Наемник - Бабкин Борис Николаевич. Страница 56

– Кто из них за нами ехал?

– Варанкин.

– Ты в этом уверен?

– Абсолютно. Варанкин намного моложе Серова…

– У меня старики, по возрасту годные мне в отцы, порой такое делают! Любому молодому не под силу, – насмешливо заметила Мария.

– Но Глобус говорит, он в номере с мужиком был.

– А Варанкин, по-твоему, девушка? – засмеялась женщина. Бородач растерянно замолчал.

– Вот что! – строго посмотрела на него Маркиза. – Поезжай к Глобусу. Пусть он хорошенько опишет внешность того, с кем был в номере. Понял?

– Понимаешь, – нерешительно начал Барон. – Он это… в общем…

– Ты убил его! – гневно догадалась женщина. – Я же тебе говорила, отпусти его!

– Слабаком оказался, – недовольно ответил бородач. – Его и прижали всего ничего. А он дуба двинул.

– Убирайся! – обожгла его Гончарова яростным взглядом и демонстративно отвернулась к зеркалу. Катая желваками, Барон направился к двери.

– И вот что! – остановил его повелительный женский голос. – Найди этих, из гостиницы! Обоих! Даю на это трое суток!

Не обращая внимания на порывающегося что-то сказать Барона, она стала расчесывать волосы.

Глава 69

– Опять скулит? – мотнув головой в сторону, откуда слышался тихий детский плач, недовольно спросил Хан.

– Он еще малыш, – грустно вздохнула невысокая симпатичная женщина в длинном широком халате. – Ему мать нужна.

Недовольно пробурчав что-то, мужчина неторопливо вышел из большого, утопающего в цветах и зелени двухэтажного дома.

– Сайд! – несмело окликнула его женщина.

– Чего тебе? – явно недовольно повернулся он.

– Давай вернем его…

– Зульфия! – гневно выкрикнул Хан. – Я тебе в последний раз говорю! Не лезь с советами! Знай свое место, женщина!

Та испуганно бросилась бегом по лестнице. Проводив ее мрачным взглядом, Хан движением руки подозвал невысокого мужчину в тюбетейке. Тот мгновенно подскочил.

– Сегодня же отправь на Колыму Басмача е его парнями. Послезавтра они должны быть по этому адресу, – Хан сунул худощавому лист бумаги. – У дома пусть ждут, во дворе. С двенадцати до трех. Должен подойти Лорд. Басмач его знает. Делать должны то, что он скажет. Если в течение трех дней Лорд не появится, пусть возвращаются.

Глава 70

Маркиза вошла в комнату и, выпроводив взглядом рыжую, посмотрела на понуро сидевшую у окна Надежду.

– Добрый вечер, – негромко поздоровалась она. Поставив локти на подоконник, положив подбородок на ладони, Соколова не обратила на нее внимания.

– Чего молчишь? – плотно прикрыв дверь, спросила Мария. Не услышав ответа, взяла стул, поставила его рядом с Надеждой и тоже села.

– Так и будешь в молчанку играть? – с улыбкой на губах, но совсем невесело спросила Гончарова.

– А чего говорить? – безвольно, негромко спросила Соколова.

– Ну хотя бы о том, – засмеялась Мария, – какая я мразь, дрянь.

– Зачем? – так же негромко спросила Надежда. – Я к тебе как к подруге приехала, – грустно улыбнулась она. – К Маше. А ты, – Соколова посмотрела на Марию, – Маркиза! И плевать тебе на меня, на моего Алешку, – горько закончила она.

– Вчера ты лучше выглядела, – попробовала пошутить Гончарова.

– Я, если бы могла, убила бы тебя вчера, – Надежда горько заплакала. – Я же к тебе только ради Алешки приехала. Понимаешь? Ради сына! Ты просто не знаешь, не можешь понять, что это значит – твой ребенок! Твой сын!

– Мне этого не дано, – лицо Марии неожиданно затвердело. – Это нечестно, Надька! Я же тебе писала, – негромко сказала она.

– Ax, какие мы ранимые! – вскинув голову, насмешливо посмотрела на нее Надежда. – Почему ты хочешь честности только по отношению к себе? Почему тебе плевать на остальных? Ведь раньше ты не была такой! Что случилось? Что произошло, Маша?

– Ничего особенного, – с болью в глазах и голосе ответила Гончарова. И тут же нашла в себе силы улыбнуться. – Просто я преступница. И не рядовая. Мне кажется, это объясняет все.

– Но почему ты ею стала? Как это случилось?

– Это трудно и неприятно вспоминать.

– Ты в этом уверена? – вытирая слезы. Надежда заглянула Марии в глаза. – Я думаю, нет. Я не верила в твои преступления! И сейчас не верю! Я тогда приезжа… – Соколова вдруг замолчала.

– Так это ты была тогда у прокурора?! – всплеснула руками Маркиза. – Я-то все думаю, кто из-за меня прокурору в морду плюнул.

– Это неважно, – сердито посмотрела на нее Соколова. – Ты мне про себя сейчас объясни! Расскажи, почему ты стала такой. Как ты можешь быть богом и судьей для ни в чем не повинных людей?

– Ты имеешь в виду этих красавиц? – презрительно фыркнула Мария, мотнув головой.

– Я говорю про тех, – сверкнула глазами Надежда, – кого твои люди грабят, обворовывают, убивают!

