Казусы частного сыска - Серова Марина Сергеевна. Страница 5

– Ладно, проехали.

Я выбралась из машины. Техник как раз закончил общий осмотр и подошел ко мне. Я достала с заднего сиденья свою сумочку с «шпионскими» аксессуарами. Перекинула ее через плечо.

– Так все нормально, по мелочи только там... А вот стекло лобовое, – он скорбно зацокал языком, как будто отсутствие у кошкинского «Ситроена» лобового стекла причиняло ему чудовищные душевные страдания, – стекло такое сейчас дорого стоит. Вы хотите тонированное?

Я вопросительно посмотрела на выбравшегося из машины Александра Александровича.

– Да какое там тонированное... к матери... – отмахнулся он, – обычное поставьте. Во сколько обойдется?

Техник, увидев, что, несмотря на дорогой костюм и крутую тачку, у господина с деньгами туговато, тут же перестал делать вид, будто глубоко сострадает искалеченной машине. Речь служащего сразу же стала суха, и даже смотрел он на нас несколько свысока. И цену назвал небрежно так, словно бы заранее знал, что нам это будет не по карману.

– Делай! – сказала я служащему и, кивнув Кошкину в сторону стоящего неподалеку маленького кафе, вытащила сигареты. – Пойдемте, Александр Александрович.

Как и следовало ожидать, кафе оказалось еще хуже, чем то, где Кошкин впервые назначил мне встречу. Мы сели за столик. Лишь спустя несколько минут к нам скучающей походкой подошел неухоженный дяденька средних лет – официант.

– Заказывать... что будем? – зевая и страдальчески морщась, осведомился он.

– Кофе, – ответила я, – и пока все.

Официант прищурился, вздохнул, обдав нас сивушным перегаром, и удалился. Я вдруг прямо-таки физически почувствовала, как ему хочется опохмелиться. Ну и кафешка, просто дыра какая-то.

– Контингент... – многозначительно произнес Кошкин.

Надо же, какие слова знает Александр Александрович – «контингент».

– Итак, возвращаясь к теме нашего разговора, – произнесла я, – тот самый кардинальный шаг, предпринятый Воробьяниновым и О. Бендером в начале их поисков, о котором я начала говорить...

При упоминании литературных персонажей Кошкин снова скривился.

– Простите, – усмехнулась я, – так вот, тот самый кардинальный шаг был какой? Они пошли к старичку Коробейникову, вернее, пошел один Остап... Ну ладно... Короче говоря, нам нужно узнать, куда распределили ваши стулья. Вопрос в том, где узнать?

– Да не надо ничего узнавать, – устало проронил Кошкин, – я вчера уже все раскопал.

Здорово! Честно говоря, такой прыти я от своего Кисы Вороб... пардон, Александра Александровича Кошкина не ожидала.

Он достал из кармана блокнот:

– Вот, посмотрите, – и протянул его мне.

Я посмотрела. Так-так, интересно. Все двенадцать стульев расписаны. Весь гарнитур. Вот это да! Надо же, как раскидали! Хотя проникнуть в подобные заведения для меня – просто раз плюнуть. Я медленно прочитала весь список. Потом еще раз, чтобы он накрепко отпечатался в памяти: два стула – Дом творчества юных, два стула – бассейн «Молодость», еще два – районное почтовое отделение и еще – ого! – городская администрация, три стула – прокуратура города – тоже весело, и один стул – частное лицо – Троенько Михаил Васильевич.

– А кто это такой – Троенько Михаил Васильевич? – спросила я.

– Следователь, – мрачно ответил Кошкин.

– Это он арестовал ваше имущество? – поинтересовалась я. – Поэтому вы его знаете?

– Да нет, – несколько даже самодовольно ответил Кошкин, – не он. Он такими делами не занимается. А знать-то я знаю почти всех из нашей прокуратуры. Приходилось сталкиваться...

– Ну, коль вы его знаете, – сказала я, прикуривая, – с него и начнем...

– Да нет! Нет! – замахал на меня руками Александр Александрович. – Нельзя с него начинать. Ты не поняла меня! Если я его знаю, это не значит, что мы хорошие знакомые. Скорее наоборот. Когда Троенько прочухает, что нам зачем-то нужны стулья, он... Хитрый черт!

– Хорошо, – согласилась я, – еще один конкурент нам и правда ни к чему. Тем более что у него всего один стул. Минимум, так сказать, шансов.

