«Тойота Королла» - Севела Эфраим. Страница 20

По счастливому совпадению и Мелисса, в то время тоже стесненная в средствах, снимала комнату в этом отеле. Мы скоро выделили друг друга среди остальных постояльцев, по облику определив, что мы здесь белые вороны, случайно залетевшие в грязный притон. Совместный завтрак, за которым мы проговорили без умолку, рассказывая о себе, еще больше сблизил нас. Мелисса тут же вызвалась помочь мне с работой.

Она уже работала несколько дней на новом месте и была уверена, что меня туда тоже примут. Внешность вполне подходящая. И чтоб рассеять мои сомнения, тут же объяснила характер работы. Называется это «Поющая телеграмма». Мелисса привозит по адресу телеграмму. Обычно поздравительную. И чаще всего приуроченную к моменту, когда в доме праздничный ужин и полно гостей. Вручая телеграмму адресату, она поет в его честь песенку, а если ситуация требует, еще и исполняет в придачу какой-нибудь незамысловатый танец. Под аккомпанемент, записанный на кассете магнитофона, уложенного в ее сумку. Кроме довольно пристойной оплаты она еще и экономит на ужине. Обычно ее приглашают к столу, и она рискует потерять фигуру, потому что на таких ужинах полно вкусных вещей, а она лакомка, и сам факт, что все это бесплатно, еще пуще разжигает аппетит.

Я недурно пела и умела танцевать вполне сносно. Естественно, любительски. Не для представления. Но Мелисса меня заверила, что никакого представления не требуется. Петь и танцевать надо по-домашнему, как если бы пришла в гости к своей тете. А главное, иметь привлекательный, но не вульгарный вид. Тогда обеспечен успех. Развезешь за вечер три-четыре телеграммы и наутро завтракать не можешь. А если соблюдать диету, то можно полностью экономить на еде. От вечера до вечера.

Предыдущая ее служба была еще проще. Вообще ни с кем не общаешься. Только по телефону. Лежишь на диване и шепчешь в трубку. Восемь часов. По сменам. Неделю — днем, неделю — ночью. Это была очень хитрая контора, весьма преуспевавшая. Не помню, как она себя именовала, но занималась чем-то вроде сексуальных услуг по телефону. Одинокие, воющие от тоски люди звонили сюда, и мягкий женский голос начинал им нашептывать ласковые слова, создавая иллюзию, что это все в постели, и исподволь разжигая страсть, пока клиент не удовлетворится. Это был онанизм с помощью телефона. И я удивилась, что таким способом пользуются многие, и телефоны в конторе звонят без конца. Брали на работу не по внешности, а по голосовым данным. По умению голосовыми модуляциями возбудить заочно. У Мелиссы был именно такой голос. Я в этом убедилась потом, когда мы вместе сняли квартиру и она соблазнила меня.

Мелисса привела меня в офис «Поющих телеграмм», и я там понравилась. Но обязательным условием приема на работу было владение приличным автомобилем. Транспорта служба не предоставляла. А у меня машины не было.

У Мелиссы был «Шевроле». И мы с ней поездили по Лос-Анджелесу, присматривая недорогой, конечно, подержанный, автомобиль для меня. Поиски не увенчались успехом. Денег у меня было в обрез. Мелисса тоже не располагала лишними, чтобы дать мне взаймы. А обещанное мне место не могло долго оставаться вакантным. Претенденток на него — хоть отбавляй, и автомобиль для них не препона. Они в основном были местные, и у каждой, естественно, имелась машина. А я прилетела из Нью-Йорка почти без денег, и, чтобы обзавестись собственным транспортом, мне нужно было прежде заработать хоть немного, чтоб уплатить за него аванс. Но заработать я могла, лишь имея автомобиль. И получался замкнутый круг, вырвать меня из которого была бессильна даже добрая Мелисса.

Чтоб не терять времени зря и дать мне первоначальный навык, она предложила мне прокатиться с ней разок-другой по адресам самой попробовать вместо нее вручить телеграмму и спеть при этом. Она же будет дожидаться меня в своем «Шевроле».

