Мешок с неприятностями - Серова Марина Сергеевна. Страница 33

– Вот то-то и оно – полковник Колесниченко! Все полковники одним миром мазаны.

– Хм... Посмотрим, что ты запоешь, когда сам полковником станешь. А во-вторых...

– Ах что вы, что вы... Гарик Папазян до этого не доживет.

– Разговорчики, капитан! Не заставляй меня поступать с тобой по уставу... Во-вторых, я хотел сказать, что ты не так далек от этой цели, как тебе кажется. Самоуправство самоуправством, а Колесниченко прекрасно знает, кому он обязан задержанием Акмерханова. И не только он один. Так что... Ладно уж, скажу вам, хоть это и не моя компетенция. В общем, готовь дырки под майорские звездочки, капитан!

Слушать их было сплошное удовольствие, но именно теперь – увы! – я не могла им насладиться в полной мере. Слишком многое еще надо было узнать, а врачиха могла выставить визитеров в любую минуту. Поэтому решила прервать этот диалог, не удержавшись, правда, от ехидства:

– Еще одна трогательная сцена: умудренный опытом старший офицер отечески напутствует молодого горячего капитана. И не важно, что «отец» и «сынок» почти одногодки и вся разница между ними – в званиях да в названиях «фирм», которые, что характерно, обе не вяжут веников. Теперь и меня слеза прошибает! Нет, вы мне вот что объясните: какого черта ты, Гарик, оказался в Гаевке, когда я ждала там ребят из ФСБ? – Не дав Папазянчику ответить, тут же повернулась к Кедрову: – Святой отец тебе звонил, Сергей Палыч?

Но первым ответил все же Гарик:

– Ты имеешь в виду падре Леопольда Крайновского, дорогая? Не знаю, звонил ли он Сергею Палычу, а вот мне – точно звонил. Причем называл почему-то именно Сергеем Палычем, пока я популярно не объяснил, что я – Гарик Хачатурович. Может быть, святого отца попутал бес, а может, одна наша общая знакомая так зашилась на своем частнодетективном поприще, что перепутала телефоны своих «служб спасения». Не знаю, не знаю! Во всяком случае, Крайновский уверял меня, что набрал тот самый номер, который дала ему ты. Клялся и божился, что ошибка исключена: мол, у него с цифрами полный порядок. Да и я тоже думаю: если не ты сама назвала ему мой контактный телефончик, которого нет в справочнике, то откуда же он его узнал?

– Гарик... Значит, я вместо кедровского номера продиктовала Леопольду твой? Не может быть!

Я готова была провалиться сквозь землю: так осрамиться сразу перед двумя коллегами.

– Вай-вай-вай, отчего же не может, дорогая? Я польщен: стало быть, Гарик Папазян засел в твоем подсознании гораздо крепче, чем какой-то Кедров, хоть он и представляет столь серьезную организацию.

Мы все рассмеялись, причем я – довольно принужденно, пытаясь скрыть смущение. Выходило, что балаболка Гарик прав насчет подсознания, а мне очень не хотелось это признавать...

– Вот таким вот образом ты, Татка, и лишила меня лавров победителя Лечи Акмерханова, знаменитого террориста, – отшутился Кедров. – Крайновский позвонил Папазяну, думая, что звонит мне. Ну а остальное ты легко можешь дорисовать в своем воображении: Гарик Хачатурович вытянул из святого отца всю душу вместе с информацией и помчался штурмовать Башню. Но так, как получилось, – к лучшему. Падре не смог бы все равно до меня дозвониться, потому что я позавчера вечером был далеко от Тарасова. Возникло, понимаешь, одно неотложное дельце на границе с Казахстаном.

– «Посылка» в Ичкерию? – догадалась я.

– Она самая.

– Значит, перехватили? Но как?

– А ты думаешь, старушка, без твоей помощи ФСБ и шагу ступить не может? Ошибаешься. Да, мы упустили Акмерханова, но знали, что группировка Кравчука затевает серьезное дело. Кстати, зря ты думала, что деятельность «скромного заместителя директора рынка» совсем не интересовала компетентные органы. Интересовала, да еще как! И не один твой клиент Тагиров считал, что «спруту» пора обрубить щупальца...

Я вытаращила глаза: слова про спрута я говорила не Сереге, а Гарику! Ну, что-то я уже совсем ничего не понимаю...

– Между прочим, в деле базарной мафии ФСБ и УВД работали в тесном контакте, коллега. Усекаешь, о чем я?

