Под конвоем лжи - Силва Дэниел. Страница 75

Настроившись на нужную частоту, он зевнул и потянулся. Без четверти двенадцать ночи. Бекер должен передать радиограмму в полночь. «Проклятье, — подумал Вайкери, — хотел бы я знать: почему абвер всегда назначает своим агентам такое неподходящее время для сеансов связи?»

Карл Бекер был лжецом, вором, сексуальным извращенцем и не имел никакого представления о таких вещах, как моральные принципы или преданность. При этом он был далеко не глуп и мог быть очаровательным. За минувшие годы между Бекером и Вайкери возникли отношения, в чем-то похожие на дружбу между коллегами. Карл вошел в комнату, сопровождаемый двумя могучими охранниками и с наручниками на запястьях. Один из охранников снял наручники, после чего оба надзирателя, не говоря ни слова, покинули помещение. Бекер улыбнулся и протянул руку. Вайкери пожал ее; она была холодной, как каменная стена подвала.

Посреди комнаты стоял небольшой стол, грубо сколоченный из нефанерованной древесины, и пара столь же непритязательных старых стульев. Вайкери и Бекер сели за стол друг против друга, будто намеревались сыграть партию в шахматы. Края стола пестрели черными следами от забытых сигарет. Вайкери вручил Бекеру пакет, и тот, как ребенок, сразу же открыл его. В пакете оказались полдюжины пачек сигарет и коробка швейцарских конфет. Бекер посмотрел на подарок, затем на Вайкери.

— Сигареты и шоколад... Скажите, Альфред, у вас, случайно, нет сегодня намерения совратить меня? — Бекер делано-противно хихикнул. Впрочем, тюремная жизнь сильно изменила его. Вместо шикарных французских костюмов он теперь носил строгие серые комбинезоны, тщательно выглаженные и удивительно хорошо подогнанные в плечах. По официальной версии, он находился под особым контролем для предотвращения попыток самоубийства — что Вайкери считал полнейшим абсурдом, — и поэтому ходил в легких парусиновых шлепанцах без шнурков. Его кожа, когда-то очень загорелая, в тюрьме сделалась совсем белой. Его крепкому небольшому телу пришлось подчинить свою потребность в движении строжайшей дисциплине, царившей в тюрьме, исчезли размашистые жесты и заразительный смех, оставшиеся лишь на старых фотографиях из следственных материалов. Карл сидел совершенно прямо, как будто чувствовал крепко прижатое к спине дуло пистолета; шоколад, сигареты и спички он выложил на столе в ряд, словно хотел провести границу, за которую Вайкери заходить не рекомендовалось.

Бекер распечатал пачку сигарет, вытряхнул две, протянул одну сигарету Вайкери, а вторую взял себе. Затем чиркнул спичкой и сначала поднес огонь Вайкери, лишь потом закурил сам. Некоторое время они сидели молча, уставившись в противоположные стены камеры — словно старинные друзья, которые давным-давно порассказали все, что им было известно, и теперь просто рады довольствоваться обществом друг друга. Бекер смаковал сигарету, долго перекатывая дым во рту, словно глоток превосходного «Бордо», и лишь потом выпустил облачко дыма к низкому каменному потолку. В крошечном помещении дым сразу собрался над головами в какое-то подобие штормовых туч.

— Не сочтите за труд передать мои наилучшие пожелания Гарри, — наконец нарушил молчание Бекер.

— Обязательно.

— Он хороший парень. Немного дубоват, как и любой полицейский. Но он далеко не из худших.

— Я без него просто пропал бы.

— А как поживает братец Бутби?

Вайкери тяжело вздохнул.

— Как всегда.

— Везде есть свои нацисты, Альфред.

— Мы подумываем о том, как бы заслать его на ту сторону.

Бекер хохотнул и сразу же прикурил новую сигарету от окурка первой.

— Я вижу, что вы принесли мою рацию, — сказал он. — Какие еще героические деяния я совершил во благо Третьего рейха?

— На этот раз вы силой ворвались в дом номер десять [30]  и унесли оттуда все личные бумаги премьер-министра.

Бекер откинул голову назад и разразился коротким взрывом хриплого хохота.

— Надеюсь, что теперь-то мне удастся стребовать нормальные деньги от этих поганых скаредов! А не те ни на что не годные фальшивки, из-за которых у меня в прошлый раз случились такие неприятности.

— Несомненно.

Бекер посмотрел на рацию, а потом на Вайкери.

— В добрые старые времена вы оставили бы на столе револьвер и позволили бы мне самому покончить с земными проблемами. А теперь вы приносите сюда рацию, изготовленную прекрасной, едва ли не лучшей в мире немецкой компанией, и позволяете мне медленно убивать себя при помощи точек и тире.

— Что поделать, Карл, мы живем в ужасном мире. Но ведь никто силой не заставлял вас стать шпионом.

— Все лучше, чем служить в вермахте, — ответил Бекер. — Я старик, Альфред, как и вы. Меня призвали бы и отослали бы прямиком на восток, воевать с этими затраханными Иванами. Нет, большое спасибо. Я пережду войну здесь, в этом милом, фешенебельном английском санатории. Вайкери поглядел на часы: до выхода Бекера в эфир оставалось еще десять минут. Он сунул руку в карман и извлек уже зашифрованную радиограмму, которую Бекер должен был послать. Затем из другого кармана он достал фотографию, переснятую с паспорта голландской туристки Кристы Кунст. На лице Бекера мелькнуло выражение узнавания и интереса, тут же вновь сменившееся прежним равнодушием.

— Вы ведь знаете эту женщину, не так ли, Карл?

— Вы нашли Анну, — улыбнулся в ответ бывший агент немецкой разведки. — Отличная работа, Альфред. По-настоящему, отличная. Браво!

Вайкери не вымолвил в ответ ни слова. Он сидел неподвижно, держа руки на столе, с таким видом, будто прислушивался к отдаленной музыке. Опыт подсказывал ему, что наилучшая тактика — задавать как можно меньше вопросов и позволить Бекеру самому вывести его куда требуется. Так охотник на оленей сидит в засаде, зайдя к выбранной жертве с подветренной стороны. Сигарета, лежавшая в металлической пепельнице, догорела, превратившись в длинный столбик серого пепла. Из окна доносился шум ночного ливня, барабанившего по бетонному покрытию прогулочного плаца. Бекер, как всегда, начал историю откуда-то с середины и со своей персоны. Некоторое время он сохранял неподвижность, но, увлекшись рассказом, начал размахивать руками и чертить в воздухе ухоженными короткими пальцами. Как и во всех своих монологах, Бекер то и дело отвлекался и уходил далеко в сторону от темы, чтобы поведать о своей храбрости, удачливости в делах и успехах на сексуальном фронте. Время от времени он погружался в продолжительные задумчивые паузы, а несколько раз заходился резким кашлем.