Голос - Сильвен Доминик. Страница 74

Его тело соскользнуло на ткань. Он оказался в полной темноте. Объем, заполненный зловонием, оказался достаточно большим. Информация, полученная через органы чувств, позволила ему понять, что тут хватит места, чтобы выпрямиться. Он медленно встал во весь рост и поднял руку, не встретив препятствия. Шаг назад. Как можно медленнее и тише. Остановка. В помещении царил полный мрак, но не полная тишина. Алекс Брюс подумал о звуке центра вселенной. О звуке, которого он никогда не слышал. Или слышал еще до рождения. Он снова сделал шаг, повернулся, вытянул правую руку и вскоре нащупал стену, выложенную тем же материалом, что и пол. Судя по всему, комната, где он очутился, была не более двух метров в ширину. Брюс прижался спиной к стене и двинулся вбок. Несколько раз он шарил ногой в темноте. Пустота.

Он дошел до угла, остановился. Через мгновение он уже мог с уверенностью сказать, что в этом углу кто-то дышит. Сантиметр за сантиметром, он приблизился к этому дышащему телу, нагнулся. Этот кто-то спал. Или находился без сознания. Он хотел бы, чтобы это была она, но в этой вони не мог различить запах ее туалетной воды. А о ее коже он почти ничего не знал.

Его голова наткнулась на какой-то предмет. Он замер, не шевелясь. Почувствовал, что предмет возвращается, касается его щеки. Поднял руку, нащупал гладкий шар, ощупал его. Шар висел на проводе. Он пошарил, нашел кнопку, нажал.

Комната постепенно наполнилась светом. Мартина Левин была одета в толстый .шерстяной свитер и джинсы. Он лежала скорчившись на полу с полузакрытыми глазами. Он опустился на колени и положил руку ей на щеку. Она не реагировала. Он нагнулся, прижался ухом к ее рту, послушал, как она дышит.

Поднявшись, Брюс огляделся. Узкое помещение, куда он только что проник, в длину было около восьми метров. Стены обиты бежевой стеганой тканью. Возле Левин— толстая книга. Он внезапно подумал о «Ведах» и подошел ближе. Это оказался всего лишь толковый словарь с закладкой ближе к концу тома.

В комнате стояли пластмассовый ночной горшок и миска с чем-то, похожим на сухой корм для животных. Прозрачная канистра. Он схватил ее и понюхал горловину. Ничем особенным не пахло. Две обувные коробки. В каждой стояло по десять бутылочек с сиропом, содержащим кодеин. Двенадцать уже пустых. Ему уже приходилось сталкиваться с мерзавцами, использовавшими опийные препараты, ничего удивительного, что Мартина под кайфом.

Возле лаза он увидел маленький вентилятор и профессиональный магнитофон с выносным микрофоном. Магнитофон был пуст, но у его черной коробки лежала стопка чистых кассет в еще не тронутой целлофановой упаковке. Брюс поднял голову: из правого угла, над Левин, на него смотрел потухший глаз маленькой камеры. От нее шли провода. Наверное, камера управлялась снаружи, из комнаты, и была подключена к домофону. Брюс обхватил руками голову Мартины Левин, посмотрел ей в глаза. Зрачки настолько сократились, что почти терялись на серой радужной оболочке.

— Мартина, это Алекс. Ты меня слышишь? Мартина, проснись!

Что-то прошелестело. Легко и быстро. Звук сдвинутой пластины! Щелчок. Звякнула задвижка. Все погрузилось в темноту. Майор вытащил револьвер из кобуры, наугад подошел к пластине и дважды выстрелил. Лязг железа, от детонации, казалось, вот-вот взорвется череп. Боль. Брюс одной рукой поднял воротник куртки до ушей, придержал его и еще раз выстрелил, а потом встал на колени и стал ощупью искать пластину. Он нашарил три отметины от пуль на металле, в упор выстрелил три оставшиеся пули в направлении задвижки. Пуль в магазине не осталось. В кармане у него лежал запасной магазин с шестью пулями. Он перезарядил револьвер и выстрелил еще раз.

Он бил по пластине ногами, пока не стало очень больно. Он вспомнил о микрофоне. Вырвал его и стал бить по краям лаза. Брюс колотил микрофоном очень долго, пока тот не сломался. Он попытался использовать магнитофон как таран, долго бил им, потом прислонился к обитой ватой стене, не в силах справиться с собственным дыханием. Он старался дышать ровно, не обращая внимания на запах пороха и экскрементов.

Он нащупал в кармане телефон и вынул его, чтобы нажать на кнопку включения. Он знал, что это бесполезно. В батарейке не оставалось ни грана энергии. Он постарался успокоиться, подумать под мерное дыхание Мартины Левин. Сказал себе, что, в конце концов, превратился в Орфея. Но Эвридика осталась в аду, потому что он обернулся, чтобы посмотреть на нее. Не смотри в лицо Айдору.

Вокс уложил на место подушки, металлическую решетку, четыре плитки и псевдошвы. Он только что приехал на сеанс чтения к Мартине Левин. Вчера она остановилась на «образце». Вернее, уснула на этом слове. Жалко, что она не смогла закончить, читая день и ночь, что еще не замкнула круг, произнеся «ясновидение». Шесть красивых слогов, которые скользнули бы по бархату ее голоса. Он никогда не услышит их. Тем хуже. Он уже согласился с тем, что остановка на «образце» имела некий глубинный смысл. И многообещающий, если вдуматься. В любом случае он уже набрал достаточно материала. Мартина Левин была готова умереть, а Айдору— родиться. Случаю было угодно, чтобы Брюс-легавый проник туда, куда не следовало проникать ни одному человеку. В комнату символической дезинтеграции. Они оба умрут.

Он не желал им зла. Они его уже не интересовали. Два биологических организма, обреченных на страдание и смерть. Неизбежная участь человека. Дух Левин останется жить на магнитофонных пленках, которые он носил на теле, в специальном поясе. Все остальное — всего лишь эпизод.

Вокс думал о своем отце, исследователе. Настало время поехать к нему и сказать, что он готов пережить кибернетическое приключение. С той минуты как он, одиннадцатилетний, увидел его по телевизору, он инстинктивно и с абсолютной уверенностью понял, что этот ученый — его отец. Его посетило откровение: путь существует, и он должен пойти по нему. Он прочел все научные книги, какие смог достать, и с каждым днем продвигался все дальше по этому трудному, но такому волнующему пути. По нему он добрался до глубин собственного сознания, до областей, где никогда не решился бы бродить в одиночку. Все жертвы, которые ему пришлось принести, постепенно открыли ему тайны сознания. Он превратился в существо, живущее вне добра и зла. Сын — отвергнутый, потом избранный, потом посвященный.