Наблюдатели - Сильверберг Роберт. Страница 16

Может ли он представить себе Лос-Анджелес, Чикаго или Нью-Йорк? Что же тогда говорить о городе, в котором живет Миртин?

Бешеная энергия обуяла его, он быстро спустился на дно расселины и столь же быстро поднялся к обрыву. Вошел в пещеру. Она была не более четырех метров в высоту и примерно шести метров в глубину. Глаза его привыкли к темноте, и он увидел Миртина там, где оставил, лежащим на спине и раскинувшим в стороны руки и ноги. Человек из космоса не шевелился.

Глаза его были открыты, в них поблескивал тусклый свет звезд, проникавший в пещеру.

– Миртин? Все в порядке? Вы не умерли?

– Привет, Чарли.

Облегченно вздохнув, Чарли присел на корточки рядом раненым.

– Я принес пищу и воду. Как вы себя чувствуете? Я пришел сразу же, как только сумел вырваться.

– Мне гораздо лучше. Чувствую себя вполне сносно. Кость заживает. Я скоро стану здоровым.

– Вот. Вот. Я достал тебе лепешек. Они холодные, но хорошие.

– Сначала воду.

– Пожалуйста, – сказал Чарли. Затем спохватился. – Извините. – Он открутил пробку и приложил флягу к губам Миртина. Вода струйкой побежала в рот. Когда Чарли решил, что Миртин утолил жажду, он убрал флягу, но тот попросил еще. На глазах изумленного мальчугана он опустошил всю флягу. Как много он пьет! Как быстро!

– Теперь лепешки?

– Да.

Чарли стал кормить Миртина. Лицо дирнанина оставалось абсолютно неподвижным, кроме нижней челюсти, которая методично откусывала кусок за куском. Миртин проглотил пять лепешек, прежде чем дал знак, что достаточно.

– Из чего они сделаны? – спросил он.

– Из кукурузы. Знаете, что такое кукуруза? Это растение.

– Да. Знаю.

– Мы перемалываем кукурузные зерна, затем делаем тесто и печем его на горячем камне, совсем как наши предки.

– Почему ты так сердито говоришь об этом? – спросил Миртин.

– А как же иначе? Какой сейчас год? 1982 или 1492??? Почему мы не можем приобщиться к цивилизации, как все остальные? Почему мы должны продолжать жить по-старому?

– Кто же заставляет вас так жить, Чарли?

– Белые!

Миртин нахмурился.

– Ты хочешь сказать, что они силой принуждают вас пользоваться допотопными методами? У них есть на сей счет соответствующие законы?

– Нет, нет! Ничего подобного! Они позволяют нам делать все что угодно, пока мы остаемся мирными. Мы можем избирать старосту, полицейских, в общем, всех-всех. Если бы мы захотели, мы могли бы снести поселок и поставить на этом месте город из стекла и пластика. Но тогда здесь больше не будет туристов, а значит, и доходов. Понимаете, наша деревня – музей.

Мы – смешные люди из прошлого. Понимаете?

– Кажется, – пробормотал Миртин. – Преднамеренное сохранение архаичного образа жизни.

– Какого образа жизни?

– Устаревшего.

– Вот-вот. Мы сами проголосовали за это, все племя. Мы решили разыгрывать представления для туристов. Это приносит неплохие деньги.

Некоторые из нас покинули деревню, работают на заводах в Альбукерке, других местах, но большинство предпочитает танцевать, мазать краской лица ради подачек. Наши обряды, танцы – все это показное, мы забыли, что все это означает. У нас завелись тайные общины, только вот никто не помнит слов посвящения, и поэтому придумали новые. Все это обман, сплошное надувательство! Обман! – Чарли затрясся от гнева. – Может быть, хотите еще одну лепешку?

– Да, пожалуйста.

Чарли удовлетворенно наблюдал, как ел его подопечный.

– Нам нужны холодильники, – продолжал мальчик. – Нужно тепло, мостовые, настоящие дома и дороги. Нам нужно все необходимое для жизни в двадцатом веке. А мы копошимся в грязи. У нас есть телевизоры и автомобили – и только. Все остальное – как в 1500 году! Вот за что они голосовали.

Мне тошно от этого. Знаете, чего я хочу? Выбраться отсюда! Податься в Лос-Анджелес и научиться строить большие ракеты. Или стать космонавтом. Я очень многое знаю. И могу выучить еще больше.

– Но ты слишком молод, чтобы оставить родительский дом.

– Да, мне всего одиннадцать. Черт, кому хочется, чтобы ему было только одиннадцать лет? Я убегу, меня быстро арестуют. Но что же делать?

