Зуб мудрости - Севела Эфраим. Страница 6

Я это все видела. И ни одной капельки не привираю. Могу поклясться, если не верите. Честное ленинское!

У дедушки Семы пропал золотой мост. Зубной протез, сделанный из чистого золота. Самой высокой пробы, как клялся дедушка. Пять золотых зубов, соединенных вместе. Это и есть мост. Включая зуб мудрости. Самый большой. На него ушло больше всего золота.

Мост надевался на уцелевшие передние зубы, и, когда дедушка улыбался, у него приподнималась немножко губа и сбоку начиналось свечение, как иллюминация. Золото сверкало во рту. Дедушке это нравилось, потому что прибавляло ему веса в обществе. А собеседники проникались уважением и завистью к человеку, у которого даже во рту золото. Не только на пальце в виде перстня и на запястье в виде браслета для часов.

Когда дома не было посторонних (я — не в счет, я — еще дитя и к тому же член семьи), дедушка снимал протез и клал его в стакан с водой, и золото тускло светилось оттуда, как сокровище подводного царства. Или же просто клал куда-нибудь. Каждый раз этот золотой мост мы искали втроем: он, бабушка и я. И бабушка при этом ругалась на чем свет стоит, ползая на коленях по паркету и заглядывая под диван и шкаф. Отчего у нее к голове приливала кровь и приходилось принимать лекарство. Бабушка Сима — самая молодая из моих бабушек, у нее — климакс. Поэтому она такая вспыльчивая. Я ее понимаю. И сочувствую. Но ничем помочь не могу. У каждого возраста — свои минусы. У бабушки — климакс, у меня — глисты.

И вот дедушка Сема стал в очередной раз искать свой золотой мост, и мы с бабушкой ему помогали. Но на сей раз не нашли. Мост пропал. Как будто испарился в воздух. Но, как известно, золото может расплавиться и превратиться в пар при исключительно высокой температуре, а у нас дома была нормальная. Ни холодно, ни жарко. Вернее, дедушка похолодел от такой потери, а бабушку бросило в жар, кровь прилила к голове.

Когда искали лекарство для бабушки, вдруг услышали надрывный кашель под столом. Там сидел Бобик и, давясь, кашлял. И при этом отводил глаза, как с ним обычно бывало, когда он набедокурит.

Страшная догадка осенила нас всех. Троих одновременно. Вот он где, золотой мост! Этот бандит, хулиган, мамзер, выкрест, этот проклятый пес проглотил золотой мост и сейчас корчится в муках, не в силах переварить благородный металл.

— Запереть все выходы! — скомандовала бабушка командирским голосом, что нисколько не удивительно, потому что она — капитан запаса. Медицинской службы.

— И под хвостик ему пробку засунуть, — робко посоветовала я, искренне желая помочь им.

— Ваше дело — телячье, — оборвала она меня.

Бабушка, когда хамит, всегда переходит со мной на «вы». Я прикусила язык. Потому что я из интеллигентней семьи и хорошо усвоила, что спорить со старшими равносильно тому, что пытаться мочиться против ветра. Конечно, если ты мужчина. Слабому полу ветер не опасен.

Кашлявшего Бобика загнали в ванную, и там с ним заперлась бабушка Сима и заставила бедного песика проглотить слабительное.

Бобик выкакал золотой мост, и лишь тогда его выпустили из заключения. Он вышел из ванной грустный, поникший. Так, должно быть, выглядят ограбленные.

А бабушка, предварительно промыв под краном, торжественно вынесла золотой мост и с презрением протянула его дедушке. Мост был смят и продавлен собачьими зубами. Мост пропал. Но хоть золото осталось.

Дедушка Сема проявил свою обычную находчивость и смекалку, что всегда позволяло ему уходить от беды. Он взял молоток и пинцет, которым бабушка выдергивает свои усы, когда они отрастают до неприличия, и в какой-нибудь час вернул золотому мосту его прежний вид. После этого он раскрыл свой наполовину пустой рот и в ознаменование победы хотел водрузить мост на место.

Бабушка еле успела у самых его губ перехватить мост.

— Идиот! Без дезинфекции суешь в рот? Ты что, не знаешь, откуда его вынули?

