Молитва для Эльзы - Сидоренко Андрей. Страница 14

Журчит по ночам вода в сливном бачке, тарахтит холодильный агрегат, спит другой человек под одним со мной одеялом, и предстоящее утро с перемещением по квартире тел ее жителей и перестановкой вещей. Жареные куриные яйца и растворимый кофе с булочкой. Я же просил два кубика сахара, а не три!

Все так, наверное, и должно быть. И унитаз, и жареные яйца, и та женщина совершенно ни при чем. Это я не успеваю соображать за течением жизни – куда ее, родимую, несет и когда надо поворачивать, и к какому берегу причаливать: где надежный населенный пункт или где пустыня. Я, изучивший математический анализ и английский язык, не понимал, что жизни без любви не бывает, то не жизнь. Я не понимал, что любовь – это дар, она не приобретается и не достигается. Я не знал, что любить надо стремиться самому, а не стараться, чтоб любили тебя. Этот центростремительный закон природы прост, как первобытный инструмент для нанесения удара по черепу. Незнание этого правила корежит жизнь, заставляя видеть впереди грустную пустоту, а позади никчемный хлам – трудов результат.

В центре готической залы из мрамора и самотканых ковров далеких восточных государств расположен большой железный агрегат. Со стороны он очень убедительно смотрится, как незыблемая индустриальная вещь, манящая в очаровательную перспективу чудесного завтра. А рядом я, отчаявшийся запустить станок, перепачканный от дурного труда человек. Перепробовал все: разбирал-собирал изделие согласно инструкции, ласково перетирал-смазывал каждую детальку, веря в пользу, и все напрасно. Станок-молчун ни скрипнул, ни чихнул. Потом появился низкий белобородый гном в круглых для ума очках и сообщил, что в его царстве, где я очутился, станки работают не от количества правильных составных частей, а от внутреннего содержания и огромного желания пуско-наладчика, станочного мастера. А само по себе изделие мертвое, оттого молчит и зря весит.

Брось его в покое, горе-человек, иди себе по земле и заново научись жалеть умершего червя, как лучшего товарища, потом приходи, и все у тебя получится: и жить сквозь божьи дни, и станки заводить.

Что со мной? Очкарик-гном, агрегат счастья, который не заводится из-за дохлого червяка тридцатилетней давности. Не работает – значит, сломан, на то гарантийные мастерские с сетью приемных пунктов существуют. А самотканые ковры зачем? Станки стоят среди голых стен цехов, а не в мраморных залах.

Я вспомнил про Эльзу. Хорошо, что она здесь – сидит себе и на огонь смотрит. Иди ко мне, малыш. Она безропотно подошла и села рядом.

В голову полезло всякое. Что делать с мертвым станком? Как проехать в гарантийную мастерскую? И как рассказать слесарям о беде, чтоб не выглядеть идиотом? Стоит агрегат и молчит? А точное название недостающей шестерни, а если серийный номер изделия не совпадает с указанным в техническом паспорте, и куда подевался гарантийный талон? Почему я об этом думаю? Пойду-ка лучше спать и видеть общечеловеческие сны, а утром встанет солнце и все будет в порядке.

На потной военной лошади скачет сложно одетый молодой человек из эпохи Возрождения. Наездник стремится выполнить ответственное поручение – ценный несъедобный предмет вручить дальнему ожидающему, причем не опоздать, иначе везде начнутся неприятности, о которых лучше не думать. Ему, красавцу-весельчаку, чинят каверзы смурные одинаковые люди под руководством неулыбчивого злодея, который тоже сложно одет, но во все черное. Минуя засады, наш задорный певун-усач, возможный жених и энергичная, вечно стремящаяся личность, знай, порученное дело делает, и ценный несъедобный предмет доставляет куда надо. Дождавшийся человек не знает, чего еще сделать от счастья и грудастая женщина, введенная в курс дела, рядом и тоже рада, но по-другому. Ей от победителя добавочно надо чего-то еще. Повернув голову набок, она смотрит на чемпиона из такого неудобного положения и показывает передние зубы. В ответ молодой человек много и жарко говорит, употребляя большое количество прилагательных в ущерб смыслу, отчего неважную по содержанию речь можно слушать вполне, верить ей и удивляться.

