В поисках легкой наживы - Серова Марина Сергеевна. Страница 18
Кубики клацнули о полировку журнального столика и застыли в комбинации:
19+5+33 – «Вас ожидают семейные размолвки или чья-то болезнь».
Мило. Особенно, если учесть то, что никакой семьи у меня отродясь не было. Нет, мама и папа у меня, конечно же, имелись. Я не из пробирки. Но на данном этапе я совершенно одинока, я это хочу сказать.
Не знаю, что имели в виду кости. Поживем – увидим. Может, у них просто нет сегодня настроения отвечать на мои вопросы, потому и пошутили.
– Будем считать, что именно так. Я поняла вас, косточки. Хоть вы меня и не наставили на путь истинный, но побеседовать с вами мне все равно было приятно.
Я специально им польстила, чтобы в следующий раз они более внимательно отнеслись к моим вопросам. И не прикалывались в ответственный момент.
Скажу вам так, милые косточки: я – женщина, я разозлилась. И я хочу отомстить. Она (Дашка стерва) у меня попляшет, запомнит Таню Иванову на всю оставшуюся жизнь. И пусть меня осудят потомки, наплевать. Я живу сегодня. А завтра будь что будет.
Насчет сегодня сложно. Пока я для себя решила так: кто сверлил, тот и убил. И сегодня я должна совершенно точно узнать, что в квартире Людмилы Васильевны действительно не пилили и не сверлили, так же, как в квартире Елизаветы Ивановны.
Я на всякий случай позвонила Людмиле Васильевне и уточнила насчет странных звуков.
– В это время я всегда на работе, Таня.
– И слесарей не вызывали?
– Нет. Не было надобности. В моей квартире уж точно никто ничего не пилил и не сверлил. Гарантирую. А что, это так важно?
– Может быть. Пока я ничего не знаю. Вы мне лучше подскажите, когда бывает дома ваша неуловимая соседка?
– Вы о ком? О тете Лизе, что ли?
– Разумеется.
– Вообще-то она пенсионерка. Должна быть дома. А там кто ее знает. Правда, иногда она к кому-то ездит посидеть с ребенком. Не каждый день, но такое бывает.
Кажется, пора бросать заниматься частными расследованиями. И уйти на пенсию. Или в монастырь. Самокритика иногда полезна. В голове точно сумбур. Кто пилил, тот убил. Прямо в рифму. И Данюшка к этому приложила свою белую рученьку. Не сомневаюсь. А может, и сомневаюсь. Трудно определиться.
Все из нее вытрясу. Несмотря на то, что на момент смерти мужа она развлекалась и теперь пустила это неопровержимое алиби в ход, на беленькую и пушистенькую она не тянет.
Вперед, Татьяна Иванова!
Я позвонила Дарье домой, чтобы убедиться, дома ли она.
– Что вам нужно, уважаемый лжеоперативник? – Дарья начала разговор с хамства. Бог с ней.
– Я хотела бы поговорить с вами о возмещении морального вреда. Мы могли бы договориться сами, без свидетелей. Уверяю вас, вы останетесь довольны. Вы не будете против?
Против возмещения морального вреда Дарья ничего не имела. Во всяком случае, не отказалась меня принять, и то хлеб.
Через десять минут она открыла мне дверь и впустила в свое роскошное жилище.
Ей, видимо, было просто интересно, что конкретно я знаю. Поскольку первое, что она произнесла, было:
– Вы напрасно рассчитываете, что я отзову свое заявление, дорогая Татьяна Александровна.
Я как можно вежливее ответила:
– Я ведь не с пустыми руками сюда пришла (да простит меня господь, поскольку почти именно так и было). Обменяемся мнениями, впечатлениями. А там посмотрим.
– Присядьте, пожалуйста, милая Татьяна Александровна, – Дарья указала мне на кресло.
Я села, Дарья тоже. Правда, она не присела, а вальяжно развалилась. Театральным жестом извлекла из пачки «Мальборо», щелкнула зажигалкой и, улыбнувшись этакой сладенькой улыбочкой, произнесла:
– Угощайтесь.
Ничего. Сейчас она заговорит по-другому. И сигаретой ее угощаться не буду. У меня свои имеются.
Я тоже изобразила приторную улыбочку, достала из сумочки точно такую же пачку:
– Мои лучше. Хотите попробовать?
