Под конвоем лжи - Силва Дэниел. Страница 40

Нью-Йорк, октябрь 1943

Они приехали за ним в пятницу. Эти люди почему-то запомнились ему как Лаурел и Харди: толстый, приземистый американец, от которого пахло дешевым лосьоном после бритья и сосисками с пивом, съеденными за ленчем, и тощий благообразный англичанин, пожавший руку Джордана с таким видом, будто хотел пощупать его пульс. На самом деле их звали Лимэнн и Брум, по крайней мере, так было написано в удостоверениях, которыми они по очереди помахали у него перед носом. Лимэнн сказал, что работает в Военном министерстве, Брум, костлявый англичанин, промямлил что-то насчет Военного кабинета. Ни один, ни другой не носили военной формы — Лимэнн был одет в потертый коричневый костюм, пиджак которого обтягивал его объемистый живот, а брюки, судя по неопрятным складкам, резали в шагу; Брум, напротив, щеголял в изящном темно-сером костюме, казавшемся слишком теплым для нью-йоркской осени.

Джордан принял их в своем роскошном кабинете в офисе, расположенном в Нижнем Манхэттене. Лимэнну лишь с трудом удалось подавить отрыжку, которая, видимо от восторга, одолела его, когда он увидел потрясающий вид на мосты через Ист-Ривер, открывавшийся из окна: Бруклинский, Манхэттенский и Вильямсбургский. Брум не выказал ровно никакого интереса к творениям рук человеческих, зато прокомментировал погоду — прекрасный осенний день, прозрачное синее небо, ярко-оранжевый солнечный свет. В такие дни нетрудно подумать, что Манхэттен — самое красивое место на земле. Они вели разговор у южного окна, глядя с высоты на огромные грузовые суда, входившие и осторожно выбиравшиеся из нью-йоркской гавани.

— Расскажите нам о работе, которой вы занимаетесь сейчас, мистер Джордан, — сказал Лимэнн с отчетливым акцентом Южного Бостона.

Для хозяина кабинета это был больной вопрос. Он все еще оставался главным инженером Северо-восточной мостостроительной компании, которая являлась безусловным лидером среди строителей мостов на всем Восточном побережье. Но мечта об организации собственной фирмы, как он и боялся, умерла с началом войны.

Лимэнн, похоже, крепко изучил его биографию и теперь пересказывал ее с таким видом, будто собирался представить Джордана к награде. «Лучшим в своем выпуске закончил Ренсселировский политехнический институт. Признан инженером года в 1938. „Сайнтифик америкен“ утверждает, что вы величайший человек из всех, кто жил на свете после изобретения колеса. Вы знаменитый человек, мистер Джордан».

Увеличенная фотокопия статьи из «Сайнтифик америкен» висела на стене в изящной черной рамке. На фотографии, сопровождавшей статью, казалось, был снят совсем другой человек. Теперь Джордан стал более худощавым — некоторые говорили: более красивым, — и несмотря на то, что ему еще не исполнилось сорока, виски у него обильно поседели.

Брум, тощий англичанин, бродил по комнате, внимательно рассматривая фотографии и модели мостов, разработанных и построенных компанией.

— У вас тут работает много немцев, — сказал он с таким видом, будто открывал Джордану потрясающую новость. Это была чистая правда: немцы имелись и среди инженерного состава, и в секретариате. Личным секретарем Джордана работала женщина по имени мисс Хофер; она девочкой приехала вместе со своей семьей в Америку из Штутгарта и до сих пор говорила по-английски с немецким акцентом. И, как будто для того, чтобы подкрепить опасения Брума, мимо открытой двери Джордана прошли двое молодых клерков из отдела писем, болтавших между собой по-немецки с четко выраженным берлинским акцентом.

— Вы подвергали их проверкам на благонадежность? — снова заговорил Лимэнн. Джордан нисколько не сомневался, что он был полицейским — по крайней мере, был полицейским в прошлом. Это было видно и по состоянию его заношенного дешевого костюма, и по выражению упорной решимости, не сходившему с его лица. Для Лимэнна мир должен был состоять, по большей части, из злодеев, а он стоял на посту, как единственная преграда, не позволяющая анархии захлестнуть и смести порядок.

— Мы не устраиваем проверок на благонадежность. Ведь мы строим мосты, а не делаем бомбы.

— А откуда вы знаете, что они не сочувствуют другой стороне?

— Лимэнн. Разве это не немецкое имя?

Мясистое лицо Лимэнна сразу сделалось хмурым.

— Вообще-то не немецкое, а ирландское.

Брум отвлекся от осмотра моделей моста, прислушался к тому обмену любезностями и захихикал. Потом спросил:

— Вы знаете человека по имени Уолкер Хардиджен?

У Джордана возникло неприятное ощущение, как будто его допрашивали.

— Я думаю, что вы сами прекрасно знаете ответ на этот вопрос. Я знаю также, что он и его семья по происхождению немцы. Он говорит на немецком языке и хорошо знает страну. И был неоценимым помощником для моего тестя.

— Вы хотите сказать: вашего бывшего тестя? — уточнил Брум.

— Мы остались в очень близких отношениях после смерти Маргарет.

Брум склонился над очередной моделью.

— Это висячий мост?

— Нет, это проект консоли. Разве вы не инженер?

Брум вскинул голову и улыбнулся с таким видом, будто счел вопрос почему-то оскорбительным.

— Нет, конечно, нет.

Джордан уселся за свой стол.

— Что ж, господа, может быть, вам стоило бы наконец-то сообщить мне, чему я обязан вашим визитом?

— Наше дело имеет отношение к вторжению в Европу, — сказав Брум. — Не исключено, что нам потребуется ваша помощь.

Джордан улыбнулся.

— Вы хотите, чтобы я построил мост между Англией и Францией?

— Нечто в этом роде, — согласился Лимэнн.

Брум закурил сигарету и изящно выпустил струйку дыма в сторону реки.

— Если честно, мистер Джордан, это дело не имеет ничего общего с мостами.

Лондон

Как только Вайкери вышел на Парламент-сквер, направляясь к входу в подземную военную квартиру Черчилля, размещенную глубоко под Вестминстером, небеса наконец-то разразились ливнем. Премьер-министр лично позвонил Вайкери и попросил прибыть к нему как можно скорее. Вайкери быстро переоделся в военную форму и впопыхах выскочил из штаб-квартиры МИ-5 без зонтика. Так что теперь единственным способом спасения от ледяного дождя было бежать как можно быстрее, одной рукой придерживая воротник плаща, а другой держа над головой, как щит, несколько папок. Он помчался мимо статуй одинаково задумчивых Линкольна и Биконсфилда [21]  и, успев, несмотря ни на что, промокнуть до нитки, предъявил документы часовому в форме Королевской морской пехоты, который стоял в заложенном мешками с песком дверном проеме дома № 2 по Грейт-Сент-Джордж-стрит.