Дальше уличное шествие веселых, опрятно одетых средних горожан, деревянные столы в полуподвальных каменных помещениях, красное вино в гончарной посуде, несложные песни в дружном исполнении произвольных волосатых людей из той же эпохи Возрождения.

Веселье в разгаре, от вина главный всемирно любимый герой кажется еще любимей. Папы мечтают поменяться с ним своими опостылевшими местами, а мамы, в свою очередь, вспомнив, как оно в девках, заново хотят в принцессы, чтоб сидеть на возвышенном месте и наблюдать, как рубятся женихи.

А где же военная лошадь нашего удальца? Она вынуждена грустить в стойле, не слыша звуков почетного гимна, без вина, без другого похожего рядом существа.

Кто таков наш главный герой без верной лошади? Просто усталый пешеход, которому не одолеть нужную дистанцию в срок. Без лошадиной силы наш любимец – просто милый человек, вынутый из уличной толкотни.

Прерви пир, мушкетер, сходи в стойло и поцелуй в морду животное, пусть оно тоже ощутит праздник вместе с тобой. Вспомни о нем, когда того животному надо, а не когда оно требуется как нечеловеческая сила. Лошадь – тоже человек.

Но гуляка-мушкетер так и не пошел в стойло, он продолжал пить вино, обнимать женщину и громко без стыда хохотать, как главный. Вместо него в стойле, очутился я, деревенский выходец, хромой смотритель конюшен, второстепенный холостой человек с небритым лицом. Подхожу к чужой героической лошади и обнимаю ей шею.

Дорогое животное! Люблю тебя гораздо больше твоего наездника, мушкетера-пустобреха. Я, неустанный низкооплачиваемый труженик, долгие годы прилежно коплю деньги, отказывая себе во всем подряд. Ем с лошадьми наравне, не пью вина и не гуляю с женщинами от растрат подальше. Каждый вечер сижу в своей тесной каморке и мечтаю о том, как куплю такую, как ты, и поскачу выполнять ответственное поручение. А возвратясь с задания, буду наслаждаться звуками почетного гимна и обнимать женщину победы. Недолго осталось, очень скоро буду владеть собственным долгожданным животным для подвига. А пока я скромный труженик нижних рядов, тайный мечтатель, хранитель гордыни, сгребаю лошадиный навоз и терплю время перед небесным будущим.

Уважаемое будущее животное! Родней тебя у меня никого нет. Я так сильно о тебе мечтаю, что даже себя вижу конем, а тебя моим вечным человеческим соратником.

Ничего у меня в порядке от такого сна не стало, а совсем наоборот. И роль у меня дурацкая, кому о ней сказать. Или я мушкетером был? Впрочем, неважно. Пора вставать, приготовить завтрак и в путь. Надо зайти в ближайший город, кое-что купить. Спички заканчиваются и овсянки только на раз осталось.

Я умылся, почистил зубы и снова прилег не торопясь решить серьезную задачу, чтоб такое особенное приготовить на завтрак: сварить кашу, а потом вскипятить чай, или без чая можно обойтись, или лучше без каши, или не делать ни того ни другого, а просто помечтать. Можно пойти дальше и вообще не ходить сегодня ни в какой город. Остаться здесь надолго и без еды, может, тогда в голову придет какая-нибудь давно забытая древняя истина или совершенно новая, разящая массы наповал. Пойду тогда по миру рассказывать умные вещи, буду гоним, пострадаю за правду и меня назначат святым. Что я буду делать потом и что чувствовать: как мурашки по коже, когда пятки чешут, или там, в небесах, вообще прелесть сплошная, как от вина, а в аду как с похмелья после того вина?

Глянь на меня, сторонний наблюдатель: среди бескрайней степи расположен одинокий человек. В голове у него кавардак: неработающий станок, лошадь мечта будущего победителя, как проехать в гарантийную мастерскую и еще кое-что. Как ни старайся, ни за что не догадаться, чего он здесь делает и зачем отдельно от всей остальной природы существует. Везде четко организованная жизнь с незыблемыми правилами, только у него одни вопросы без ответов. На фоне прочих земных обитателей он выглядит как сумасшедший представитель какой-то тупиковой ветви эволюции.