Роберт Вильямс Вуд. Современный чародей физической лаборатории - Сибрук Вильям. Страница 50
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
У доктора Вуда длинная карьера, начавшаяся еще до «N-лучей» Блондло и визита Евзапии Палладино в Америку, по разоблачению мошенников и добросовестно заблуждающихся ученых, исходят ли их теории из «научных» лабораторий, или из спиритических кабинетов.
При исследовании подозрительных явлений он отнюдь не соблюдает академического спокойствия и приличий. В случае с знаменитыми «N-лучами» он совершил поездку в университет в Нанси и привел к драматической развязке самое необычайное научное самозаблуждение нашего времени. Когда Гринделл Мэтьюз приехал из Англии со своими «лучами смерти» и пытался убедить правительство США купить их для флота, Ассошиэйтед Пресс просило Вуда «посмотреть их». Вуд «посмотрел» и написал громовую статью, в которой сравнивал Мэтьюза («заблуждается ли он добросовестно или нет») с «жуликами, которые стараются продать Бруклинский мост невинным прохожим».
В исследовании спиритических сеансов Палладино, он, являясь членом комиссии, созданной журналом Scientific American , применил рентгеновские лучи, а также хитроумную «венецианскую ставню», чтобы осветить пол кабинета медиума без ее ведома. В последнем случае, с Марджери, медиумом, исследованным в Гарварде, он схватил «эктоплазму» и завладел ею.
По мнению Вуда, эти люди, ведущие науку по ложным путям, резко разделяются на две категории: честных заблуждающихся и обыкновенных мошенников. Первые совершенно честно воображают, что имеют ценную идею, с которой могут принести другим пользу, а себе — деньги, если им окажут помощь в работе. Мошенники же обычно «изобретают» небольшой, но хитроумный аппарат, который действует с помощью какого-либо трюка, в надежде одурачить капиталиста или государство, которое дает им деньги авансом на «проведение опытов в полном масштабе». Обе категории стары, как мир, и будут существовать вечно. Прошлым летом Вуда просили разобрать следующее «изобретение»: человек утверждал, что может управлять трактором и приводить его в движение с помощью «беспроволочной передачи энергии». У него же, конечно, были и «лучи смерти». Они всегда изобретают «лучи смерти». Он имел покровителя, надоедавшего Вуду, который уверял, что видел, как лучами была убита утка на высоте восьмисот футов.
«Разбирать такие вещи, — говорит Вуд, — часто довольно весело, но вообще это — трата времени. Большие, более серьезные случаи — совсем другое дело».
Вот рассказ самого Вуда о том, что было, по всей вероятности, величайшим научным заблуждением нашей эпохи.
«Поздней осенью 1903 года профессор Р. Блондло, глава Физического отделения в университете в Нанси, член Французской Академии, широко известный исследователь, провозгласил открытие новых лучей, которые он назвал N-лучами, со свойствами, далеко превосходящими лучи Рентгена. Прочитав о его экспериментах с этими лучами в Comptes Rendus Академии, основном научном журнале Франции, я попытался повторить его наблюдения, но мне ничего не удалось, хотя я потратил на это целое утро. Согласно Блондло, лучи излучались спонтанно многими металлами. Как детектор можно было употреблять очень слабо освещенный лист бумаги, ибо — чудо из чудес — когда N-лучи попадали в глаз, они усиливали его способность видеть предметы в почти темной комнате.
Огонь открытия, зажженный Блондло, теперь ярко разгорелся, и его раздувало десятка два других исследователей. О них было помещено в Comptes Rendus двенадцать статей до конца года. А. Шарпантье, знаменитый своими фантастическими опытами с гипнозом, утверждал, что N-лучи исходят из мускулов, нервов и мозга, и его авторитетные заявления были опубликованы в Comptes Rendus с полным подтверждением д'Арсонваля — первого авторитета Франции по электричеству и магнетизму.
