Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана. Страница 73

– Совершенно верно. Аппетит к вам вернется, но вы должны будете проделать свою половину пути ему навстречу. Вы должны захотеть, чтобы он вернулся.

Теперь настала моя очередь хмуриться.

– Курс лечения несложен: хорошее питание, отдых и еще вот это… – Он сделал запись в своем блокноте, а затем вырвал страницу и положил ее на столик у кровати. – При неукоснительном соблюдении режима слабость и хроническая усталость пройдут в течение нескольких дней.

Он убрал в саквояж свое хозяйство и встал, готовясь уйти, но в последний момент обернулся.

– Я еще хотел спросить о снах, которые вас беспокоят, но если вы не желаете беседовать на эту тему…

Я взглянула на него холодно.

– Не желаю.

– Что ж, так я и думал.

Уже в дверях он попрощался со мной взмахом руки и был таков.

Я потянулась к столику за рецептом. Энергичным размашистым почерком на листке было написано: «Сэр Артур Конан Дойль. Рассказы о Шерлоке Холмсе. По десять страниц дважды в день вплоть до окончания курса».

ДЕКАБРЬСКИЕ ДНИ

Следуя указаниям доктора Клифтона, я провела два дня в постели, ела, спала и читала Шерлока Холмса. Правда, я сразу должна сознаться в передозировке предписанного лекарства: я глотала рассказ за рассказом, и уже на второй день Джудит была вынуждена принести мне из библиотеки новый том Конан Дойля. После моего коллапса она неожиданно подобрела и стала более общительной. Я догадалась, что эта перемена была вызвана не столько ее сочувствием больному человеку – хотя она мне, безусловно, сочувствовала, – сколько тем обстоятельством, что отныне присутствие в доме Эммелины перестало быть тайной, и экономка могла свободнее выказывать свои чувства, не сдерживаясь из опасения случайно проболтаться.

– Она вам ничего не говорила насчет тринадцатой сказки? – однажды спросила она.

– Ни слова. А вам?

Она отрицательно покачала головой.

– Никогда. Разве не странно, что самая знаменитая из ее историй, быть может, и не существует вовсе? Я иногда думаю, что она могла бы выпустить книгу, удалив из нее все истории, и даже после этого книга шла бы нарасхват.

Она встряхнула головой, как будто освобождаясь от этих мыслей, и сменила тему:

– Что вы думаете о методах доктора Клифтона?

Когда доктор Клифтон заглянул ко мне проверить, как идут дела, его взгляд задержался на стопке книг рядом с кроватью; он ничего не сказал, а только пошевелил ноздрями.

На третий день, чувствуя себя слабой, как младенец, я поднялась с постели и подошла к окну. Как только я раздвинула шторы, комнату затопил свежий и чистый свет. Снаружи сияло голубизной небо без единого облачка вплоть до самого горизонта, а под ним весело искрился иней на ветвях и траве сада. Казалось, будто за все эти долгие пасмурные дни свет накапливался где-то вверху, и теперь, когда тучи ушли, хлынул на землю с десятикратной яркостью. Я заморгала, ослепленная этим блеском, и ощутила, как застывшая кровь возобновила пока еще вялое течение в моих жилах.

Перед завтраком я вышла в сад. Медленно и осторожно я шагала через лужайку, сопровождаемая Призраком. Под ногами хрустел снежок; отраженное солнце сверкало в заиндевевшей листве. Отпечатки моих ног были хорошо видны на прихваченной морозом серебристой траве, но шедший рядом кот не оставлял никаких следов, подобно настоящему призраку. Сначала холодный сухой воздух резал мне легкие при каждом вдохе, но постепенно дыхание наладилось, и я почувствовала себя бодрее. Правда, нескольких минут прогулки мне оказалось достаточно: морозец прихватил щеки, начал покалывать пальцы рук и ног, и мы с Призраком поспешили вернуться в теплый дом. После завтрака я собралась в библиотеку с намерением устроиться на диванчике поближе к камину и что-нибудь почитать.