Ведь в начальной школе электронику не изучают! О, как мне не хочется торчать здесь! – Он набрал горсть холодной земли с пола пещеры и швырнул в дальний угол. – Послушайте, Миртин! Мне не хочется больше говорить о своей грязной деревне. Лучше расскажите мне о своем мире. Расскажите как можно больше.

Миртин рассмеялся.

– Придется очень долго рассказывать. С чего же начать?

Чарли задумался.

– У вас есть большие города?

– Да, очень большие.

– Больше, чем Нью-Йорк? Чем Лос-Анджелес?

– Некоторые из них гораздо больше.

– У вас есть реактивные самолеты?

– Нечто подобное, – кивнул Миртин. – Они используют, – он засмеялся, – ядерные реакторы. Ты видел, как один из них взорвался в небе, помнишь?

– Да, да. Какой я глупец! Летающие тарелки – что заставляет их двигаться? Что-то вроде солнечной энергии?

– Да. Небольшой реактор, который создает плазму, заключаемую нами в сильное магнитное поле. То, что случилось с нашим кораблем, обусловлено ослаблением защитного магнитного поля. Вот так мы путешествуем, в своих плоских круглых кораблях, которые вы называете летающими тарелками.

– Как быстро они летают? – спросил Чарли. – Пять тысяч миль в час?

– Что-то около этого, – уклончиво ответил Миртин.

Удовлетворившись этим, Чарли продолжал:

– Значит, вы можете добраться отсюда до Нью-Йорка за час? Да? И на своей планете вы летаете так же быстро? Сколько людей живет на вашей планете?

– Мне не следует ничего тебе рассказывать. Это, как здесь говорят, секретная информация. Совершенно секретная.

– Расскажите! Я ничего не сообщу в газеты! – Чарли покачал лепешкой у губ дирнанина. – Хотите еще одну?

Миртин вздохнул. Глаза его блеснули во тьме.

– Нас восемь миллиардов. Наша планета чуть больше вашей, хотя сила тяжести примерно такая же, кроме того, мы не занимаем так много места, как вы. Мы очень маленькие. Теперь я получу лепешку?

Чарли протянул ее Миртину. Пока тот жевал, Чарли задумался над последними словами.

– Вы хотите сказать, что непохожи на нас?

– Да, непохожи.

– Верно, ведь вы сказали, что внутри вы совсем другие. Наверное у вас другие кости, может быть, сердце и желудок в другом месте. Или различия еще больше?

– Намного больше.

– Так какие же вы без маскировки?

– Маленькие. Меньше метра длиной. У нас вообще нет костей, просто утолщения хрящей. Мы… – Миртин запнулся. – Лучше я не буду описывать, Чарли.

– Значит внутри вас, того, что я вижу, свернулась вот такая штука? Не больше ребенка?

– Именно так, – признался Миртин.

Чарли поднялся и подошел к выходу из пещеры. Он был потрясен услышанным, хотя и не мог сказать почему. За то короткое время, что он знал Миртина, он свыкся с мыслью, что его новый знакомец, хотя и родился на другой планете, по сути, не имеет особых отличий, разве что умнее, чем землянин. На самом деле тот оказался чем-то вроде большого червя. Или еще хуже. Не зря же он не захотел описать себя. Чарли взглянул на три яркие звезды, и впервые понял, что подружился с чужаком.

– Я бы съел еще одну лепешку, – сказал Миртин.

– Это последняя. Я не думал, что вы так голодны, обычно раненые едят мало.

Чарли скормил пришельцу лепешку. Затем они возобновили беседу. Они говорили о планете Миртина, о наблюдателях и о том, почему они патрулируют Землю, рассуждали о звездах, планетах и летающих тарелках. Когда Миртин устал объяснять, они поменялись ролями, и речь пошла о Сан-Мигеле. Чарли попытался объяснить, что такое расти в деревне, в которой сохраняются доисторические обычаи. Путаясь в словах, он попытался выплеснуть переполняющие его чувства: горечь от сознания собственного бессилия, нетерпение, жажду знаний, страстное желание впечатлений и действий.

Миртин внимательно слушал. Он был хорошим собеседником, знал, когда промолчать, а когда задать вопрос. Казалось, он все понимал. Он велел Чарли не беспокоиться – просто продолжать внимательно присматриваться и задаваться вопросами, пока не придет время уехать в большой мир. Это приободрило Чарли. И все-таки мальчик никак не мог освоиться с тем, что этот маленький дружелюбный человек с волосами чуть тронутыми сединой на самом деле лишь оболочка для бесформенного существа без костей. Он был так добр, как врач или учитель, только гораздо внимательнее и ближе. Никто еще не говорил с ним так прежде, кроме учителя, мистера Джемисона. Но временами мистер Джемисон забывался и называл его Хуаном или Хесусом, а один раз – даже Фелипе. «Миртин никогда не сможет забыть мое имя!» – отметил про себя мальчик.