Она продержала золотой мост в спирте целую ночь, отчего он засиял еще ярче. Потом ошпарила кипятком, помыла с мылом, снова ошпарила и тогда лишь сунула деду в рот. При этом обожгла ему губы.

Бобик несколько дней не глядел людям в глаза. Потом простил.

Когда дед улыбался и у него во рту начинало посверкивать золото, в глазах у Бобика вспыхивал нехороший блеск.

— Аристократ! — пинала его ногой бабушка Сима. — Золота ему только недостает для полного счастья.

У меня же от этого случая осталось какое-то неприятное чувство. Как оскомина во рту, когда поешь зеленых недозрелых яблок.

Каждый раз, когда дедушка Сема меня целовал, я явственно ощущала запах псины из его рта, и у меня делалась гусиная кожа. Я — очень впечатлительный ребенок.

Я думала-думала и придумала. Сделала открытие. В России самые любимые и распространенные песни — воровские, блатные. Часто с непристойнейшими словами. И меня вдруг осенило. Я догадалась почему.

Потому что в Советской России — куют и куют счастье для трудящихся и все никак не выкуют. Почти каждый второй взрослый человек или сидел в тюрьме, или сидит. Как поется в блатной лагерной песне:

Кто там не был, тот будет.

А кто был, тот хрен забудет.

Сталин загнал миллионы за решетку как политических. Просто за неосторожное слово. И без слова тоже. А как уголовников можно сажать любого. Потому что: не украдешь— не проживешь. Не подмажешь — не поедешь. (Это о взятке.) Эти поговорки, а также песенку я знаю от дедушки Семы, который позор семьи и расхититель социалистической собственности.

Люди возвращаются из лагеря не только с испорченным здоровьем и без зубов от цинги. Но и с запасом воровских песен. А так как в России таких людей большинство, поэтому и песни воровские — самые распространенные. От родителей песни переходят к детям и внукам.

Я однажды крепко подвела дедушку Сему. Был мой день рождения. Кажется, пять лет исполнилось. Круглая дата. Мама с папой пригласили гостей полный дом. И детей, и взрослых. Все мои предки во главе с прадедушкой Лапидусом, который был лично знаком с Лениным, были представлены в полном составе.

Когда я обожралась сладостями и мои щеки совсем взмокли от слюнявых поцелуев, наступил, как обычно, самый торжественный момент. Именинница должна блеснуть своими талантами. Прочесть стихотворение наизусть, станцевать русский народный танец или что-нибудь спеть.

Моя родня удивилась. В прежние дни рождения я лопотала стишки, но даже и не делала попытки запеть. Мама даже сокрушалась, что у меня нет музыкальных способностей и я не смогу учиться игре на пианино. Как подобает хорошей девочке из интеллигентной семьи. Дедушки с бабушками тоже переживали. Кроме прадедушки Лапидуса. Он высказался в том смысле, что не всем же играть на фортепиано, кому-то надо и хлеб выращивать. На него посмотрели, как на ожившую за окном прошлогоднюю муху: старикан, мол, совсем спятил, несет ахинею. Конечно, выращивать хлеб тоже надо. Но почему обязательно наша единственная ненаглядная внучка Олечка должна этим заниматься?

Когда я, стоя посреди комнаты с большим бантом в волосах, сказала, что хочу спеть песенку, наступило ликование. В прошлые дни рождения я декламировала стишки, и вся моя родня дружно шевелила губами, беззвучно выговаривая слова, которые они знали наизусть. Вроде бы как помогая мне, поддерживая. Теперь же они не знали, какую песенку я собираюсь спеть, и не могли шевелить губами. Поэтому ограничились тем, что как по команде разинули рты. От любопытства и ожидания. У меня зарябило в глазах — в этих ртах было полно вставных металлических зубов, и в каждом зубе отражалась наша люстра.

Я запела. Отставив ножку и заложив ручки за спину. И по мере того, как я пела, рты захлопывались один за другим, и мне не нужно было больше жмуриться.

Я пела:

Катя, Катерина, Воровская до-о-чь.

С кем ты прогуляла Всю прошлую ночь?

Как все возмутились! Какими взглядами стали переглядываться! Моя мама подбежала ко мне и зажала мне рот ладонью, чтоб оттуда не вырвалось еще какой-нибудь гадости.

— Уму непостижимо! — чуть не зарыдала от стыда моя мама.