Тайна реки Медной - Северов Петр Федорович. Страница 7

— Как мы будем жить на той земле? Река там совершенно мертва. В ней не водится рыба.

— Мы поселимся у её впадения в Медную, и твои люди будут ловить рыбу в Медной. Кроме того, ты не забывай о русских. Они могут прийти. На новом месте ты — новый человек и ничего не знаешь о судьбе их отряда.

Действительно, все шло у американца отлично. Но нередко случается, что какая-то неучтённая мелочь создаёт вдруг угрозу самому искусному стратегу. Так случилось и с Бобом Хайли.

— Я не боюсь русских воинов, — хмелея, выкрикивал старый вождь. — Пусть их будет много, как этих сосен на берегу… Я уйду от них в горы.

В конце концов Инхаглик согласился переселиться.

Переселяясь на новые места, вождь племени решил снести поселок. Хайли подумал, что старый индеец прав: хижины были сложены из сухого, обработанного леса, и проще было перенести их на расстояние в каких-нибудь пятнадцать километров, чем строить новые жилища из сырой сосны. Эта подробность, вообще говоря, не занимала Хайли. Ему понадобился только один час, чтобы разбить удобную и просторную брезентовую палатку. Но он совершенно забыл о маленьком тёмном флакончике из-под кураре. Разбирая хижину, в которой жил американец, какой-то индеец поднял этот флакончик и передал его своему вождю…

Инхаглик долго рассматривал тёмную бутылочку, следя, как на дне её переливается несколько прозрачных капель. Вождя поразило изображение черепа и двух скрещённых костей на этикетке. И ещё его озадачило то обстоятельство, что флакончик, аккуратно завёрнутый в листья, лежал в узкой щели бревенчатой стены.

Все это показалось Инхаглику подозрительным.

После долгого раздумья, сомнений и колебаний Инхаглик принял, наконец, решение. Он наполнил флакончик водой, хорошо сполоснул его и перелил потемневшую жидкость в пустую гильзу патрона. Гильзу тщательно закупорил и спрятал на груди. Потом вышел из хижины и приказал позвать молодого воина по имени «Ветер»… Стройный, черноглазый юноша через несколько минут почтительно стоял перед вождём.

— Тебе дали красивое имя «Ветер», потому что ты самый быстроногий из моих воинов, — сказал Инхаглик. — Сейчас ты должен будешь это имя оправдать. Скажешь своим, что я послал тебя на факторию, где ты пробудешь несколько дней. Но ты на факторию не пойдёшь. Ты должен бежать в русское селение на берегу океана и показать русским вот эту маленькую бутылочку. Пусть русские объяснят, какие написаны здесь слова. Я думаю, что человек с фактории не сможет этого сделать.

Юноша бережно принял флакон.

— Ты должен мчаться, как ветер, и принести обратно эту маленькую посуду, — строго добавил Инхаглик.

— Я буду мчаться быстрее ветра, — сказал молодой индеец.

Около ста километров от фактории до устья реки Тлышитны, что вытекает из озера Плавежного, отряд Серебренникова прошёл за восемь дней. В малых селениях индейцев русских встречали гостеприимно: звали путешественников в свои хижины, делились с ними пищей, наперебой рассказывали о дальнейшем пути в верховья реки.

Не рискуя пробираться к озеру по мелкой, порожистой Тлышитне, Серебренников оставил в устье этой реки трех промышленников, а с остальными ушёл к Плавежному пешком. Шесть суток почти непрерывного пути через удушливые болота, через трясины, бурелом и лесную глухомань Аляски были самым трудным участком пути. Только 30 мая измученные путешественники увидели широкий простор Плавежного и далёкие заснеженные горы на западе.

Русские промышленники побывали здесь уже не раз, и потому индейцы встречали отряд Серебренникова особенно сердечно: дарили сушёную рыбу, съедобные коренья, охотно рассказывали все, что знали, о своём крае. Серебренников тоже разделял с ними табак и сухари, дарил ножи и рыболовные крючья. Эти скромные подарки вызывали всеобщий восторг.

— Мы знаем, — говорили вожди племён, — русские очень добры!

