Под конвоем лжи - Силва Дэниел. Страница 145

Он незаметно смотрел, как в конце концов она заставила зонтик раскрыться и направилась по улице. Роач встал, надел пальто, вышел из кафе и пошел вслед за нею.

Хорст Нойманн проснулся, когда поезд углубился в северо-восточные предместья Лондона. Он поглядел на часы: 10:30. По расписанию они должны были прибыть на Ливерпуль-стрит в 10:23. Просто чудесно — всего несколько минут опоздания. Он зевнул, потянулся, выпрямился и посмотрел в окно на протянувшиеся вдоль дороги унылые ряды доходных домов, выстроенных в благословенную викторианскую эпоху. Грязные дети махали руками, приветствуя проходящий поезд. Нойманн, ощутив себя, до смешного, настоящим англичанином, помахал им в ответ. В купе, кроме него, ехало еще трое пассажиров: двое солдат и молодая женщина, одетая в комбинезон фабричной работницы. Увидев залепленное пластырями лицо Нойманна, она надолго задержала на нем взгляд, исполненный величайшего неодобрения и одновременно глубокого сочувствия. Теперь Нойманн обвел своих попутчиков ничего не выражавшим взглядом. Он всегда очень боялся, что может заговорить во сне по-немецки, хотя в последние несколько ночей видел сны, в которых все действие сопровождалось разговорами исключительно на английском языке. Убедившись, что все в порядке, он откинул голову на спинку сиденья и снова закрыл глаза. Боже, как же он устал. Проснулся в пять часов, вышел из дома в шесть, чтобы Шон мог подвезти его в Ханстантон к поезду до лондонского вокзала Ливерпуль-стрит, отходящему в 7:12.

Минувшей ночью он спал очень плохо. Ему мешала боль от ушибов и, конечно, присутствие Дженни Колвилл, забравшейся к нему в кровать. Она поднялась вместе с ним до рассвета, беззвучно выскользнула из дома Догерти и отправилась на велосипеде домой под дождем по темной дороге. Нойманн надеялся, что у нее все обошлось благополучно. Он надеялся, что Мартин не стал дожидаться дочери. Было ясно, что он свалял огромного дурака, позволив ей остаться на ночь. Он думал о том, как будет себя чувствовать Дженни, когда он уйдет. Когда он исчезнет и не станет писать ей писем, и она никогда в жизни ничего не услышит о нем. Его тревожило и то, что она будет чувствовать, если вдруг узнает правду о нем — что он вовсе не Джеймс Портер, списанный по ранению британский солдат, искавший мира и покоя в норфолкской деревушке, а Хорст Нойманн, боевой немецкий парашютист, который прибыл в Англию, чтобы шпионить. Который гнусно обманул ее. Но в одном он был с нею совершенно честен. Он тревожился о ней. Пусть не так, как ей самой этого хотелось бы, но он действительно беспокоился о том, что будет с нею.

Поезд замедлил ход, подъезжая к вокзалу. Нойманн поднялся, надел свое полупальто и вышел из купе. В коридоре уже было полно народу. Он протиснулся среди других пассажиров поближе к двери.

Кто-то из стоявших впереди распахнул ее, и Нойманн вышел из не успевшего остановиться поезда. Отдав билет контролеру, он прошел по сырому туннелю к станции метро. Там он купил билет до Тампля и уехал на первом же подошедшем поезде. Уже через несколько минут он поднялся по лестнице и зашагал на север в сторону Стрэнда.

Кэтрин Блэйк доехала на такси до Черинг-Кросс. Место встречи располагалось поблизости, перед магазином на Стрэнде. Она расплатилась с водителем, раскрыла зонтик и пошла по улице. Зайдя в телефонную будку, она сняла трубку и, сделав вид, будто набирает номер, посмотрела в том направлении, откуда пришла. Сильный дождь затруднял видимость, но она решила, что не видит никаких признаков слежки. Опустив трубку на рычаг, она вышла из будки и зашагала по Стрэнду на восток.

Клайв Роач выскользнул из задней двери фургона службы наблюдения и направился следом за Кэтрин Блейк по Стрэнду. За время короткой поездки он успел переодеться — сменил макинтош и широкополую шляпу на темно-зеленое клеенчатое пальто и шерстяную кепку. Переодевание изменило его до неузнаваемости — из клерка он сразу превратился в чернорабочего. Вовремя заметив, что Кэтрин Блэйк остановилась, чтобы сымитировать телефонный звонок, Роач помедлил возле подвернувшегося кстати газетчика. Разглядывая заголовки, он восстановил в памяти лицо агента, которому профессор Вайкери дал кличку Рудольф. Задание Роача было простым: сопровождать Кэтрин Блэйк до тех пор, пока она не передаст свои материалы Рудольфу, и переключиться на слежку за ним. Он отвернулся от газетчика как раз вовремя, чтобы заметить, что она повесила трубку и вышла на тротуар. Роач влился в достаточно плотный поток пешеходов и последовал за нею.

Нойманн издали заметил приближавшуюся к нему Кэтрин Блэйк. Он остановился у витрины магазина, рассматривая в стекле витрины отражения проходивших по тротуару людей, особо присматриваясь к тем, кто шел вслед за нею. Когда она подошла поближе, Нойманн отвернулся от витрины и зашагал ей навстречу. Контакт был кратким — секунда или две, но после того, как он состоялся, кассета с пленкой оказалась у Нойманна в руке, и он незаметным движением сунул ее в карман пальто. Кэтрин шла своей дорогой и сразу же смешалась с толпой. Нойманн сделал еще несколько шагов в противоположном направлении, на ходу откладывая в памяти лица попадавшихся навстречу людей. Затем он резко остановился около следующей витрины, повернулся и последовал за Кэтрин.

Клайв Роач издалека заметил Рудольфа и видел, как осуществилась передача. Ну, ловкачи, подонки! — восхитился он. Не укрылось от его внимания и то, как Рудольф сделал паузу, после которой направился в обратном направлении, вслед за Кэтрин Блэйк. Начиная с 1939 года, Роач присутствовал при множестве встреч немецких агентов друг с другом, но ни разу на его памяти не было такого, чтобы один из агентов отправлялся следом за своим напарником. Обычно они сразу же расходились по сторонам. Роач поднял повыше воротник своего клеенчатого пальто и осторожно пошел за объектами слежки.

Кэтрин Блэйк сначала шла в восточном направлении по Стрэнду, а потом свернула вниз на набережную Виктории. Именно в тот момент она и заметила Нойманна, шедшего вслед за нею. Первой реакцией на это открытие был гнев. Одним из главных условий стандартной процедуры свидания был разрыв контакта — чем скорее, тем лучше, — как только передача будет осуществлена. Нойманн знал процедуру и каждый раз выполнял ее безупречно. «Почему же сейчас его понесло за мной? — подумала она. — Скорее всего, ему приказал это сделать Фогель».