Мешок с неприятностями - Серова Марина Сергеевна. Страница 13

Наконец шаги проскрипели по коридору, и «лучший сыщик всех времен и народов» три раза стукнул кулаком – не слишком, впрочем, сильно – в дверь моей опочивальни. Ага, вот и второй тайм...

– Эй! Выходи, слышишь?

– Не гони лошадей, капитан. Я еще не готова. Не могу же я ехать в ваш гадюшник без макияжа: еще подумают, что я уже посыпала голову пеплом.

– Ч-черт!.. Ладно, выходи. Поговорим... по-хорошему.

– Как-как? – Я вложила в тон вопроса все свое ехидство. – «По-хорошему» – это значит без мордобития и выкручивания рук? Спасибо, товарищ капитан милиции: ради меня вы идете на такие неслыханные нарушения профессиональной этики. Тронута, сдвинута, почти опрокинута. Сейчас пущу слезу умиления!

– Слушай, Таня-джан, кончай выдрючиваться, а?

Голос Папазяна зазвучал так буднично и устало, что я удивилась.

– Или я вот что сейчас сделаю: просто возьму камушек, который валяется у тебя на столе в кухне, и отвезу его Морозову в городскую прокуратуру. И попрошу приобщить к материалам следствия мои показания о том, где я откопал эту безделицу. Думаю, он скажет мне «спасибо». И знаешь почему? Да потому, ара, что у него уже есть один такой камушек: его изъяли на месте убийства бывшей жены Альберта Кравчука. Бедняжке – я имею в виду женщину – перерезали горло в симпатичной церквушке, куда она зашла, должно быть, помолиться о спасении души. Что ты об этом думаешь, дорогая? Вай, да ты, похоже, проглотила язык... Так вот: точно такой же тигровый глазок, какой тебе, по твоим словам, подбросила соседская девчонка, нашли на месте преступления. Есть версия, что из этих камушков были сделаны четки, принадлежавшие убийце.

Я пулей вылетела из спальни.

– Четки?

– Четки, ара, четки. Я вижу, тема разговора тебя заинтересовала, да? Кстати, эксперты сказали, что четки эти родом с Арабского Востока и им лет пятьсот-шестьсот от роду. Так что посоветуй этой самой девчонке быть поосторожней с подобными раритетами.

Что тут скажешь? Это был такой мощный пенальти в мои ворота, который враз разметал всю оборону. Несмотря на позиционные преимущества, игра была проиграна вчистую. Но сейчас это меня уже мало волновало: гораздо важнее были четки с Востока. Значит, я была на верном пути!

– Ну конечно, то-то мне показалась странной эта бусинка! Я могла бы сама догадаться: сколько раз видала подобные штуки у своих приятелей, арабских студентов. Стало быть, там остался еще один камушек...

Я осеклась. Гарик смотрел на меня, ухмыляясь по-волчьи.

– Конечно, Таня-джан, у тебя ведь не было времени обыскать все как следует. Надо было заметать следы и смываться, пока не застукали! И за что же, интересно, ты пришила несчастную? Может, она приревновала тебя к своему бывшему муженьку? Ведь вы с Альбертом Кравчуком, кажется, теперь коллеги, а?

Я похолодела: ему и это известно! Ну, ментяра...

– Думай, что мелешь, капитан! – огрызнулась я. – Не хуже моего знаешь, что Ирину я не убивала. А мое расследование по рынку «Южный» – если ты это имеешь в виду – тебя не касается.

– Ошибаешься, ара. Ты очень ошибаешься, если думаешь, что криминальная эпопея Кравчука касается только тебя и твоего клиента Фарида Тагирова. Сколько раз я тебя предупреждал, что с твоей стороны по меньшей мере легкомысленно недооценивать милицию, но ты все равно не хочешь видеть дальше собственного носа! И по-прежнему суешь его туда, где без тебя уж точно обойдутся. Гляди, останешься без носа, Татьяна! А заодно и без башки.

– Хватит мне лекцию читать, ты не в школе МВД, капитан! Ишь как разошелся, Цицерон из «красного дома»! «Без тебя обойдутся»... Черта с два! Да у вас под самым носом, у всех ваших РУБОПов и ОБЭПов, скромный заместитель директора муниципального рынка создал разветвленную преступную организацию! Спрут разрастается, жиреет, высасывает доходы из казны, душит людей своими щупальцами, а вы мышей не ловите и в ус не дуете. «Моя милиция меня бережет»... Сперва посадит, потом стережет!

