное, а он там через две недели клад нашел, в лесочке. Что? У пруда? Ну пусть у пруда.

Дело было так. Ушел этот оболтус к своим местным друзьям из избы с утра пораньше, а к обеду не вернулся. Дед с бабкой суетиться начали, по соседям забегали. Что? Опять не так? Ну рассказывай сама, а я уточню потом.

Нина охотно взяла на себя инициативу:

— Девять лет мальчишке, в третий класс перешел. Наташка его в деревню забросила, а сама ремонтом занялась дома.

— Да ты к делу давай! — перебил ее Владимир. — Она сейчас сообщит, кем ее Наташа работает и сколько получает!

— Вы рассказывать-то будете? — прервала я начинающуюся перепалку.

— Денис действительно с утра ушел, сказал, что на пруд собирается, купаться, и чтоб к обеду его не ждали. Его и не ждали, а он вернулся. Молчаливый такой, таинственный! Бабка его за стол усадила, подала что у нее было, присмотрелась и ахнула! На шее у мальчишки цепь золотая в палец толщиной, с крестом! Я и тебе, говорит, бабанька, подарок принес, и деду тоже! У деда с бабкой глаза повылезали, когда увидели, чем у него карманы набиты. Оказывается, купались они с дружком и нашли в камышах сумку. Ногами нащупали, на дне, в грязи притопленную. Еле выволокли — для веса в ней еще булыжник здоровенный был. Взяли себе из нее понемногу, что понравилось, а остальное под деревом в землю зарыли, как пираты поступали.

Дед с бабкой кинулись было к родителям Денискиного дружка, глядь, а те сами навстречу по улице чешут.

Золото вырыли, вымыли, разложили на полу, на газетке, и собрали совет. Хоть и выпили во время него для ясности, но решили все же по-деревенски здраво, что, во-первых, такое количество, да в одном месте, да еще спрятанное в воду — это, ой, неспроста. А раз так, то и не к добру. Во-вторых, что со всем этим делать? В городе в скупку отнести? Там спросят, где взяли. Ларечникам по частям продавать постепенно? Так это в городе жить надо, иначе не управишься. В-третьих, а может, грабленое золото-то, может, кровь на нем? Попадешься с продажей — на тебя же и навесят. Кто же сказочке поверит, что клад нашли! Короче говоря, сдали все это властям, к величайшему огорчению мальчишек. Деревенские потом долго гадали — откуда сумка в пруду взялась? И милиция ничего не поняла. Да, Вов?

Володя покачал головой:

— Дело о клещиховском золоте, так его называли между собой. По инстанциям поднялось оно быстро, дошло до областной прокуратуры и там осело.

Уж больно значительная сумма получалась даже просто с количества металла. В сумке его было около четырех килограммов, если мне память не изменяет. Экспертиза установила примерное время пребывания этого груза в воде. Стали смотреть, что произошло странного в деревне близко к этому сроку. Выяснилось — да, было, убийство деда одного одинокого. Жил-был старик, никого не трогал, никого не обижал. В огороде копался, рыбку для кота в пруду ловил и в ус не дул. Но с некоторых пор повадился к нему из Тарасова, это за тридевять земель, заметьте, один крутой бизнесмен, делающий деньги на перепродаже маковой соломки. Ездил, ездил, да и пришиб деда. Как вырвавшийся на улицу цепной пес. За что и посадили его. На следствии объяснялся: мол, под «дурью» был, не знал, что творит.