Жизнь серого медведя - Сетон-Томпсон Эрнест. Страница 2

Старый скотовод Пикетт объезжал свои стада. Проезжая под горой, он услышал отдаленный рев. «Верно, быки подрались», — подумал он.

Сначала он не обратил на это никакого внимания. Однако вскоре он увидел, что часть его скота роет копытами землю. Подъехав ближе, он разглядел, что сам «паша», большой бык, весь окровавлен. Его спина и бока были истерзаны когтями, а голова разбита, как после стычки с другим быком.

«Это медведь», — сразу догадался Пикетт.

Винтовка была с ним, и он быстро поехал по следам быка. Доехав верхом до усеянного галькой брода, он перебрался на другой берег и начал взбираться вверх по откосу. Как только голова Пикетта поднялась над краем откоса, он увидел прямо перед собой все семейство: медведицу и четверых медвежат.

Медведица знала, что люди всегда ходят с ружьями.

«Бежим в лес!» — шепнула она.

Мать боялась не за себя, а за своих дорогих крошек. Она уже повела своих деток к лесной чаще, когда началась ужасная пальба.

«Паф!» — и сердце бедной матери сжалось в смертельной тоске.

«Паф!» — и бедная малютка Мохнатка покатилась со стоном и замолкла.

С бешеным ревом медведица повернулась и бросилась на человека, но — «паф!» — и она сама упала со смертельной раной. Оставшиеся медвежата, не зная, что им делать, побежали обратно к матери.

«Паф, паф!» — и Лыска с Кудряшом упали рядом с нею в предсмертных судорогах.

Испуганный и ошеломленный, Уэб обежал кругом Лыски и Кудряша. Потом, едва ли сознавая зачем, пустился в лес и скрылся там. Но последний выстрел нагнал его. Этот выстрел попал в одну из задних лапок и перебил ее.

Пикетт был очень доволен охотой.

Всю эту ночь маленький хромой медвежонок бродил по лесу. Бедный Уэб ковылял на трех лапах. Каждый раз, когда он пробовал ступить на больную лапу, из нее текла кровь, и он плакал и стонал:

«Мама, мама, мама! Где же ты?»

Медвежонок озяб, проголодался, и у него очень сильно болела нога. Но мать уже не могла прибежать на его зов, а сам он боялся вернуться туда, где ее оставил, и продолжал бесцельно бродить между деревьями.

Вдруг он почуял какой-то странный запах и, не зная, что делать, вскарабкался на дерево.

Под деревьями показалось несколько высоких, длинношеих, тонконогих животных. Уэб видел их однажды, когда он был с матерью. Тогда он их не испугался, а теперь совсем тихо притаился на дереве. Однако большие животные, подойдя к дереву, перестали щипать траву и, потянув носом воздух, быстро скрылись из виду.

А бедняжка Уэб просидел на дереве почти до утра и так закоченел от холода, что еле мог слезть вниз. Но взошло жаркое солнце, он почувствовал себя лучше и стал искать ягод и муравьев, потому что был очень голоден.

Потом он отправился обратно к родной реке и опустил раненую лапу в холодную, как лед, воду. Ему хотелось уйти в горы, но он решил прежде побывать там, где остались мать и братья. После полудня стало совсем тепло, и он заковылял лесом вниз, а затем по берегу реки Грейбулл. Уэб шел, шел и дошел до того места, где вчера, объедаясь рыбой, они пировали все вместе с матерью. Рыбьи головы еще валялись здесь, и он их с жадностью подобрал. Странный, отвратительный запах доносился откуда-то. Этот запах пугал медвежонка. Когда он приблизился в тому месту, где в последний раз видел мать, запах еще больше усилился. Осторожно выглянув из-за деревьев, медвежонок увидел стаю шакалов, терзавших что-то.

Что это было, он не знал, но матери его тут не было, а запах становился все сильнее и сильнее и мутил Уэба. Уэб повернул тихонько назад, в лес, и решил больше не возвращаться сюда. Ему по-прежнему хотелось увидеть мать, но он чувствовал, что искать ее бесполезно.

Наступила холодная ночь. Бедный медвежонок все больше тосковал по матери. Горько всхлипывая, ковылял все дальше и дальше бедный, брошенный маленький сиротка-медвежонок. Он был болен и одинок, нога мучила его, и желудок жаждал материнского молока, которого ему больше никогда не придется отведать! В эту ночь он нашел поваленный дуплистый ствол дерева и заполз туда. Он постарался представить себе, свернувшись поудобнее, что лежит в объятиях больших лохматых лап своей матери, и, убаюканный этими мечтами, заснул.