Я отнесла телеграммы в два дома, спела, жутко смущаясь и вызывая жалость и сочувствие у слушавших, а когда предложили что-нибудь выпить и съесть, отказалась под предлогом, что сыта и у меня мало времени, работы, мол, невпроворот. В автомобиль к Мелиссе я возвратилась подавленная, и она принялась утешать меня, уверяя, что все — дело привычки и стоит войти во вкус, как меня это даже будет веселить, как вот ее. Я кивала, соглашаясь. Ибо иного выхода не предвиделось.

Итак, мне был нужен автомобиль. Не какая-нибудь допотопная развалина, которую можно было купить за сотню-другую долларов, а что-нибудь приличное, в чем не стыдно подкатить в качестве поющей телеграммы даже к роскошному особняку в районе Бельэйр. От того, раздобуду ли я автомобиль, зависела моя работа, а следовательно, и жизнь. Других возможностей прокормиться я не видела, а выход на панель, чтоб не умереть с голоду, у меня после некоторого опыта не вызывал энтузиазма.

Не помню, что занесло меня в тот день к отелю «Хилтон» в Беверли Хиллс. Должно быть, судьба. Которую, по здравом размышлении, я нахожу весьма милостивой ко мне. Стоит жизни чуть шлепнуть меня, а мне по сему случаю впасть в отчаяние, как тут же непременно появляется некто, якобы посланный небом, и выручает меня. Безвозмездно. Даже не требуя благодарности.

Так бывало много раз на моем не таком уж долгом веку. Ближайший пример — Мелисса. Правда, ее покровительство не распространялось так далеко, чтоб облагодетельствовать меня приличным автомобилем.

Моя везучая судьба, поразмыслив, учла это обстоятельство и подсунула мне другой шанс.

У главного входа в «Хилтон» я буквально наткнулась на дядю Сэма. Не того Дядю Сэма — символ Америки, которого изображают с козлиной бородкой и непременно в цилиндре цвета национального флага, а бритого, с непокрытой лысой головой, старенького дядю моей матери по имени Сэм — фигуру таинственную и боготворимую в нашей семье. Дядя Сэм сказочно богат. Никто из наших точно не знает размеров его состояния, но оно, без всяких преувеличений, по некоторым признакам определяется восемью нулями. Он вдов и бездетен, и, когда моя мама пытается предугадать, кто унаследует все это, она тут же покрывается пятнами и разражается нервной икотой.

Дядя Сэм не жалует своих родственников и держит их на почтительном расстоянии, даже не проявляя интереса, кто умер, кто еще жив и как добывают себе хлеб насущный. На моей памяти он раз или два навестил нас в Квинсе, никого ничем не облагодетельствовав. Лишь меня, почему-то отличив от других детей, сажал на колени, трепал по голове.

Где обитает дядя Сэм, никто точно сказать не мог. Он владел домами и в Нью-Йорке, и во Флориде, и в Калифорнии, и даже в Европе. Ни с кем из наших не переписывался. Адреса его были нам не известны. Телефоны его, естественно, не значились в телефонных книгах.

И надо же столкнуться с ним лицом к лицу, когда он, сопровождаемый отдельными служителями в униформе, катящими на колесах его тяжелые чемоданы, вышел из «Хилтона», чтоб сесть в свой громадный, как танк, черный «Линкольн-Континенталь». И не я его, а он меня узнал, удивленно вперив в меня свои склеротичные, полуслепые от катаракты глаза. Он даже имя мое вспомнил и осведомился, по какому случаю я очутилась в Лос-Анджелесе. Я торопливо и вкратце, чтоб не злоупотреблять его временем, изложила ему, что перебралась сюда жить и устраиваюсь на прилично оплачиваемую работу. Он спросил, что я делаю в настоящий момент в этом месте и как я располагаю своим временем, и я чистосердечно созналась, что ничего не делаю, просто гуляю и временем своим располагаю по своему усмотрению. Тогда он потрепал меня, как в детстве, по голове и предложил сесть в машину и поехать к нему, раз у меня нет других срочных дел. И хитро при этом посмотрел на меня и даже погрозил пальцем, намекая на амурные дела, которые, он не сомневался, одолевают мою легкомысленную голову.

Открытую дверцу почтительно поддерживал огромный черный малый со свирепым лицом и избытком мускулатуры — на нем чуть не лопался строгий черный костюм.

— Это Джордж, — представил мне дядя Сэм черного гиганта. — Мой шофер и телохранитель. — И, мелко рассмеявшись, спросил: — Можно такому малому доверить свою жизнь?