Оружие миров - Серый Иван. Страница 45

Похоже, барон сильно удивился, что пленного человека желают поселить в его лучших комнатах, но три волшебных слова («доверенное лицо императора») вмиг убивали все возможные вопросы на корню. «Значит, так оно надо…» – мысленно отвечал сам себе любой и делал то, что скажут.

– Надеюсь, маркиз, вы составите нам компанию за ужином? – поинтересовался барон Корнеги. – О своем… ммм… спутнике можете не беспокоиться. Еду ему принесет прислуга.

– Не откажусь, не откажусь…

Через час, когда дверь в мои временные апартаменты была крепко заперта, а на столе стояло несколько блюд с чем-то достаточно ароматным, чтобы разбудить во мне зверский аппетит, я оказался в гордом одиночестве. Господа дворяне изволили трапезничать без моего общества. Что ж, обиды на них у меня не было, и мне не оставалось ничего другого, как приступить к поглощению пищи.

Событий за последнее время оказалось, на мой взгляд, слишком много. Прибытие в это рукотворное чудо, мир-город Варфану, неожиданное нападение кораблей Империи Пяти Драконов, гонки со смертью, знакомство с новыми лицами… Все это сильно утомило, и я вновь, в который раз за последние сутки, рухнул спать. Кстати, о нападении ИПД. Насколько я понял, оно было совершено по наводке кого-то из демонов высших эшелонов власти. Местной контрразведке стоит задуматься над этим. Но есть одно «НО». Зачем кому-то предоставлять возможность ИПД напасть, но дать неверные, практически самоубийственные координаты входа кораблей в Варфану, из-за которых налет срывается. Напрашивается вывод – это операция разведки демонов, решившихся на огромные жертвы среди мирного населения и крупные потери в системе обороны столицы. Это тоже можно оценить как провал. В общем, последние события являются крупным фиаско одной из воюющих сторон.

Придаваясь подобным размышлениям, я медленно, но верно утонул в вязкой трясине снов, вспомнив напоследок о Степане и его парнях, оставленных где-то далеко позади на извилистой дороге жизни.

Заваленное всяким хламом и штукатуркой помещение без окон с одной-единственной дверью освещается… нет… иногда озаряется вспышками профессиональной совести одинокой лампочки, висящей на хилом проводке. Лампочка эта безостановочно раскачивается. Взгляд Степана, сгорбившегося на импровизированной табуретке из рассохшегося ящика возле кривого столика, не отрываясь, следит за «летающей» туда-сюда лампочкой. В одной руке он держит внушительных размеров граненый стакан, полный какой-то янтарного цвета бурды. Второй рукой он бренчит стальной ложечкой в этом самом стакане, размешивая содержимое уже двадцать минут. Напротив сидит хмурый насупившийся Торлянд. Его правая пятерня теребит густую бородищу. Большим и указательным пальцами левой руки он легко сгибает-разгибает толстый стальной гвоздь. Оба молчат. Космическая тишина прерывается только редким бренчанием ложки в стакане и еще более редким и потому глубокомысленным кряхтением коренастого гнома. Так продолжается уже двадцать минут.

За дверью раздалось приближающееся цоканье, бренчание на гитарке и тихо исполняемая, но веселая песенка. Цоканье копыт по камню прекратилось, послышался размеренный шелест песка. Вдруг прямо как гром среди ясного неба кто-то забил поварешкой о кастрюлю. Вроде ничего страшного, но звуки эти начали очень быстро ускоряться в темпе. Раздалось удивленное:

– Ой, мама…

Шелест песка стал почти сплошным фоном, затем вновь цоканье по камню, только очень быстрое… как у лошади, пущенной галопом. Взрыв. Звук упавшего тела. На Степана с Торляндом с потолка посыпалась каменная пыль. Прошло несколько секунд под аккомпанемент ложки в стакане и кряхтения гнома. Стальная дверь, больше похожая на люк между отсеками у подводной лодки, распахнулась с коротким пронзительным скрипом. На ступеньках, ведущих с улицы к этому входу в бомбоубежище, остановился растрепанный Фолк. Козлиная бородка – дыбом, шерсть на ногах – подпалена, рога потеряли свой обычный торжественный блеск под слоем копоти. Да и вообще… сатир был грязный и злой, как черт. Обе руки твердо держали любимую гитару, не пострадавшую во время взрыва.