Оба моих друга хитро переглянулись и в один голос продекламировали:

– Фирмы веников не вяжут!

За разговорами мы не услышали, как по коридору простучали строгие каблучки, и опомнились только тогда, когда докторша заглянула в палату.

– Вы еще здесь? На выход, прошу на выход. Вы мне обещали не утомлять больную!

После этого сурового выговора и фээсбэшник, и мент выглядели проштрафившимися школьниками, которых застигла врасплох учительница.

– Уходим, уходим. Доктор, еще минуточку!

– Даю две минуты. Но не больше. Вы же не хотите сорвать Татьяне водные процедуры, правда?

Когда врач вышла, Сергей поднялся со стула:

– Мне и в самом деле пора, Татка: дел куча! Извини, что нагрянул к тебе экспромтом, без цветов. Замотался, понимаешь... Да у тебя тут и так дендрарий, я смотрю. Денька через два, говорят, будешь как новенькая, тогда и поговорим. Да, чуть не забыл: падре Леопольд передает тебе пламенный привет и свое благословение. Кстати, он вчера к тебе заходил, но его не пустили: вы, Татьяна Санна, изволили отдыхать. Сказал, что сегодня еще зайдет обязательно.

– Спасибо. Ах, Леопольд! Он просто душка, – произнесла я с придыханием и метнула мстительный взгляд в сторону Папазяна. – Даром что святой отец...

Серый приложился к моей щечке.

– Ты идешь, капитан?

– Валите, валите, коллега. Я догоню.

Проводив глазами дородную кедровскую фигуру в белом халате, Гарик интимно наклонился ко мне.

– Хотелось бы, дорогая, хоть одним глазком взглянуть на твои водные процедуры. Может, я под кроватью посижу, а?

Я искренне расхохоталась.

– Не советую, Папазянчик. Может случиться беда.

– Какая?

– На всю оставшуюся жизнь пропадет охота!

– Ну, ара! Страсти какие. Что же они тут с тобой делают, эти эскулапы?

– Во всяком случае, ничего более страшного, чем делали те, в Башне. И особенно – что могли бы сделать.

Шаловливая улыбка мгновенно стерлась с лица Гарика. Ее место занял жутковатый оскал: он появлялся всякий раз, когда заходила речь о тех, кто «по ту сторону». Как у Высоцкого: «Улыбнемся мы волчьей усмешкой врагу...»

– Знаешь, Таня-джан... прости ты меня! За то, что упустил тебя на рынке позавчера. Не я, конечно, упустил – ребята, но все равно я виноват!

Чтобы Гарик Хачатурович просил прощения, да еще так смиренно... Поистине, сегодня день сюрпризов!

– Брось отливать пули, Папазянчик. Ты ни в чем не виноват, сама дура! Вот и внутренний голос меня предупреждал...

– Нет, ара! Я должен был послать на «Южный» старых сыскарей, а не малоопытных юнцов. Немудрено, что Кохнадзе обвел моих людей вокруг пальца. И ведь именно в этот день ты сама сунула голову в петлю! Но откуда мне было про то знать... Вай, Таня-джан, Таня-джан!

Гарик смятенно замолк, и только глаза да пальцы, которые он просунул между моих и забыл убрать, выдавали клокотавший в нем вулкан. Все это, должна сказать, вызывало во мне определенные ассоциации, и они были чертовски приятны.

– Да, дорогая! Я все забываю спросить тебя о главном: как ты выбралась из подвала Башни? Что подземным ходом – понятно, но как тебе удалось?

Мне стало стыдно: я тоже забыла об этом.

– Али! Гарик, помнишь, позавчера, в Гаевке, я говорила тебе про Али?

– Помню, но тогда я ни черта не понял, признаться. Думал, ты бредишь. Только потом дошло, что ты, видимо, говорила про Алика Кадыр-оглы по кличке Али, боевика из группы Акмерханова, который был с ним.

– Да, да! Что с ним? Это же он спас меня, Гарик!

– Али? Ты, наверно, шутишь...

Папазянчик посмотрел на меня с таким выражением, как будто я все еще бредила.

– Какие там шутки! Если б не этот парень, я бы не беседовала сейчас с тобой. Али спас мне жизнь, и не один раз, а трижды! Он жив?

– Вай-вай-вай... Алик Кадыр-оглы, головорез из головорезов! Честное слово, дорогая, если б эту сказку рассказал мне кто-нибудь другой, а не ты, я бы поднял его на смех. «Спас жизнь»... И каким же образом, позволь узнать?