Гарик восхищенно прищелкнул языком.

– Нет, это ты у нас Цицерон, ара! Вай-вай-вай, тебе книжки надо писать, Таня-джан. Или в Думу баллотироваться. Как тебе идейка, а? Меняю на твое... как это... «сперва посадит, потом стережет». Класс! Никогда не слыхал.

– Похоже, ты еще о многом не слыхал, капитан.

Папазянчик подцепил меня под руку и прикрыл дверь за моей спиной: по-видимому, вид спальни его немного смущал. Когда-то в пылу разборки на сексуальной почве он поклялся, что не переступит порога моей спальни, пока я сама не стану умолять его об этом. Наверное, до сих пор надеется...

– Ладно, гражданка Иванова, я не собираюсь обсуждать с вами работу тарасовской милиции, на то есть другие инстанции. Так ты говоришь, я еще многого не знаю? О'кей, я с тобой согласен. Вот я и пришел, чтобы ты просветила меня, тупого мента. Сейчас мы с тобой пойдем на кухню, ты сваришь еще кофе... А можешь и коньячку плеснуть, я не откажусь... Сядем рядком да поговорим ладком.

– Ничего я тебе не скажу.

– Нет, Таня-джан, скажешь как миленькая! Ведь ты помнишь наш уговор: ты – мне, я – тебе. Или ты думаешь, я за красивые глазки отдал тебе эти самые четки? К тому же ты отлично знаешь, что Гарик Папазян – не только твой старый друг, но и мент, зловредный и, как ты выражаешься, поганый. И при определенных обстоятельствах он может забыть про дружбу, зато устроить тебе много мелких пакостей.

При этих словах мерзкий шантажист послал мне поистине голливудскую улыбку – не меньше чем на тридцать зубов.

– Только я очень не советую тебе, дорогая, вынуждать Гарика это делать! Старина Гарик хотел бы и дальше оставаться твоим другом. Ради этого он готов даже позабыть, что он капитан милиции, – на время, конечно. Тем более что сегодня он, как ты заметила, совсем на милиционера не похож!

Последнее замечание было очень существенно: оно означало, что все сказанное этой ночью в моей квартире останется между нами. До тех пор, разумеется, пока Гарик не сочтет, что дальнейшее утаивание от следствия моей персоны будет означать прямой урон отправлению закона.

В создавшихся условиях это был максимум, на что можно рассчитывать. С тяжелым вздохом – ночь на сегодня отменяется! – я поплелась на кухню...

Когда большие часы в комнате пробили четыре часа утра, Гарик поднялся с табуретки. В сизом сигаретном дыму я почти не видела его лица.

– Мне пора, дорогая. Если я не посплю хоть пару часиков, то... – Поморщившись, он содрал с шеи скособочившуюся бабочку, расстегнул ворот сорочки и с наслаждением растер кадык. – Вот гадость, совсем задавила! Вообще-то полковник отпустил меня до обеда, но теперь придется кое-что предпринять с утра пораньше.

– Папазян, не забудь, что ты мне обещал!

– Папазян никогда не забывает, что он обещал, ара. На пару дней я, пожалуй, сделаю вид, что ничего не знаю. Но только на пару дней, Таня-джан! И то если ты в свою очередь обещаешь забыть про убийство Ирины Кравчук и про Махмуда.

– Но, Гарик...

– Что – «Гарик»? Я сказал! Не смей соваться в это, Татьяна. Тебе ясно? Ты что – совсем глупая? Не понимаешь, что дело табак, что Морозов идет по твоему следу, как гончая? По меньшей мере три свидетеля видели, как ты входила в церковь Кающейся Магдалины аккурат в то время, когда там была убита Ирина Кравчук. Но никто не видел, чтобы ты выходила оттуда...

– Свидетели видели блондинку со стрижкой каре, в темных очках. Никто не сможет меня опознать, ты же сам сказал! Моих «пальчиков» они там тоже не найдут. Хуже обстоит дело с алиби, однако к тому времени, когда догадаются меня о нем спросить, я что-нибудь придумаю.

– Татьяна, не будь наивной! Я же вот догадался, что в этом дельце без тебя не обошлось, а Морозов тоже не дурак.

Я сомкнула пальцы на его голой шее под воротником рубашки, посмотрела в глаза многозначительным взглядом.

– Но Морозов не состоит со мной в многолетней, почти интимной дружбе, Гарик-джан. Откуда ему знать меня так, как знаешь ты, ара?