– Вот именно, вот именно, – закивал Кошкин.

Нам принесли кофе. Растворимый, как и следовало ожидать, причем слабый – одна вода.

– Что-нибудь еще? – бесцветным голосом поинтересовался похмельный официант.

– Ничего пока, – бросил ему Александр Александрович.

Официант постоял еще несколько секунд, словно колеблясь, спросить нас о чем-то или не спросить. Вздохнул, ничего не спросил и уныло удалился.

– А послушайте, – отхлебнув так называемый кофе, спросила я, – этот ваш Никошкин не может быть связан со следователем Троенько? Так, на всякий случай?

– Нет, – Кошкин недоуменно посмотрел на меня, – никак не может. Какие у них могут быть связи? Ментов, которые на теневиков работают в нашем городе – честь ему и хвала, – раз-два и обчелся. Человека четыре всего, – он пожал плечами, – Троенько точно не из таких.

– По-оня-атно, – протянула я. – А что, если Никошкин тоже заполучил эти сведения? Насчет стульев? Куда их распределили?

– Исключено! – твердо ответил Кошкин. – Человек, который предоставил мне эти сведения, дружок мой старинный. Не то что, – тут Кошкин с ненавистью клацнул зубами, – не то что этот Никошкин.

– М-м... – неопределенно отозвалась я.

Ох уж эти мне верные друзья! В институте и в отряде «Сигма» нас учили не доверяться до конца никому. Даже товарищам по учебе, даже бойцам своего отряда. Вот так-то.

– Может быть, еще что-нибудь закажете? – снова раздался над ухом тоскливый голос официанта. Кошкин даже вздрогнул. – Куры есть, гриль, салаты...

– Вам же сказали – пока нет, дайте поговорить спокойно! – рявкнула я на него.

Официант без всякого выражения на помятом лице посмотрел на меня и тихо отошел.

– Бумаги, в которых были эти сведения, – понизив голос, сообщил мне Кошкин, – уничтожены. Данные остались только в моем блокноте.

Я с одобрением кивнула. Неплохо Александр Александрович работает. Для роли Ипполита Матвеевича совсем неплохо. Закурив еще одну сигарету, я вырвала из блокнота листок со списком, потом еще один следом, на котором едва заметно отпечатался этот список, и, щелкнув зажигалкой, подожгла их.

– Эй! Эй! – закричал на все кафе Кошкин. – Что же ты делаешь? Как же мы теперь?!

– Страховка, – любуясь оранжевым пламенем, объяснила я. – Вдруг вы блокнот потеряете? Или вытащат его? – Я едва удержалась, чтобы не добавить – «с трупа».

– Да, но как?! – продолжая сокрушаться, спросил шеф.

– Просто, – объяснила я, – я же все запомнила. На мою память, Александр Александрович, уж поверьте, можно положиться.

Он вздохнул и замолчал.

Я допила свой кофе и опустила догорающие листочки в чашку. Ложечкой размешала пепел.

– Вам еще кофе? – снова раздался над нами голос неуемного официанта. Он покосился на меня. – Между прочим, мусорить у нас нельзя. За чашечку придется заплатить.

– Да на! – обозлившись наконец, заорал на него Кошкин. – Вот прилип, как этот... – Он достал из бумажника пятидесятирублевую купюру и бросил ее на стол. – Хватит?!

Я успела заметить, что в бумажнике оставалось еще несколько таких же бумажек. Негусто.

Официант-надоедала хотел было что-то еще нам сообщить, но, посмотрев на зверски перекошенное лицо Кошкина, только еще раз вздохнул и страдальчески сглотнул. Было видно, что его мучает изжога. Так-то, голубчик, не надо пить!

– Пойдем, – поднялся Кошкин, – посмотрим, что там они с моей тачкой сделали.

Оставив страдающего похмельем работника кафе убирать наши чашечки, мы выбрались наружу.

За лобовое стекло кошкинского «Ситроена» мне пришлось отвалить кругленькую сумму. Ничего, потом сочтемся. Надеюсь, что у драгоценностей Александра Александровича будет другая судьба, нежели у сокровищ мадам Петуховой.

Конечно, неплохо, если денежки провинциального предпринимателя послужат государству, как воробьяниновские бриллианты, но... Мне же тоже нужно чем-нибудь питаться?