Волшебники Маджипура - Сильверберг Роберт. Страница 29
— Не крон, а реалов, и не пять десятков, а пять сотен, — возразил Дантирия Самбайл. — Никакой ошибки здесь нет. — Он откусил большой кусок от холодной жареной ножки билантуна, которую держал в руке, смачно прожевал, выплюнул несколько хрящиков, после чего вытер губы рукавом богато украшенной драгоценными камнями одежды и, устремив на Корсибара пристальный ледяной злой взгляд, небрежно заметил: — Ведь если человек заранее знает исход поединка, ставку нельзя считать азартной игрой, не так ли?
— Вы хотите сказать, что Фархольта подкупили, чтобы он проиграл? Клянусь Повелительницей, Дантирия Самбайл, вы совсем не знаете Фархольта, если допускаете, что он…
— Не подкупили. Опоили, вот что я слышал. Ядом, который действует постепенно, чтобы ослабить его силы к концу поединка. Конечно, это всего лишь слух. Мой виночерпий Мандралиска слышал разговоры об этом во время боев на дубинках, — Прокуратор широко улыбнулся. — Вы правы, Корсибар, это, конечно, не может быть правдой. А если даже и может, то что значит для таких людей, как мы с вами, потеря пятидесяти или сотни реалов… — Он подмигнул и добавил тем же заговорщицким тоном, каким начал разговор: — В любом случае это очень похоже на Престимиона — позаботиться о том, чтобы результат был в пользу его друга. Он проявляет заботу о своих друзьях всеми доступными ему средствами.
Корсибар безразлично махнул рукой, как будто хотел сказать, что подобные рассуждения совершенно его не касаются и вообще ему не по душе граничащие с клеветой подозрения прокуратора.
Принц никогда не искал общества Дантирии Самбайла. Да и вообще мало кто стремился сблизиться с ним. Несмотря на окружавшую прокуратора ауру величия, Корсибар всегда считал его не более чем ядовитым и нечистоплотным самовлюбленным монстром. Однако приходилось, конечно, считаться с тем, что Дантирия Самбайл был безраздельным собственником огромных наследственных владений на другом континенте и потому имел ранг великого принца. Он подчинялся короналю, по крайней мере номинально, но имевшееся в его распоряжении богатство было столь огромным и неисчерпаемым, что мало кто рисковал демонстративно пренебречь его компанией. Тем не менее Корсибару очень хотелось, чтобы прокуратор возвратился на свое место.
— Что ж, — бодро продолжал Дантирия Самбайл, — мы уже достаточно скоро сможем выяснить, есть ли в этом слухе хоть доля правды. Смотрите, смотрите: наши гладиаторы, кажется, готовы вступить во вторую схватку. — Корсибар только кивнул в ответ. — Я на вашем месте уделил бы больше внимания проделкам Престимиона, — не унимался прокуратор, похоже, не желавший оставить принца в покое. — До меня доносится много странных разговоров, касающихся его персоны, и не только насчет снадобий, которые подсовывают борцам. — Его тяжелые веки затрепетали с неожиданной грациозностью. — Кстати, вам известно, что он планирует устранить вас, как только станет короналем?
Эти спокойным голосом произнесенные слова вонзились в Корсибара подобно копьям.
— Что?!
— Ну да. Слухи об этом ходят повсюду. Как только он наденет на голову корону, с вами очень кстати произойдет несчастный случай. Скорее всего, что-нибудь на охоте. Вы же понимаете, что не в его интересах оставить вас в живых.
Корсибар чувствовал приступ глубочайшего отвращения.
— Вы несете несусветную и оскорбительную чушь, Дантирия Самбайл.
Лицо прокуратора залилось краской. Толстые губы вдруг превратились в две ниточки, он как-то напряженно нагнул голову, отчего шея стала казаться вдвое толще, а взгляд его удивительно нежных и задумчивых фиолетово-серых глаз словно окаменел. Но улыбка оставалась прежней.
— Ах, дорогой принц, не стоит сердиться на меня! Я лишь пересказываю то, что слышал, надеясь, что мои сведения могут вам как-то пригодиться. А то, что я слышал, сводится к одному: как только Маджипур окажется в руках Престимиона, вы погибнете.
— Это абсурд, — отрезал Корсибар.