Тот факт, что при этом я обратилась мыслями не к сокровищам книжных полок мисс Винтер, а к ее собственной истории, стал показателем явного улучшения моего самочувствия. У себя в комнате я взяла пачку исписанных листов, в последние дни остававшихся нетронутыми, и проследовала в библиотеку, где, сидя на диване с Призраком под боком, провела за чтением всю светлую часть дня. Я читала, читала и читала, заново открывая для себя историю, вспоминая ее загадки и тайны. Но разгадок по-прежнему не было. Дойдя до конца текста, я осталась там же, где находилась перед началом чтения. Была ли смерть Джона подстроена? А если была, то кем? Что в действительности увидела Эстер, когда вообразила, будто видит призрак? И самая необъяснимая из всех тайн: каким образом Аделина – дикая и неуправляемая девчонка, неспособная общаться ни с кем, кроме своей слабоумной сестры, склонная к актам бессмысленной жестокости и садового вандализма, – каким образом она превратилась в мисс Винтер, писательницу с феноменальной самодисциплиной, автора десятков мировых бестселлеров и, помимо прочего, создательницу изысканного садового комплекса?

Отложив в сторону записи, я гладила Призрака и смотрела на огонь, тоскуя по какой-нибудь нормальной истории, где все спланировано с самого начала, где сюжет запутан исключительно для моего развлечения и где я всегда могу узнать, далеко ли до развязки, определив на ощупь примерное число остающихся страниц. Здесь же я не представляла, сколько еще страниц потребуется, чтобы завершить историю Аделины и Эммелины; более того, я не знала, будет ли она завершена вообще, ибо время стремительно истекало, и его просто могло не хватить.

Даже будучи поглощена своими записями, я не переставала удивляться отсутствию мисс Винтер. Джудит на мои вопросы давала один и тот же ответ: она сидит с мисс Эммелиной. А вечером она принесла мне записку от самой мисс Винтер, которая справлялась о моем здоровье и интересовалась, не смогу ли я немного почитать ей вслух перед ужином.

Явившись в ее спальню, я обнаружила на столике у кровати отобранную для прочтения «Тайну леди Одли». Я открыла роман на заложенной странице и начала читать, но, добравшись до конца главы, остановилась, чувствуя, что мисс Винтер хочет мне что-то сказать.

– Что на самом деле произошло той ночью, когда вам стало плохо? – спросила она.

Обрадованная тем, что мне наконец-то представилась возможность объясниться, я начала говорить, торопливо и нервно.

– К тому времени я уже знала, что Эммелина живет в этом доме. Я слышала ее пение по ночам. Я видела ее в саду. Я нашла ее комнату. И в ту ночь я привела к ней одного человека. Эммелину это потрясло. Меньше всего я хотела ее напугать, но наш приход застал ее врасплох, и она… – Я запнулась.

– Не терзайте себя, тут нет вашей вины. Ее вопли и нервные срывы не новость для меня, Джудит и доктора – мы видели все это уже много раз. Если кого и винить, так это меня: мне следовало раньше сказать вам, что она живет в доме. Это все моя скрытность и привычка перестраховываться. Я поступила глупо, держа вас в неведении. – Она сделала паузу. – Вы можете сказать мне, кого вы приводили сюда в ту ночь?

– У Эммелины был сын, – сказала я. – Это он приходил со мной. Он же был тем самым репортером в коричневом костюме.

Теперь, выложив все, что мне было известно, я не устояла перед искушением задать ей вопросы, ответов на которые у меня пока не было, рассчитывая на встречную откровенность.

– Что Эммелина искала в саду? Когда я ее впервые увидела, она пыталась что-то раскопать. Мне известно, что она делала это много раз. Морис ссылался на лисиц, но я знаю, что это пустая отговорка.

Мисс Винтер хранила молчание и полную неподвижность.

– «Мертвые уходят в землю», – процитировала я. – Вот что она мне сказала. Кто, по ее мнению, закопан в саду? Ее ребенок? Эстер? Кого она разыскивает в земле?

Мисс Винтер что-то пробормотала себе под нос. Сказано было очень тихо, но я тотчас вспомнила скрипучую фразу, произнесенную в саду Эммелиной. Тот же самый набор звуков!

– Это вы слышали? – спросила мисс Винтер. – Она это сказала?

Я кивнула.

– На языке близнецов? Я кивнула еще раз.