Затем Блондло объявил, что он сконструировал спектроскоп с алюминиевыми линзами и призмой из того же металла и получил спектр из линий, разделенных темными интервалами, показывающих, что имеются N-лучи разной преломляемости и длины волны. Он измерил их длины волн. Пламя исследования N-лучей разгорелось в целый пожар. Жан Беккерель, сын Анри Беккереля, который открытием излучения урана положил основу для открытия радия Кюри, утверждал, что N-лучи можно передавать по проводу, так же, как свет передается по изогнутой стеклянной палочке благодаря внутреннему отражению. Один конец проволоки около слабо светящегося «детектора» вызывал колебание его интенсивности, в то время как другой конец проволоки водили по черепу живого человека. Если человека усыпляли эфиром, N-лучи от его мозга сначала усиливались, а потом слабели, по мере того, как он крепче засыпал. Он утверждал, что металлы можно «анестезировать» эфиром, хлороформом или спиртом, после чего они переставали испускать и передавать N-лучи. Биологи, физиологи, психологи, химики, ботаники и геологи присоединились к этой веселой компании. Нервные центры позвоночника изучались в связи с болезнями. или повреждениями, по их излучению N-лучей. «Обнаружилось», что лучи испускались растущими растениями, овощами и даже трупом человека. Шарпантье нашел, что слух и обоняние также обострялись под их влиянием, как и зрение. Колеблющийся камертон испускал сильные N-лучи. В начале лета Блондло опубликовал двадцать статей, Шарпантье — тоже двадцать, и Ж. Беккерель — десять, все с описанием новых свойств и источников N-лучей. Около ста статей о N-лучах были опубликованы в Comptes Rendus в первой половине 1904 года. N-лучи поляризовали, намагничивали, гипнотизировали и мучили всеми способами, какие можно было выдумать по аналогии со светом, но все явления были способны наблюдать только французы. Ученые во всех других странах держали себя открыто скептически и смеялись над фантастическими измышлениями. Но Французская Академия увенчала работу Блондло своим признанием, присудив ему премию Лаланда в 20 000 франков и золотую медаль — «За открытие N-лучей».
В то лето мы жили в Бег-Мей, в Бретани, и я потерял связь с научными фокусами в Нанси, но в сентябре я поехал в Кембридж на собрание Британской Ассоциации Наук. После сессии некоторые из нас собрались для обсуждения вопроса: что же делать с N-лучами. Из нашей группы особенно яростно был настроен профессор Рубенс из Берлина, с которым я был тесно связан, еще будучи студентом. Он особенно возмущался, так как кайзер приказал ему приехать в Потсдам и продемонстрировать лучи. Потратив попусту две недели на попытки воспроизвести опыты французов, он был очень смущен необходимостью признаться кайзеру в своих неудачах. Он повернулся ко мне и сказал: «Профессор Вуд, а не могли бы вы теперь поехать в Нанси и проверить их эксперименты?» — «Да, да», — поддержали его все англичане, — «это — идея! Поезжайте!» Я предложил, чтобы поехал сам Рубенс, как главная жертва, но он сказал, что Блондло крайне любезно ответил на все его письма, сообщив все малейшие детали своей работы, и что будет очень неудобно, если он поедет разоблачать его. «Кроме этого, — добавил он, — вы ведь американец, а американцы умеют делать все…»
Итак, прежде чем присоединиться к своей семье в Париже, я посетил Нанси и встретился с Блондло, по его приглашению, в его лаборатории ранним вечером. Он не говорил по-английски, и я избрал средством разговора немецкий, чтобы он чувствовал себя свободно и мог говорить конфиденциально со своим ассистентом, который, по-видимому, был главным ассистентом лаборатории.
Сперва он показал мне лист картона, на котором. было нарисовано светящейся краской несколько кругов. Он пригасил газовое освещение и просил меня обратить внимание на увеличение интенсивности их свечения, после того, как на них направили N-лучи. Я сказал, что ничего не замечаю. Он ответил, что мои глаза недостаточно чувствительны, и это ничего не доказывает. Я спросил его, можно ли мне ставить и убирать на пути лучей непрозрачный свинцовый экран, в то время как он наблюдает флуктуации на экране. Он ошибался почти на 100 процентов, и говорил, что интенсивность меняется, когда я ничего не двигал, и это уже доказывало кое-что, но я держал язык за зубами.