— Посудите сами, если вы останетесь в живых, а царствование Престимиона сложится не слишком удачно, вы всегда будете для него угрозой. Неужели он захочет, чтобы весь мир говорил о великолепном сыне лорда Конфалюма, который сам мог бы стать короналем, но был отвергнут? О нет, нет, нет! Если положение ухудшится, а это вполне может рано или поздно случиться, кто-нибудь непременно поднимет крик «Убрать Престимиона, пусть короналем будет Корсибар» — и скоро это будут повторять все. Вы сказали, что Престимион не игрок Но вы представляете для него опасность, а он не такой человек, чтобы смириться с существованием риска, или угроз, или конкурентов, или вообще каких-то препятствий. А так.. Фатальный несчастный случай на охоте, неожиданно обломившиеся перила балкона, столкновение на дороге, что-нибудь еще в этом роде… Поверьте мне: я его знаю. В нас течет одна и та же кровь.
— Я тоже знаю его, Дантирия Самбайл.
— Возможно. Но, говорю вам, если бы я был Престимионом, я постарался бы как можно скорее избавиться от вас.
— Если бы Престимион был вами, то, очень вероятно, он так и поступил бы, — ответил Корсибар. — И я благодарю Божество за то, что он — не вы.
Над полем пронесся стон габек-горнов. «Лучше поздно, чем никогда», — сказал себе Корсибар, давно уже в нетерпении дожидавшийся этого звука. То, что он услышал, не лезло ни в какие рамки. Отвратительные сплетни, которые передавал прокуратор, вызывали в нем яростное отвращение, пальцы принца дрожали от гнева, как будто стремились выйти из подчинения и сомкнуться вокруг толстой шеи Дантирии Самбайла.
— Начало второй схватки, — заметил Корсибар, бесцеремонно отвернувшись от своего непрошеного собеседника. — И больше ни слова об этом, Дантирия Самбайл.
На сей раз Фархольт вышел из угла, исполненный решимости немедленно одолеть Гиялориса. Он сразу же рванулся к своему более тяжелому противнику и с внезапной неодолимой яростью принялся теснить того в его угол.
Гиялорис, похоже, был озадачен диким напором атаки Фархольта. Он выставил ногу вперед, а другой далеко уперся сзади и напрягся, чтобы удержаться на месте. В этот момент Фархольт немного отодвинулся назад и левым локтем нанес Гиялорису сильный удар в нос. Тот взвыл от боли, по лицу сразу же хлынула кровь. Гиялорис схватился обеими руками за переносицу, — Нечестно! — закричал Престимион, разгневанный явным нарушением правил. — Позор! Грубо!
Но Хайл Текманот и не подумал прервать поединок. Он, казалось, вообще ничего не заметил. А Гиялорис стоял, рыча от боли, и тряс головой, стремясь рассеять туман, окутавший его сознание после удара. Одну руку он выставил вперед, чтобы держать Фархольта на расстоянии, Фархольт немедленно воспользовался этим. Он ухватил противника за запястье и с силой вывернул, так что Гиялорис был вынужден выгнуться и послушно повернуться спиной к Фархольту. А тот молниеносным движением просунул обе руки под мышки противнику и, изо всей силы стиснув его грудь, резко нажал лбом на затылок Гиялориса, словно хотел сломать тому шею.
С трибун для зрителей простого звания донеслись возмущенные крики.
Свор вскочил на скамью и пронзительно вопил:
— Остановите его! Остановите его! Это убийство! А Престимион стоял, вцепившись обеими руками в барьер ложи, и, остолбенев от ужаса, смотрел, как под бешеным напором Фархольта все ниже и ниже склоняется голова Гиялориса.
Лорд Конфалюм повернулся к сыну:
— Корсибар, твой друг борется, как дикий зверь.
— Я бы сказал, что там два диких зверя. Но наш зверь, похоже, посильнее.
— Я недоволен этим поединком, — продолжал корональ. — Не борьба, а зверство какое-то. Кто все это организовывал? И почему Хайл Текманот ничего не делает? Или принц Гонивол?
Конфалюм привстал и поднял руку, намереваясь дать распорядителю Игр сигнал прервать поединок. Корсибар поймал отца за руку и потянул его на место. И действительно, грудная клетка Гиялориса оказалась слишком широкой, чтобы Фархольт мог надежно обхватить ее, и теперь оказавшийся в опасном положении борец изворачивался и готовился могучим усилием разорвать захват. А Фархольт, несмотря на свои длинные руки, был не в состоянии воспрепятствовать в этом своему противнику. Еще мгновение — и Гиялорис оказался на свободе.