Экстрим по праздникам - Серова Марина Сергеевна. Страница 28

В коридоре и на кухне тоже ничего примечательного. Скатерть, полотенца в горошек. Пластмассовые разноцветные кухонные принадлежности, которые продаются на рынках по семь рублей за кучку и ломаются в день покупки. В глазах рябило от котят и щенков с бантиками, смотревших на меня грустными глазенками с календарей и плакатов.

Пока я извлекала из сумки бутылки, Галюня достала палку колбасы, весьма небрежно нарезала ее и положила на тарелку. Пока она лазила в холодильник, я успела заметить, что Толкачевы отнюдь не голодают. Им просто было жалко своих продуктов и денег, которые, конечно же, у них водились.

Послышался звук открываемой двери – вернулся Колюня с большим пакетом. И Галина заговорила приторным тоном:

– Колюня, как ты быстро вернулся. Молодец какой. Не задерживался. Иди мой руки и садись за стол. Уже все готово.

Она разговаривала со своим мужем как с дураком. Может, она ко всем так относится?

Когда Галина сказала, что уже «все готово», она, видимо, имела в виду нарезанную колбасу и бутылки с рюмками. Ничего другого она на стол ставить пока не собиралась. Даже хлеба не достала. Колюня тем временем принялся разгружать сумку. Я мысленно подсчитала в уме стоимость приобретенных продуктов, благо посещала этот магазин сегодня днем и знаю, что почем. Получилась сумма около четырехсот рублей.

Галя как будто прочитала мои мысли и обратилась к мужу:

– Как хорошо, что ты в пятьсот рублей уложился. Или тебе пришлось доплатить?

– Да, пришлось доплатить почти пятьдесят рублей, – не моргнув глазом, соврал ее супруг.

Колюня был сейчас похож на зомбированного теленка. От лихого парняги, которому наплевать на жену и который приглашал к себе в гости девушку легкого поведения, не осталось и следа. Он скромно присел в сторонке на табуретку и, казалось, боялся сделать лишнее движение без разрешения грозной жены. Галя быстро доставала принесенные им свертки, в которых находилась ветчина в вакуумной упаковке, разнообразная селедка в пластиковых корытцах, консервированная фасоль, маринованные шампиньоны в крошечной баночке, соленые огурцы и помидоры, хлеб и двухлитровая бутылка «Пепси».

– Ну что же, давайте выпьем за знакомство.

Галя открыла бутылку водки, наполнила маленькие пузатые рюмки и посмотрела на меня:

– Мы, кстати, так и не познакомились. Вас как зовут?

Вспомнила! Уже полчаса разговариваем, а она только сейчас поинтересовалась моим именем. Сами они, между прочим, тоже не представились.

– Меня зовут Лина.

Толкачевы на секундочку замерли. Знакомое имя, правда? Галя быстрее супруга пришла в чувство:

– Какое красивое имя. У меня нет знакомых с таким именем. А у тебя, Колюня?

Колюня отрицательно помотал головой. Рюмка у него уже была пустая, и теперь он жевал ветчину. Галя тоже выпила. Я лишь слегка пригубила, чем вызвала легкое возмущение со стороны хозяйки:

– Нет, Линочка, так нечестно. Мы выпили все, а вы и половину не осилили. Это неуважение к хозяевам. Давайте до дна.

Я начала сопротивляться:

– Что вы, я много не пью, потому что быстро пьянею, а мне еще на вокзал ехать и на поезд садиться. Вы меня извините, но я лучше понемножку. Не обращайте на меня внимания, наливайте себе сколько хотите.

И они начали наливать себе, сколько хотели. Я тем временем старательно делала вид, что мне уже очень хорошо и что после следующей рюмки я, вероятно, свалюсь на пол. Через пятнадцать минут хозяева окосели. Колюня широко улыбался и рассказывал пошлые анекдоты. Его жена, глупо хихикая, говорила мне, какой у нее замечательный муж.

– Он такой добрый, заботливый, так меня любит. Я его тоже очень люблю. Вот центр музыкальный ему недавно подарила. Хотите музыку послушать?

Я «заплетающимся» языком сказала:

– Конечно, хочу. Я так люблю танцевать.

– Колюня, включи магнитофон. Линочка хочет слушать музыку, и мы сейчас будем танцевать.

