Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана. Страница 66

– Да, – промямлил доктор.

– До недавних пор я пребывал в убеждении – заметьте, я сам не знаю, на чем оно основывалось, – что обе девочки… э-э… не совсем адекватны. Но после встречи с ними я убедился, что одна из них, к счастью, в полном порядке. Разумеется, вы, будучи их врачом, гораздо лучше меня осведомлены на сей счет.

Я не смогла разобрать ответное бормотание доктора.

– Что значит «из мглы»? – удивился адвокат. – О какой мгле вы говорите?

На сей раз ответа не последовало, и адвокат задал новый вопрос:

– Никак не пойму: кто из них кто? Мне не удалось это выяснить во время встречи с ними конторе. Как зовут ту, что в здравом уме?

Я слегка повернула голову таким образом, чтобы краем глаза видеть собеседников. Доктор смотрел на меня с тем же глубоко озадаченным видом, какой не покидал его на протяжении всей службы. Куда подевалась та заторможенная, полусонная кукла, которая два месяца провела в его доме? Еще совсем недавно эта девочка была не в состоянии произнести хотя бы слово по-английски и донести ложку до собственного рта, не говоря уже о том, чтобы заниматься организацией похорон и по-деловому совещаться с юристами. Растерянность доктора было нетрудно понять.

Он поглядел на меня, потом на Эммелину, потом опять на меня.

– Я полагаю, это Аделина, – прочла я по губам его тихий ответ и с улыбкой представила, как в одночасье рушится карточный домик научных теорий и экспериментов доктора Модели.

Поймав его взгляд, я подняла руку и помахала обоим. Обычное проявление благодарности за то, что оказали мне поддержку и пришли проводить в последний путь практически незнакомого им человека. Именно так воспринял этот мой жест адвокат. Ну а доктор, я думаю, истолковал его на свой лад.

***

ОКАМЕНЕВШИЕ СЛЕЗЫ

Извините… – начала Джудит и запнулась. Я отметила совсем не характерное для нее дрожание рук. – Доктор не сможет прибыть раньше, чем через час, – его вызвали к другому пациенту. Не могли бы вы…

Я затянула пояс халата и поспешила за ней – Джудит двигалась очень быстро, чуть ли не бегом. Мы спускались и поднимались по лестничным маршам, сворачивали в боковые коридоры и наконец вновь очутились на первом этаже, но в той части дома, где я не бывала прежде. По всей видимости, это были личные апартаменты мисс Винтер. Миновав несколько комнат, мы остановились перед закрытой дверью, и Джудит тревожно оглянулась на меня. Я хорошо понимала причину этой тревоги. Из-за двери доносились гулкие, протяжные, нечеловеческие звуки, перемежаемые пронзительно-хриплыми вздохами. Джудит открыла дверь, и мы вошли внутрь.

Я была поражена. Неудивительно, что звуки так резонировали. В отличие от остальных помещений дома, переполненных мягкой мебелью, гобеленами, коврами и драпировками, это была маленькая полупустая комната с голыми стенами и дощатым полом. В одном ее углу стоял книжный шкаф, на полках которого громоздились кипы желтоватой писчей бумаги. Другой угол занимала узкая кровать с простеньким белым покрывалом. Ситцевые занавески вялыми складками свисали по обе стороны окна, открывая доступ ночной тьме. Мисс Винтер сидела спиной ко мне за низкой школьной партой, согнувшись и опустив голову на крышку. Куда подевались ее огненно-оранжевые и пурпурные одеяния? Сейчас она была одета в скромную белую сорочку. И она дико, истошно рыдала.

Воздух с резким, скребущим звуком задевал ее голосовые связки на вдохе, после чего раздавался жуткий вой, переходивший в утробные звериные стоны. Ее плечи рывками поднимались и опускались; тело сотрясалось; конвульсии волной пробегали от затылка по худой шее, плечам и рукам вплоть до пальцев, которые судорожно стучали по крышке парты. Джудит поспешила заменить подушку, подсунутую под висок мисс Винтер; последняя, казалось, не замечала нашего присутствия.

– Я никогда не видела ее такой, – сказала Джудит и с нарастающей панической ноткой в голосе призналась: – Прямо не знаю, что делать.

Рот мисс Винтер разевался и уродливо кривился, не в силах справиться с потоком чудовищных звуков.

