Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана. Страница 8
Я начала понимать, в чем дело.
– Если ты о «Тринадцати сказках», то они наверху, в моей комнате. Я взяла эту книгу почитать.
Отец уставился на меня снизу вверх. Его лицо вместе с облегчением и радостью выражало сильнейшее изумление.
– Ты взяла ее почитать?
– Да.
– Ты ее взяла?
– Ну да.
Его тон меня озадачил. Я все время брала книги из магазина, и он прекрасно это знал.
– Но Вида Винтер?..
И тут я поняла, почему он так удивлен. Я всегда читала только старые романы. По одной простой причине: мне нравятся «правильные» развязки. Бракосочетание и смерть, благородная жертва и чудесное избавление, трагический разрыв и счастливое воссоединение, крушение всех надежд и осуществление мечты – именно такие вещи, на мой взгляд, составляют финал, которого стоило дожидаться, переворачивая страницы. Этому должны предшествовать разного рода приключения, опасности и коллизии, ставящие героев перед нелегким выбором, притом что все хитросплетения сюжета ловко распутываются автором в самом конце. Подобные развязки гораздо чаще встречаются в старых романах, и потому я предпочитала их новым.
Я мало что знала о современной литературе. Отец неоднократно поднимал эту тему во время наших ежедневных бесед о книгах. Он читает так же много, как я, но круг его интересов гораздо шире, и я очень ценю его мнение. В точных, выверенных фразах он старался передать мне то чувство прекрасной грусти, что охватывало его по прочтении романов, показывавших беспредельность человеческих страданий, противопоставить которым человек мог лишь терпение и стойкость. Он говорил о романах с открытым финалом, чье эхо звучало в его голове много дольше, чем отзвуки громких эффектных концовок. Он объяснял, почему такая неопределенность трогает его сердце сильнее, нежели предпочитаемые мною стандартные «смертельно-свадебные» закругления сюжета.
Во время этих бесед я всякий раз выслушивала его с величайшим вниманием, согласно кивая, но затем бралась за старое. Отец меня за это не осуждал. Мы с ним были полностью согласны в одном: на свете слишком много книг, чтобы все их можно было прочесть за одну человеческую жизнь, и потому желательно где-то провести черту, заранее ограничив сферу своего чтения.
Помнится, как-то раз отец даже порекомендовал мне Виду Винтер:
– Вот современный автор, который может тебе понравиться.
Но я так и не добралась до ее сочинений. Зачем тратить время на живых, когда есть еще масса не открытых мною давно умерших писателей?
И вот теперь я вдруг среди ночи спустилась вниз, чтобы взять «Тринадцать сказок» из заветного шкафчика. Так что удивление отца по этому поводу было вполне законным.
– Мне вчера пришло письмо, – начала я. Он кивнул.
– Оно было от Виды Винтер.
Отец поднял брови, но ничего не сказал, ожидая продолжения.
– Она приглашает меня к себе. Хочет, чтобы я написала ее биографию.
Отцовские брови приподнялись еще на несколько миллиметров.
– Я никак не могла заснуть и решила просмотреть эту книгу.
Я ждала ответной реплики, но ее не последовало. Отец глубоко задумался, о чем свидетельствовала рассекшая его лоб морщина. Так и не дождавшись окончания этой паузы, я перешла к вопросам:
– Почему она хранится в шкафчике? Что в ней такого ценного?
Отец отвлекся от своих мыслей и наконец-то подал голос:
– Отчасти потому, что это первое издание самой первой книги самого знаменитого из ныне живущих англоязычных авторов. Но главным образом потому, что это книга с типографским дефектом. Каждое последующее издание выходило под названием «Сказки о переменах и потерях». Без упоминания об их числе. Ты заметила, что сказок на самом деле не тринадцать, а двенадцать?
Я кивнула.
– По всей вероятности, сначала их действительно было тринадцать, однако в последний момент одна сказка была исключена из сборника, а с оформлением обложки вышла путаница. В результате книга была издана под первоначальным названием, но только с двенадцатью сказками. Пришлось изымать из продажи весь тираж.
– Но твой экземпляр…
Нашел прореху в неводе. Одна пачка книг была по ошибке отправлена в магазин в Дорсете, и некий посетитель купил эту книжку еще до того, как недоразумение обнаружилось и до магазина дошло письмо с требованием завернуть всю партию. Тридцать лет спустя этот человек узнал, что книга представляет немалую ценность, и продал ее одному букинисту. А в сентябре имущество этого букиниста было выставлено на аукцион, где я ее и приобрел. На доходы от авиньонской сделки.
– От авиньонской сделки?!
