Однажды и навсегда - Сигер Мора. Страница 61

— Нам придется прыгать, — сообщил ей Фолкнер.

— Что?

— Видишь впереди излучину? За ней есть подводные камни и водовороты. Как только лодка доплывет до них, она непременно перевернется. Оттуда мы не выберемся. Уж лучше прыгать здесь.

— Я не могу…

Он не на шутку встревожился.

— Не умеешь плавать?

— Нет. Я не могу прыгать, — она пощупала руками одежду. Одежда была не слишком тяжелой. Но Сара не питала иллюзий по этому поводу. Под платьем было несколько нижних юбок. В воде они набухнут и потянут ее вниз. Они станут тяжелей свинца.

Фолкнер тревожно взглянул вперед. Излучина приближалась с пугающей скоростью.

— Черт, — выругался он, ухватил Сару за пояс и прыгнул.

Они вынырнули в нескольких ярдах от лодки. На их глазах она сильно накренилась, зачерпнула бортом воды и опрокинулась. Фолкнер крепко держал Сару. Вместе они поплыли к берегу. До него было совсем рядом, река в этом месте сужалась. К тому времени как они добрались до берега, на них не было ни единой сухой нитки. Выкарабкавшись на берег при помощи Фолкнера, Сара уставилась на вымокшее платье. Она подумала, что сейчас, должно быть, напоминает собой мокрую кошку, которую ей приходилось однажды спасать. Кошка охотилась за лягушками и, поскользнувшись на камне, плюхнулась в пруд. Когда ее вытащили из воды, она представляла собой ком намокшей шерсти неопределенного цвета.

— Странные повадки у вас, лондонцев, — пробормотала она, стуча зубами от холода и принимаясь выкручивать юбки. — В деревне, когда мы садимся в лодку, то обычно в ней и остаемся.

— Когда гребешь шестом, весь трюк заключается в том, что этот чертов шест следует приподнимать, и довольно быстро, — поучительно отозвался Фолкнер.

— Откуда мне было знать, ведь до этого дня я никогда не пробовала грести шестом. И, между прочим, никогда бы не попробовала, если бы кто-то не вздумал на этом настаивать. Можно подумать, что мне было очень плохо на моем месте. Где и полагается быть даме, занимаясь тем, что от нее требуется, — то есть, украшать собой лодку и ничего более. Так нет же, как только я начала делать первые успехи в этом тонком и довольно нелегком искусстве, ты почему-то решил, что мне пора поупражняться в гребле. Что ж, позволь мне тебе сказать…

— Я тоже никогда до этого дня не имел возможности поучиться грести шестом, — Фолкнер стоял перед ней, промокший насквозь, и улыбался во весь рот. Ясно, что он надеялся своим признанием остановить поток ее упреков. Того и гляди, она слишком увлечется и наговорит лишнего.

Сара буквально задохнулась от негодования.

— Мне помнится, ты говорил, что ходил в море.

— Ради Бога. Но там же не гребут шестом. К тому же я терпеть не мог плавания. Разве я тебе не говорил, что с тех пор и ногой не ступал в лодку?

— Говорил.

— В таком случае, будь добра, объясни, каким образом я мог этому научиться?

Она было открыла рот, чтобы достойно ответить ему, но осеклась и спокойно сказала:

— Как глупо все прозвучало с моей стороны, — она глубоко вдохнула, посмотрела на него и рассмеялась. Сначала негромко, но дальше — больше. И вскоре она хохотала громко и весело.

— Никогда раньше не брал в руки шеста, терпеть не мог флотскую жизнь. Поэтому, разумеется, мы отправляемся на лодочную прогулку.

И при этом я должна работать шестом. Ой, Господи, до чего же болят мои ребра!

— Так им и надо, — процедил Фолкнер, сердито глядя на нее. Но она продолжала хохотать, и он не смог удержаться от смеха.

— Наверное, это была очень глупая затея?

— Нет, — не согласилась Сара, переводя дыхание и заглянув ему в глаза. — Очень даже замечательная!

Каким все-таки удивительным человеком был Фолкнер. При всем своем положении и могуществе, он не постеснялся раскрыть перед ней свою самую потаенную мечту. Совершить с ней прогулку по Темзе, ясным солнечным днем, — такое непритязательное желание. И в то же время такое далекое от того, чем они обычно занимались.