– Где эти сво… саперы? – последовал короткий вопрос после затянувшейся паузы. – Эти уро… саперы проморгали неразорвавшийся «полсотник». Я чуть на… не… на много маленьких сатирчиков, того… этого…

– Козлят, – поправил Степан спокойным голосом.

Торлянд оглушительно расхохотался. Звуки его смеха напоминали раскаты грома во время грозы.

– Чего… козлят? – не понял разгоряченный сатир.

Тора душил сильнейший приступ хохота, а Степан как ни в чем не бывало, продолжая смотреть на стакан, ответил:

– Ты бы разлетелся на много маленьких козлят, а не сатирчиков.

– Ага! – подтвердил гном, утирая слезы смеха. – Появилось бы собственное стадо. Мы стали бы пастухами!

Сатир задумался на пару секунд… и тоже рассмеялся. Сказывалось напряжение последних дней. Перемирие заключено, но напряженность и провокаторы с обеих сторон остались. На руинах городов то и дело слышались выстрелы и взрывы. Постоянное военное положение. Подъемы среди ночи, слава богу, пока еще по ложной тревоге…

Меня разбудил Фарак, трясший меня за плечо.

– Саша! Проснись! – громко скомандовал он мне.

Я резко сел, свесив ноги с кровати. Голова гудела непонятно с чего. Но от отсутствия причины легче не становилось. А тут еще этот громогласный демон.

– И чего ты орешь? – простонал я, пытаясь собрать мысли, разбежавшиеся от оглушительных звуков битья в гигантский барабан, установленный прямо посреди того котелка, который кто-то назвал головой.

– Ты, вернее твоя тень… она… почти исчезла, – озадаченно сказал немного успокоившийся демон.

– А сейчас? – разволновался уже я. – Она на месте?

– Сейчас да, она вернулась, когда ты проснулся. Никогда не видел ничего подобного. Тело здесь, а тени, считай, нет. Ты сам так сделал?

– Если бы я знал… Я видел сон, другой мир… Неважно. Мне кажется, ничего страшного в этом нет… – Мои губы растянулись в ехидной улыбке. – И уж тем более без тени я не убегу. Ты ведь об этом беспокоился, а не о моем здоровье.

– Конечно… Мне твое здоровье, как гному рога.

Мы облегченно рассмеялись. Головная боль быстро проходила. Через пару минут совсем полегчало.

– Нам пора во дворец.

– А бой над городом уже закончился? – удивился я.

– Да, мы приняли капитуляцию командующего эскадрой ИПД, они сдались за час до рассвета, когда потеряли почти все истребители и еще два авианосца.

– А ваши потери? – спросил я, зашнуровывая кроссовки.

– Они… Командование называет их… приемлемыми.

«Приемлемые потери», как это цинично звучит. Потери не могут быть приемлемыми. Смерть не может быть большой или маленькой, нужной или необходимой. Она бессмысленна, особенно смерть от рук убийцы или врага, что в принципе одно и то же. Страшно. Я понимаю, что утопия невозможна, что война бывает нужна, а смерть – это часть жизни, но от этого не становится легче.

Когда я и Фарак выходили из ворот замка Корнеги, тепло попрощавшись с бароном, Горног только-только заводил наш цог на посадку. Исполинская центральная башня сейчас ослепительно сияла, но, слава богу, не так яростно, как настоящие природные светила. Оказалось, Фого и Колгашор оставили нас по приказу генерала гвардейского легиона лорда Чорлида.

– Говорят, он там сидит злой, как тысяча Ледяных Бестий. Император приказал выделить гвардейцев для охраны части своих приближенных. Я думаю, вы знаете, маркиз, о серии убийств советников во время беспорядков.

– Да, с утра уже успел наслушаться предположений и догадок по этому поводу. Плохо одно: народные волнения нарастают, особенно в окраинных мирах.

– Ну и в некоторых центральных обстановка не лучше. Слыхали, в Гегеноте мятежники подняли массовое восстание. Его, конечно, задавили. Каратели у нас работают быстро и жестко, но зачинщиков-то не взяли. Даже догадок нет, кем они были.