Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана. Страница 80

– Я помню тот день, когда он заявился домой в этой каске. Он будет очень рад снимку.

– А ваша нанимательница – мисс Марч – когда-нибудь видела Тома?

– Тома? Нет, навряд ли. Вообще-то есть две мисс Марч, они сестры, но одна вроде как не в своем уме, и всеми делами в усадьбе ведает другая. Насколько я знаю, она живет уединенно и после того пожара ни разу не бывала в Анджелфилде. Я и сама никогда не видела хозяйку, а связь с ней поддерживаю через поверенного.

Карен стояла у плиты, подстерегая готовое вскипеть молоко. Из окна кухни был виден садик за домом, а дальше поля, по которым Аделина и Эммелина когда-то катили похищенную у Меррили коляску с младенцем. Нынче редко встретишь пейзаж, практически не изменившийся за последние несколько десятилетий.

Мне следовало соблюдать осторожность, чтобы не сболтнуть лишнего. Похоже, Карен не знала, что мисс Марч, хозяйка Анджелфилда, является той самой знаменитой Видой Винтер, чьи книги я успела заметить на полке в ее гостиной.

– Я тоже работаю на семью Анджелфилдов, – сказала я. – Пишу книгу про детство сестер. И когда я показала этот снимок мисс Марч, у меня возникло впечатление, что она узнала мальчика.

– Это исключено. Хотя погодите…

Она еще раз посмотрела на снимок, а затем крикнула сыну, находившемуся в соседней комнате:

– Том, принеси-ка фотографию с камина! Ту, что в серебряной рамке.

Появился Том с фотографией; его сестренка шла следом.

– Взгляни, – сказала ему Карен, протягивая снимок, – эта леди тебя сфотографировала.

Увидев свое фото, мальчишка засиял от восторга.

– Я могу это взять? – спросил он.

– Конечно, – сказала я.

– А ты покажи Маргарет своего дедушку, – сказала Карен.

Обойдя стол, он смущенно протянул мне старую фотографию в рамке.

На ней был изображен очень молодой человек. Лет восемнадцати, а то и меньше. Он стоял рядом со скамейкой на фоне подстриженных тисовых деревьев. Место я узнала сразу же: это был фигурный садик в усадьбе. Юноша снял кепку и держал ее в руке; мой внутренний взор тотчас воссоздал порядок его движений – я увидела, как он левой рукой стягивает с головы кепи, а предплечьем правой проводит по лбу, вытирая пот и одновременно поправляя челку. Он чуть задрал подбородок и, стоя против солнца, старался не щуриться, что ему почти удалось. Рукава его рубашки были закатаны выше локтей, а воротник небрежно расстегнут, открывая шею; в то же время я приметила аккуратно отутюженные складки его брюк и отсутствие садовой земли на тяжелых ботинках, которые он, видимо, почистил перед фотосъемкой.

– Он еще работал в усадьбе, когда случился пожар? Карен разлила какао по кружкам, и дети присоединились к нам за кухонным столом.

– Насколько мне известно, к тому времени его уже взяли в армию. Он потом очень долго – почти пятнадцать лет – не появлялся в здешних местах.

Сквозь зернистую поверхность старого фото я вгляделась в эти черты и без труда уловила сходство Амброса Проктора с его собственным внуком. О таких обычно говорят: он славный парнишка.

– Знаете, отец очень мало рассказывал мне о своей молодости. Он вообще был человеком сдержанным и молчаливым. А я бы хотела знать о нем больше. К примеру, почему он так поздно женился. Они с моей мамой обвенчались, когда ему было далеко за сорок. Может, у него в прошлом была какая-то несчастная любовь? Но в детстве ты не задаешься такими вопросами, а когда я повзрослела… – Она грустно вздохнула. – Он был очень хорошим отцом. Терпеливым. Добрым. Всегда готовым помочь. Но сейчас мне кажется, что я никогда не знала его по-настоящему.

Мое внимание привлекла одна деталь на снимке.

– Что это? – спросила я.

– Ягдташ, – сказала она, взглянув. – Охотничья сумка для дичи. Например, для фазанов. Ее можно развернуть на земле, чтобы было удобнее складывать птицу. Борта сумки скрепляются замком. Однако я не понимаю, почему ягдташ оказался на этом фото. Отец работал садовником, а не егерем.

– Иногда он приносил сестрам фазанов или кроликов, – сказала я.

По лицу Карен было видно, как ей приятно узнать новую – пусть даже такую мелкую – подробность из раннего периода отцовской жизни.