А сейчас они мокрые насквозь.

— Что ж, прекрасно, — сказала Сара, немного успокоившись. — Однако нужно что-то предпринять.

Одежда, развешанная по кустам, действительно сохла гораздо быстрее. Место у реки было тихое и уединенное. Страсть подкралась к ним так незаметно. Они оказались застигнутыми врасплох. Слившись в объятиях, они упали на мягкую землю, кажется, давно уже поджидавшую их.

День клонился к вечеру, когда они, наконец-то, добрались до пристани. Сара осталась на улице, прячась за домом лодочника. Ей не хотелось попадаться кому-нибудь на глаза в таком растерзанном виде. Фолкнер отправился возмещать убытки за утопленную лодку. Наконец, он показался в дверях и, увидев, как Сара пугливо выглядывает из-за угла, не смог не расхохотаться. Впрочем, она тоже не сдержалась. Они оба буквально заходились от хохота, пока возвращались в карете к его дому.

Криспин проявил чудеса снисходительности. Странно, чем дольше он был знаком с Сарой, тем ярче проявлялось в нем это качество. Но он многому научился благодаря ей.

— Сэр, вы будете ужинать дома? — поинтересовался он, даже не глядя в их сторону. А они стояли посреди мраморной прихожей, которая сияла чистотой, помятые и пахнущие водой Темзы.

— Нет, — ответил Фолкнер. — Мы поужинаем где-нибудь в городе.

— Мы, неужели? — спросила Сара, когда они поднимались по лестнице. — А где?

— В раю, — ответил он и больше не добавил ни слова, несмотря на ее настоятельное любопытство.

Позже, намного позже нежели они собирались — не будь она столь настойчива, а он отзывчив, — они спустились вниз помытые и в чистой одежде. У входа их уже поджидала карета. Фолкнер усадил Сару, а сам, перед тем, как сесть рядом с ней, о чем-то быстро и тихо переговорил с кучером.

— Ну, теперь, — спросила она, когда карета покатила по городу, — ты скажешь мне, куда мы направляемся?

— В Воксхолл, — ответил он и увидел, как ее глаза засияли от восторга.

ГЛАВА 37

Разумеется, Сара слышала о Воксхолле. Да и какой человек, считающий себя персоной утонченного вкуса, о нем не слышал? Но Саре и в голову не могло прийти, что она побывает там. Удивительный сад, разбитый неподалеку от Лондона, явно был порождением искушенной фантазии.

Между тщательно ухоженными лужайками вились гравийные дорожки. Вдоль дорожек горели разноцветные фонари, столь многочисленные, что ночь становилась светлой, как день.

По дорожкам неспешно прогуливались разнаряженные мужчины и дамы. Иногда они искали себе уединение позади весьма удобно расположенных деревьев. Тут были и настоящие аристократы, и мастера или же мастерицы притворства. В Воксхолле происхождение не имело существенной разницы.

Сара вышла из кареты, опираясь на руку Фолкнера, и огляделась по сторонам с нескрываемым изумлением и восторгом. Оркестр на эстраде играл веселые мелодии. Сновали разносчики, предлагая всевозможные безделушки и модные мелочи. Жонглеры показывали свое искусство. Маги заклинали. Здесь были певцы и клоуны, мимы и кукольники. Куда ни посмотришь, сплошные чудеса и увеселения.

— Ну как, нравится? — спросил Фолкнер.

— Да-да, разумеется, — легкомысленным тоном отозвалась она.

Фолкнер посмотрел на нее с досадой, она заметила это и рассмеялась.

— Это самое замечательное место из того, что мне доводилось когда-либо увидеть.

— Есть и другие замечательные места, — сказал он, когда они прогуливались по дорожке. — Например, в Париже какой-то совершенно особенный свет, делающий этот город незабываемым. Венеция может показаться немного мрачноватой, но тем не менее в ней есть присущая только ей радость, которая сметает все печали на свете. А Рим? Кажется, там абсолютно невозможно ни от кого ничего добиться, но чувствуешь себя превосходно.

— Ты так много путешествовал, — сказала Сара, и, как она ни старалась, не смогла скрыть грусти, прозвучавшей в голосе. Мир был широк и огромен, а ее собственная часть в нем до обидного мала.