Индейцы помогли промышленникам построить байдары, и отряд отправился в обход всего озера, чтобы потом спуститься к Медной по Тлышитне.

Три промышленника, оставшиеся на Медной, через несколько дней рассказывали начальнику отряда с тревогой:

— Какой-то индеец все время идёт за нами. Мы его видели несколько раз. Неужели это они следят все время?

Серебренников знал, что отряд уже у цели: остались, быть может, какие-то двести километров, и все течение Медной точно определится на карте. Радость близкой победы увлекала и пьянила его, и потому все эти страхи казались ему преувеличенными. Проводники тоже смеялись:

— Что может он один сделать против нас?

Все же по ночам по-прежнему выставляли часовых, и начальник всегда следил, чтобы они строго несли свою вахту.

Ещё в течение двадцати дней отряд продвигался вверх, против течения Медной. Заснеженные горы придвинулись вплотную. В глубоких ущельях стояла вековечная ночь. Ледники преграждали течение, и река металась и кипела, упрямо вгрызаясь в гранитные массивы скал.

Однажды тёмной туманной ночью, когда даже часовые, стоявшие у носа и у кормы байдары, не могли различить друг друга, а маленький шорох на берегу терялся в шуме и плеске реки, по боевому сигналу — крику ворона — с отмели одновременно поднялись воины Инхаглика. Поднялись и ринулись к байдаре…

Более двух месяцев старый Инхаглик не имел известий о своём отряде, посланном вслед за русской экспедицией. Только во второй половине июля на реке показались знакомые пять байдар, и все население посёлка, перенесённого в устье Щечитны, с криками бросилось на берег. Воины сложили перед вождём оружие и одежду русских. Старший среди них рассказал:

— Нам было очень трудно, потому что с ними дружны племена севера и потому что русские постоянно выставляли часовых. Их часовые были очень зорки. Однако мы выждали тёмную ночь…

«Доктор», присутствовавший при торжественной встрече воинов, спросил:

— Они погибли все до одного?..

— Да, русские погибли все, — ответил старший воин. — Они не ожидали нападения.

— Ты говоришь только о русских, — заметил «доктор». — А их проводники?

Воин взглянул на вождя и проговорил смущённо:

— Я не знал, как быть с проводниками. Разве мы должны были им тоже мстить? В темноте не разберёшь, где русский, где индеец… Один проводник был убит…

— А второй? — настойчиво допытывался Хайли.

— Второй ушёл… Он бросился в воду и поплыл. Было очень темно, и мы напрасно его искали. Очевидно, он успел взять кожаную сумку русского начальника. В байдаре этой сумки не оказалось. Можно было бы утром пойти на розыски беглеца, но я не знал, нужно ли мстить и проводникам.

— Это очень печально, — негромко заметил «доктор».

— Да, это очень плохо, — согласился Инхаглик.

Окончательно смущённый суровостью старого вождя, воин сказал убеждённо:

— Один человек без оружия, без продуктов ни за что не уцелеет в том краю. Он умрёт. Он утонет в болоте или его растёрзают гризли [2]. Скорее всего он умрёт от голода.

Инхаглик ничего не ответил. Он по-прежнему был задумчив и хмур и нисколько не заинтересовался ни оружием, ни вещами русских. Но «доктор» оживился, даже привстал со скамьи, и снова маленькие прищуренные глазки его засмеялись.

— У тебя отважные воины, брат мой, и они достойны награды! После победы должно наступить всеобщее торжество… У меня найдутся для этого случая «весёлые капли»… Хватит для всех!

Боб Хайли знал, чем можно расшевелить вождя. И он не ошибся: Инхаглик сразу же повеселел и приказал готовить общий праздничный ужин.

Проводник Анатолий бежал по берегу Медной весь остаток ночи. Утром, опасаясь преследования, он свернул в горы. В дебрях тайги пробираться было ещё труднее. Но он упорно продвигался на юг, прижав к груди кожаную сумку Серебренникова…

Ужас и отчаяние заполнили сердце индейца, и если бы не эта сумка с заветными бумагами начальника, которые во что бы то ни стало нужно было спасти, Анатолий давно уже остановился бы и, может быть, пошёл бы навстречу убийцам.