А я подумала об Аврелиусе и его «наследстве». Выходит, он попал к миссис Лав в охотничьей сумке. Теперь понятно, откуда там взялось перо: прежде в ней носили фазанов. И еще я вспомнила клочок бумаги с кляксой и слова Аврелиуса. «В начале что-то похожее на букву «А», – говорил он, держа бумагу перед окном. – А вот тут, в самом конце, вроде как «С». Конечно, за эти годы она поблекла, но если хорошенько вглядеться… Ты видишь буквы?» Я никаких букв тогда не увидела, но, возможно, Аврелиус был прав. Только это было не его собственное имя, а имя его отца: Амброс.

Я вызвала по телефону такси и от дома Карен поехала в контору мистера Ломакса в Банбери. Адрес у меня сохранился после переписки с ним по поводу Эстер, и все та же Эстер привела меня к нему сейчас.

Секретарша не хотела беспокоить своего босса, узнав, что мой визит не был заранее согласован.

– Вы же понимаете, сегодня сочельник, – говорила она. – Это не самое подходящее время для деловых бесед.

Но я проявила настойчивость:

– Передайте мистеру Ломаксу, что Маргарет Ли хочет срочно поговорить об Анджелфилде и о мисс Марч.

Всем своим видом говоря: «Тоже мне, велика важность», она исчезла за дверью кабинета и тотчас возникла вновь, с кислой улыбкой пригласив меня войти.

Мистер Ломакс-младший был уже далеко не молод. Сейчас он, вероятно, достиг того же возраста, в каком находился мистер Ломакс-старший на момент прибытия в его офис близняшек, нуждавшихся в деньгах для похорон Джона-копуна. Хитроватый блеск в глазах и полуулыбка, мелькнувшая на губах адвоката, когда он пожимал мою руку при знакомстве, свидетельствовали о том, что он воспринимает эту встречу как нечто вроде совещания заговорщиков. На протяжении многих лет он один знал всю правду о мисс Марч и Виде Винтер, унаследовав этот секрет от своего отца вместе с массивным столом вишневого дерева, шеренгой картотечных шкафов и старинными картинами на стенах кабинета. И вот, спустя годы, к нему является человек, приобщенный к той же тайне.

– Рад вас видеть, мисс Ли. Чем могу помочь?

– Я только что приехала из Анджелфилда. Там сейчас полиция. Они нашли труп под развалинами дома.

– боже мои!

– Полицейские, наверно, захотят встретиться с мисс Винтер?

При упоминании мною этого имени взгляд адвоката тревожно скользнул по двери, проверяя, плотно ли она закрыта.

– Да, согласно закону им потребуются показания владельца дома.

– Так я и подумала. Однако она тяжело больна – полагаю, вам это известно.

Он кивнул.

– Кроме того, ее сестра находится при смерти.

Он снова кивнул, не перебивая меня.

– При таких обстоятельствах ее надо очень осторожно подготовить к получению еще одного плохого известия. Она не должна узнать об этом от совершенно незнакомого человека. И впоследствии ее нежелательно оставлять одну.

– Что вы предлагаете?

– Я могу сегодня же вернуться в Йоркшир. Если успею на поезд, отходящий через час, то к вечеру буду на месте. Ее адрес полицейские будут узнавать через вас?

– По всей вероятности. Но я найду возможность задержать их как минимум на несколько часов. Этого вам хватит, чтобы их опередить. Я сам отвезу вас на станцию, если не возражаете.

В этот момент раздался телефонный звонок. Обменявшись со мной тревожными взглядами, он взял трубку.

– Останки?.. Скелет?.. Понимаю… Да, она является владелицей усадьбы… Пожилая женщина со слабым здоровьем… Ее сестра серьезно больна… Летальный исход более чем вероятен в самое ближайшее время… Пожалуй, так будет лучше… Кстати, мне известно, что один человек как раз сегодня собирается ехать к ней… Да, готов поручиться… Безусловно… Договорились.

Он сделал запись на листке настольного блокнота, оторвал его и протянул мне. Там были имя и номер телефона.

– Он попросил, чтобы вы, прибыв на место, позвонили ему по этому номеру и сообщили, как обстоят дела с пожилой леди. Если она в ближайшие дни не сможет встретиться со следователем, он согласен подождать. Дело не особо срочное – найденные останки пролежали под руинами много лет. Когда, вы сказали, отходит поезд? Нам пора на вокзал.