Переговоры по авиньонской сделке он вел на протяжении двух лет. Это была одна из самых выгодных коммерческих операций моего отца.
– Ты не забыла надеть перчатки? – спросил он с некоторой тревогой.
– За кого ты меня принимаешь?
Он улыбнулся, прежде чем продолжить:
– Все эти усилия были напрасными.
– Ты о чем?
– Об изъятии тиража из-за неверного названия книги. Люди до сих пор именуют ее «Тринадцать сказок», хотя она уже полвека переиздается как «Сказки о переменах и потерях».
– Но почему?
– Результат сочетания громкой славы с таинственностью. Поскольку достоверные сведения о Виде Винтер крайне скудны, любые мелкие детали, вроде случая с изъятием первого издания, становятся частью ее мифологии. Загадка тринадцатой сказки. Это дает пищу для всяческих домыслов.
Он сделал небольшую паузу, а затем, устремив взгляд в пространство между стеллажами, прошептал так тихо, что я могла по своему выбору либо счесть эти слова произнесенными, либо позволить им кануть в пустоту:
– И вдруг эта биография… Как странно…
Я вспомнила письмо и свои опасения, стоит ли доверять его автору. Я вспомнила настоятельную просьбу юного репортера: «Скажите мне правду». Я вспомнила «Тринадцать сказок» – книгу, завладевшую мною с первых же слов и продержавшую меня в плену всю прошедшую ночь. Мне захотелось снова попасть в этот плен.
– Я не знаю, как поступить, – сказала я отцу.
– Это не то, что ты делала до сих пор. Вида Винтер – живой объект исследования. Тебе придется брать интервью, а не рыться в архивах.
Я кивнула.
– Но ты бы хотела познакомиться с автором «Тринадцати сказок»?
Я ответила новым кивком.
Отец положил руки на колени и вздохнул. Он знал, какую власть над человеком могут приобрести книги.
– Когда она просила тебя приехать?
– В понедельник.
– Я отвезу тебя на вокзал, ты не против?
– Спасибо. И еще…
– Что?
– Можно мне сделать перерыв в работе? Мне надо будет еще кое-что почитать, прежде чем оправляться на эту встречу.
– Да, – сказал он с улыбкой, которая не могла скрыть его обеспокоенность. – Да, разумеется.
За этим разговором последовал один из самых чудесных периодов в моей жизни. Впервые за все время на тумбочке у моей постели возвышалась стопа бестселлеров в глянцевых мягких обложках, приобретенных по обычной цене в самом обычном книжном магазине. «Ни то ни се» Виды Винтер, «Повторно и навеки» Виды Винтер, «Призраки» Виды Винтер, «Из-под свода» Виды Винтер, «Печальные правила» Виды Винтер, «Именинная девочка» Виды Винтер, «Кукольный спектакль» Виды Винтер. Рисунки на обложках, выполненные одним и тем же художником, излучали тепло и мощь: преобладали янтарные, алые, золотые и пурпурные тона. Заодно я купила «Сказки о переменах и потерях»; заглавие теперь казалось мне незавершенным без слова «тринадцать», которое делало столь ценным отцовский экземпляр этой книги. Его я возвратила на законное место в «сокровищнице».
Берясь за произведение нового для тебя автора, всегда ожидаешь чего-то особенного, и книги мисс Винтер подарили мне то же радостное возбуждение, какое я испытала, к примеру, обнаружив в архивах дневники братьев Ландье. Но на сей раз это было нечто большее. Я с юных лет читала запоем; сколько я себя помню, чтение всегда было для меня величайшим удовольствием. И все же следует признать, что книги, которые я прочла, уже будучи взрослой, не могли сравниться по силе воздействия на мое сознание с теми, что я читала в детстве. Я до сих пор верю в сказки. Я по-прежнему забываю обо всем на свете, когда погружаюсь в хорошую книгу. Но это уже не то, что было раньше. Для меня нет ничего важнее книг; однако я помню время, когда книги были для меня чем-то более обыденным и в то же время более существенным, чем они являются сейчас. В детстве они были для меня всем. Отсюда моя тоска по утраченному счастью живого и непосредственного общения с книгами. Увы, подобные утраты невосполнимы, и я это прекрасно сознавала. Но неожиданно те счастливые времена, когда я дни и ночи проводила с книгами, разбросанными по моей постели, когда темные, лишенные сновидений периоды сна пролетали в одно мгновенье, и я вновь пробуждалась для того, чтобы продолжить чтение, – те времена с их, казалось бы, навсегда потерянными радостями, неожиданно вернулись. Мисс Винтер вновь подарила мне ощущение новичка, впервые открывающего для себя мир книг, и я была зачарована ее историями.