Колюня скрылся в комнате. Через несколько секунд раздался шум, треск и его голос:

– Галка, тут все кассеты на пол свалились. Иди, помоги собрать.

– Я быстренько, – сообщила мне Галюня и выскочила из кухни на помощь своему мужу.

Я достала из кармана маленький флакончик. В нем лежали синенькие капсулы. Рюмки у Толкачевых были полные, и я насыпала в каждую по содержимому одной капсулы. Я надеялась, что пока хватит. Если будет мало, то попозже добавлю еще по одной. Этот порошок считался достаточно сильным нейротропным средством. По моим подсчетам, примерно через пятнадцать минут оно начнет действовать. А если учитывать то, что алкоголь усиливает действие лекарства, то, может, и раньше. У супругов на полчаса развяжутся языки и тогда мне не составит большого труда выяснить все, что меня интересует. Потом они запросто могут уснуть. Затем я воткнула подслушивающий «жучок» в тряпочный букетик, стоящий на кухонном столе.

Из комнаты в этот момент раздался какой-то странный звук. Надо полагать, что центр был все-таки включен общими усилиями. Противный голос громко затянул:

А я ушаночку поглубже натяну,
И в свое прошлое с тоскою загляну,
Сле-зу сма-а-хну,
Тайком тихонечко вздохну.

На пороге появились довольные Галя с Колей и, напевая, направились к столу. Надо действовать решительно, иначе с ними можно до утра досидеть. Я подняла свою рюмку и встала:

– Хочу выпить за гостеприимных хозяев. Если бы не вы, то пришлось мне куковать сегодня под открытым небом. Давайте выпьем! Ради этого даже выпью до дна.

Я залпом опустошила свою рюмку, и Толкачевы последовали моему примеру. Есть они любили, и поэтому тарелки перед ними уже были практически пустыми. Еще несколько минут мы говорили ни о чем. В комнате завывал неизвестный мне исполнитель блатных песен. Теперь он пел про сизого, который «полетел по лагерям». Чтобы услышать друг друга, нам на кухне приходилось почти орать. То, что время было уже достаточно позднее для того, чтобы так громко включать музыку, хозяев квартиры ничуть не заботило. Вдруг Галя заметно оживилась:

– А давайте я рыбку пожарю? В морозилке лежит дня два уже.

Коля, засовывая в рот последний кусок селедки, удивился:

– Зачем? Это же ты для нас купила. Когда Толян приходил, и то не вспомнила, а сейчас прямо подобрела.

– Да пошел ты, – отмахнулась от него Галя. – Толька твой только жрать и спать сюда таскается.

– Овца ты белобрысая. Он мой родной брат. А у тебя вообще никого нет, кроме мамани сумасшедшей. Дочь и ту она у тебя отобрала. Бухать надо было меньше по молодости, тогда бы и прав родительских не лишили.

– Мать моя тебя, придурка, между прочим, кормила и поила. Забыл? А я вкалываю, как лошадь, с утра до ночи. На это ты внимания не обращаешь? Иди музыку потише сделай, сидишь тут. Уже уши от этих воплей опухли.

Вот так да! Таблетки сработали гораздо быстрее, чем я предполагала. Но на эту семейку они оказали какое-то странное возбуждающее действие. По своему опыту знаю – препарат на разных людей действует по-разному. У этих произошел эмоциональный всплеск, который может закончиться в любую минуту чем угодно, даже сном. Только не это! Если они успокоятся, я из них ничего не вытяну. Пусть лучше будут возбужденными, лишь бы драться не начали.

Колюня пошел в комнату и убавил звук. Галя суетилась около плиты: доставала сковородку, зажигала огонь, ходила по кухне из угла в угол в приступе кипучей деятельности и начала что-то бормотать себе под нос. Я слегка испугалась, что наступила какая-то неправильная реакция.

– Галина, а кем вы работаете? – спросила я. Мне уже было плевать на то, что Толкачева так и не назвала своего имени, когда пили за знакомство. Я начала «гнать лошадей».

– Я-то? – загадочно улыбнулась она. – Я торговый работник. Проще говоря – продавец. На рынке колбасой, сыром и крупой торгую.

– И хорошо платят?

– Может, кому-то и хорошо было бы, а мне не хватает. Естественно, приходится хитрить. Где обвесить, где недосыпать. Жить-то надо на что-то.