С юмором у Дарьи Михайловны не очень. Она не поняла, что я этим хотела сказать. Не поняла того, что на аргумент всегда найдется контраргумент. Она просто разозлилась.
– Если хотите знать, все ваши фокусы меня не волнуют. И ежели вы решили убедить меня забрать заявление, то зря потратили свое драгоценное время, любезная Татьяна Александровна. Думаю, что нам в общем-то не о чем разговаривать.
– Ну, зачем же вы так, Дарья Михайловна? Я-то летела к вам на всех парусах, хотела поговорить с вами по-хорошему. А вы так невежливо. Хочу вас огорчить: я совершенно точно знаю, что вы планировали убийство собственного мужа. И у меня есть доказательства этого факта. Хотите послушать? Очень интересный разговорчик. Милицию уж точно заинтересует.
Я извлекла из сумочки портативный магнитофон, который предусмотрительно прихватила. Включила запись, произведенную во время разговора Даши со своей драгоценной подругой.
Я, конечно, совершенно точно знаю, что для милиции это вовсе не послужит доказательством вины. Но эффект неожиданности, господа. Это всегда приносит плоды. Будьте уверены. Кроме того, она не знает, есть ли еще какие-нибудь камни у меня за пазухой. Дарья побледнела.
– Шпионка проклятая! Что тебе нужно?
– Уже и на «ты» перешли сразу? Нервишки у вас не в порядке, Дарья Михайловна, лечить надо. Покушение на убийство – тоже преступление. Так ведь? Вы же женщина грамотная. Не так ли?
Вдова нервно затушила свою сигарету:
– Я так понимаю, вы хотите, чтобы я забрала свое заявление.
– Разумеется. И не только это.
Дарья поднялась, достала из бара початую бутылку коньяка, принесла с кухни рюмки и вазу с виноградом.
– Выпьете?
– Нет, спасибо. Я за рулем.
– Как хотите. А я выпью.
Она налила рюмку наполовину и одним махом проглотила содержимое. Затем, отщипнув виноградину, закусила.
– Дарья Михайловна, я думаю, что нам с вами не стоит ссориться, ей-богу. Вы поможете мне, а я вам. Алиби вы себе обеспечили. В милиции знают, что в ночь убийства вы были далеко от дома. Так что если я умолчу о пленке, то вас никто не заподозрит. Предлагаю вам тесное сотрудничество.
– Какое именно?
– Вы мне сейчас как на духу расскажете о вашем плане. А я домыслю остальное, и, возможно, у меня появятся идеи относительно того, где именно искать убийцу вашего мужа. Ваша подруга сказала, что вам кто – то здорово помог. В чем конкретно?
Она заплакала:
– Татьяна Александровна, я не убивала своего мужа. Это правда.
– Дарья Михайловна, прекратите играть. Вы же не в театре и не в милиции. Я вам обещаю, что не использую против вас то, что вы мне добровольно сообщите. Даю вам честное слово детектива. Мне нужно спасти клиентку. До вас мне нет никакого дела. У меня свои законы. Я ведь частный детектив.
Женщина порывисто вздохнула и прикурила новую сигарету.
Она еще не сдавалась. Мне пришлось потратить еще добрых полчаса, пока я ее уговорила.
И все-таки мне это удалось.
– Мы хотели его отравить, – наконец-то выдавила она из себя.
– С Верой Николаевной.
Она, затянувшись, кивнула.
– Эфиром, что ли? – удивилась я.
– Нет. Цианистым калием. У меня подруга в химической лаборатории работает. Она достала.
Тут уж меня попросту одолело чисто женское любопытство. Да еще то, что в моей практике это когда-нибудь пригодится. Не в том смысле, что я кого-нибудь стану травить. Подобные познания мне нужны как раз для других целей. Вдруг еще кто-то до такого додумается, а я буду в курсе, буду знать, на что бывают способны люди.
– Я вас слушаю.
Выхода у нее не было. Я прочно приперла ее к стенке, не забыв упомянуть и о поисках лопуха, и о ее сексуальной ориентации.
– В той квартире никто из нас не был в тот вечер. Ну, про меня вы и сами знаете. Веры там тоже не было. Надо сказать, что мой муж с трудом поверил в порочащие меня видеопленки. Ведь за время нашего брака у него не было повода ревновать меня к мужчинам.
– А к подругам?
– Про такое он и подумать не мог. Он был жутким консерватором.