– Это пройдет, – сказала я, догадавшись, в чем было дело.

Я придвинула стул и села рядом с мисс Винтер.

– Тише, тише, я все знаю… – Я обняла ее за плечи и взяла обе ее руки в свою, а затем нагнулась ближе к ее уху и ровным голосом начала повторять, как заклинание: – Ничего-ничего. Все пройдет. Успокойся, детка. Я с тобой…

Я легонько покачивала ее из стороны в сторону и беспрерывно повторяла волшебные успокаивающие слова. Это были не мои собственные слова; их в свое время говорил мне отец. Я знала, что это заклинание подействует, как оно всегда действовало на меня.

– Тише, я знаю, я знаю. Это пройдет…

Конвульсии не прекратились, как и вопли, однако они были уже не такими сильными. В паузах между припадками она, вздрагивая все телом, отчаянно хватала ртом воздух.

– Ты не одна, милая. Успокойся, я с тобой…

Наконец она затихла. Я чувствовала щекой ее лобную кость; пряди ее волос касались моих губ. Своими ребрами я ощущала слабые, неровные колебания ее грудной клетки при вдохах. Ее руки были как ледышки.

– Ну вот и славно… Вот и славно…

Несколько минут мы просидели в тишине. Я накинула ей на плечи шаль и терла ее руки, чтобы хоть немного их отогреть. Лицо ее было ужасно. Веки так распухли, что она едва могла их разлепить; губы вздулись и потрескались. На скуле – в том месте, которым она судорожно билась о крышку парты, – расплывался свежий синяк.

– Он был хорошим человеком, – сказала я. – Очень хорошим. И он вас очень любил.

Она медленно кивнула. Рот ее приоткрылся, губы дрожали. Она хотела что-то сказать? Губы шевельнулись вновь. Скоба? Она сказала «скоба»?

– Это ваша сестра открепила стопорную скобу?

Вопрос был задан, пожалуй, слишком резко, но тогда, после потока слез, размывшего все представления о приличиях, подобная прямолинейность выглядела вполне естественной.

Этот вопрос спровоцировал еще один, завершающий спазм рыданий, но ответ прозвучал уже четко и категорично:

– Не Эммелина. Нет, это была не она.

– Кто же тогда?

Она прикрыла щелки глаз и принялась качать головой из стороны в сторону. Я замечала похожие движения у зверей в зоопарке, когда их выводит из себя бесконечное пребывание в замкнутом пространстве. Опасаясь очередного припадка, я снова вспомнила, как успокаивал меня отец, когда я была маленькой. Легонько и ласково я начала гладить ее волосы, пока она не затихла, опустив голову на мое плечо.

В конце концов она успокоилась настолько, что Джудит смогла уложить ее в постель. Сонным, каким-то детским голосом она попросила меня побыть с ней; я опустилась на колени рядом с кроватью, наблюдая за тем, как она засыпает. Изредка ее сотрясала дрожь, а сонное лицо искажалось гримасой страха; в такие моменты я гладила ее волосы, пока веки не прекращали трепетать.

Когда же отец утешал меня подобным образом? Из глубин памяти возник один эпизод. Мне тогда было около двенадцати. Воскресным днем мы с отцом сидели на берегу реки и жевали сандвичи, когда рядом объявилась пара близняшек: девочки-блондинки в сопровождении таких же светловолосых родителей – семейка туристов, которые воспользовались хорошей погодой и выбрались на денек в наши края, чтобы полюбоваться старинной архитектурой. Все вокруг тотчас обратили на них внимание, а они держались как ни в чем не бывало, наверняка уже привыкнув к взглядам окружающих. Но не к таким, как мой. При виде их мое сердце возбужденно забилось. Это было все равно что посмотреть в зеркало и увидеть себя завершенной – такой, какой я должна быть на самом деле. Близняшки почувствовали напряженный, горящий взгляд, которым их буквально пожирала незнакомая девочка, и в страхе уцепились за руки родителей. Когда я заметила их испуг, жесткая невидимая рука сдавила мои легкие и небо надо мной потемнело. Очнулась я в нашем магазине. Я полулежала в кресле у окна; явь и кошмары мешались в моем сознании, а отец сидел рядом на полу, гладил мои волосы и бормотал свое заклинание: «Тише, тише. Это пройдет. Я с тобой…»