– А когда во мне убили способность дать жизнь ребенку? Стать матерью! Это как, по-твоему, называется?! – вспыльчиво спросила Гончарова.

– Что ты говоришь? – растерянно пролепетала Соколова.

– Я приехала домой после войны, после стонов, крови! А мать как жила в коммуналке, так и живет. Отец в тайге погиб. Он у нас геологом был.

– Помню, – кивнула Надежда. Она внимательно, с ожиданием чего-то ужасного смотрела на замолчавшую подругу.

– Ну так вот! – вскинула голову та. – Из армии я ушла. Не могла больше. Впрочем, ты через это сама прошла, – криво улыбнувшись, Мария взглянула на притихшую подругу. – Устроилась работать в областную больницу. Через три месяца меня назначили заведующей отделением. А там воруют все! Начиная с главврача и кончая санитарами. Я воевать с этим начала. Неплохо получалось. И что же? – Она резко и неприятно засмеялась. – Меня уличили в краже наркотиков! В сумке нашли морфий и промедол. А я уже беременная была, два месяца. И что ты думаешь, Соколова? – криво улыбнулась Мария. – Посадили меня! Стала я воровкой и торговцем наркотиков. Статья 224 Уголовного кодекса. Попала я в тюрьму! А там грязь, клопы. И даже вши. Но страшнее всего запах отчаяния. Ты знаешь, какой запах у отчаяния? А я знаю! У него тяжелый запах пота, мочи, табака и еще чего-то! Запах тюрьмы! – Гончарова порывисто встала. – Я следователю про настоящих преступников говорю, а он смеется! И глазами меня раздевает, сволочь! А тут драка в камере. Бабы народ скандальный, а в таких условиях особенно. Не помню, из-за чего скандал получился, да это сейчас и не важно. Дрались сильно, жестоко. Все дрались, и каждая за себя.

Со слезами на глазах Маркиза замолчала. С жалостью Надежда смотрела на подругу и тоже молчала. Не в силах, да и не зная, что сказать. По лицу подруги чувствовала: она сейчас там, на далеком и ужасном для нее дне.

– А тут в камеру надзиратели, их сейчас контролерами зовут, ворвались, – глухо продолжила Гончарова. – С дубинками! И давай всех подряд избивать. Успокаивать! Меня ударили по животу. Три раза. Больно было. Очень больно! А потом… – Недоговорив, Мария застонала.

– Маша! Милая! – бросилась к ней Надежда. – Прости меня! Слышишь, прости!

– Уже в больнице, после операции, – посмотрела на нее мокрыми глазами Гончарова, – мне сказали: жить будешь. Женщиной будешь. А матерью… – Обхватив громко плачущую подругу, Мария безутешно, по-бабьи, зарыдала. И сквозь громкий плач обеих, с болью, как безжалостный приговор, прозвучал ее голос: – Никогда!

– Найдите Серова и парня этого, Варанкина, где угодно! – не терпящим возражения тоном, отрывисто приказал Барон. – Зайдите к администраторше, Зинке. Может, она чего подскажет. Потрясите дежурных по этажу! Как выглядели, во что одеты. Может, кто из баб этого Серова у себя в постели греет.

– Если найдем, чего с ними делать-то? – перекатывая во рту жевательную резинку, лениво спросил мускулистый парень среднего роста.

– Найдете без если! – злобно рявкнул бородач. – Как возьмете, к Манекенщице на хату. Да хватит тебе чавкать! – заорал он на парня.

– Не знаю как, но именно Егору удалось прекратить дело. Меня освободили за отсутствием доказательств состава преступления. Даже не извинились, – криво улыбнулась Мария. – Представь, каково мне было? Тебе написать, – она поморщилась, – не то, чтобы не хотела. Просто не думала об этом. А с Лапой, с Лапиным, – поправилась Маркиза, – я месяца за два до ареста познакомилась. Врать не буду, нравился мне, – Гончарова, вздохнув, замолчала. Затем, взглянув на притихшую подругу, продолжила: – Егор освободил меня. И именно он дал то, что тогда было просто необходимо. Спокойствие, защиту, нежность, ласку, а главное – понимание. Но в то же время он взводил меня, как курок револьвера. Я это позже поняла. Тогда же для этого много не требовалось. Я готова была на что угодно. Я знала, что не была преступницей! Не воровала наркотики! – Голос Марии сорвался на громкий крик. – Не воровала! Не воровала, – еле слышно добавила она. – За что меня посадили? За что убили моего неродившегося ребенка? За что? Почему у меня отняли право быть матерью? Почему? – снова закричала Гончарова. Затем вдруг визгливо, неприятно рассмеялась. – Егор сделал меня Маркизой, – резко оборвав смех, сказала она. – И очень скоро я поняла: чтобы с тобой считались, уважали, нужны ум и сила! Ни в том, ни в другом недостатка я не испытывала. К тому же – злость, всепоглощающая ярость против тех, кто убил во мне мать! Убил моего не увидевшего свет ребенка! Именно поэтому очень скоро получилось так, что лидером стала я. А утвердила это очень просто, – лицо Марии приняло злое, жесткое выражение. Она усмехнулась и совершенно спокойно продолжила: – Я нашла и убила контролершу, которая ударила меня дубинкой тогда, в камере…