Бегство г-на Монда - Сименон Жорж. Страница 3

Одни двери заделывали, другие прорубали. Из двух комнат делали одну, пол поднимали, коридор перекраивали, после чего получились неожиданные повороты и еще более неожиданные ступеньки, где спотыкались посторонние и до сих пор спотыкалась г-жа Монд.

Даже в солнечные дни здесь царили мягкие, словно пыль времен, сумерки, благоухавшие, если так можно выразиться, ароматом чуть пресным, но приятным для тех, кто давно к нему привык.

По стенам проходили газовые трубы, на черной лестнице оставались газовые рожки, а на чердаке кучей валялись ненужные керосиновые лампы разных эпох.

Некоторые комнаты перешли во владение г-жи Монд.

Чужая, безликая мебель смешалась со старой мебелью дома, оттеснив кое-что в чуланы, но кабинет сохранился таким, каким Норбер Монд знал его всегда-с красными, желтыми, голубыми витражами, которые в зависимости от положения солнца поочередно озарялись, заливая углы комнаты яркими цветными огнями.

Завтрак г-ну Монду приносила не Розали, а кухарка. Все в доме было точно распределено по минутам г-жой Монд, и каждый знал свое место в любое время дня. Впрочем, это к лучшему, потому что г-н Монд не любил Розали: вопреки образу, который вызывало ее имя, девица она была сухопарая, хворая и злая со всеми, кроме хозяйки.

В тот день, 13 января, он просмотрел газеты, макая в кофе рогалики.

Слышал, как Жозеф открывает ворота и выводит машину. Г-н Монд немного подождал, глядя в потолок, словно надеялся, что сын поедет вместе с ним, во такого, признаться, никогда не случалось.

Он вышел из дома. На улице подморозило, над Парижем поднималось бледное зимнее солнце.

В этот момент г-н Монд даже не помышлял о бегстве.

— Доброе утро, Жозеф.

— Доброе утро, мсье.

По правде говоря, все началось, как грипп. В машине г-на Монда зазнобило. Он всегда страдал насморками. В иные зимы мучился целыми неделями и ходил с полными карманами мокрых платков, что его унижало. Возможно, сегодня он чувствовал себя разбитым еще и потому, что спал в неудобной позе или на его пищеварение плохо подействовал вчерашний ужин.

«Кажется, я заболею!» — подумал он. Потом, когда машина проезжала Большими бульварами, он вместо того, чтобы, по обыкновению, посмотреть время на пневматических часах, машинально поднял глаза и увидел розовые горшочки труб, выделяющиеся на бледно-голубом небе, где плыло маленькое белое облачко.

Это напомнило ему о море. От гармонии розового с голубым на него словно повеяло Средиземноморьем, и он позавидовал тем, кто живет сейчас на Юге и ходит в тонких белых шерстяных брюках.

Навстречу плыли запахи Центрального рынка. Машина остановилась у подъезда, над которым вывеска с желтыми буквами гласила: «Торговый дом Норбер Монд, основан в 1843».

За воротами раскинулся старый двор; взятый под стеклянную крышу, он теперь походил на вокзал. Двор окружали высокие, как на железной дороге, платформы, где на машины грузили ящики и тюки. Мимо, толкая перед собой тележки, проходили кладовщики в синих халатах и здоровались:

— Добрый день, господин Норбер.

Конторки со стеклянными дверьми, каждая под своим номером, располагались все на одной стороне, тоже как на вокзале.

— Здравствуйте, господин Лорисс.

— Здравствуйте, господин Норбер.

Поздравит Лорисс его с днем рождения или нет? Нет, не вспомнил, а ведь страничку календаря уже вырвал. Г-н Лорисс, которому перевалило за семьдесят, сортировал, не вскрывая, письма и раскладывал их маленькими кучками перед хозяином.

Этим утром стеклянная крыша двора была желтой. Она не пропускала солнца: слишком толстый слой пыли покрывал ее, но в хорошие дни крыша казалась желтой, светло-желтой; правда, даже в апреле, когда, например, солнце вдруг скрывалось за облаками, она, случалось, становилась настолько темной, что приходилось зажигать лампы.

Сегодня солнце имело огромное значение. Так же как и запутанная история с клиентом из Смирны, человеком явно недоброжелательным, процесс с которым тянулся уже больше полугода, но которому каждый раз удавалось уйти от своих обязательств, да так ловко, что, хотя он и был не прав, с ним в конце концов, устав спорить, соглашались.

— В бордоский «Голубой дом» груз отправили?

— Вагон скоро уйдет.

В девять двадцать, когда все уже были на своих местах, г-н Монд увидел Алена — тот шел к себе в иностранный отдел. Ален, сын Монда, не зашел к отцу поздороваться. Каждый день одно и то же. Тем не менее г-н Монд неизменно страдал от этого. Каждое утро ему хотелось сказать сыну:

«Мог бы и ко мне зайти».

Он не решался. От застенчивости. Он стыдился своей уязвимости. Кроме того, сын мог неправильно истолковать его слова, посчитав, что за ним устанавливается контроль, — он ведь всегда опаздывал. К тому же Бог знает почему! Выйди он чуть раньше, сел бы в машину с отцом.

Неужели только из принципа, из желания показать свою независимость он приезжал в контору один, на автобусе или метро? Однако год назад, когда он понял, что явно неспособен сдать экзамены на бакалавра, на вопрос, что он собирается делать, Ален сам ответил:

— Работать у отца.

Только часов в десять-одиннадцать г-н Монд словно ненароком заходил в иностранный отдел, небрежно клал руку Алену на плечо и тихо ронял:

— Здравствуй, сын.

— Здравствуй, отец.

Ален был хрупок, как девушка. Его длинные загнутые девичьи ресницы взлетали, словно крылья бабочки. Он всегда носил галстуки пастельных тонов, а карманчик его пиджака украшали кружевные платочки, которые очень не нравились отцу.

Нет, это не грипп. Сегодня у г-на Монда все шло не так. В одиннадцать позвонила дочь. Именно тогда, когда у него в кабинете находились два важных клиента.

— Извините.

На другом конце провода раздалось:

— Это ты?.. Я в городе. К тебе можно заехать?.. Да, сейчас.

Сейчас он не мог ее принять. Чтобы закончить с клиентами, потребуется не меньше часа.

— Нет, днем не смогу… Я заеду завтра утром… Дело терпит.

Деньги, разумеется. Опять деньги! Муж-архитектор. Двое детей. Им всегда не хватает денег. Интересно, что они с ними делают?

— Хорошо, завтра утром.

Вот и она не вспомнила, что у отца день рождения. Монд пообедал в одиночестве в ресторанчике, где для него всегда был накрыт столик и официанты звали его просто г-ном Норбером. На скатерти и графине играло солнце.

Когда гардеробщица надевала на него толстое пальто, он увидел себя в зеркале постаревшим. Зеркало, похоже, было неважное: свой нос он видел там неизменно кривым.

— До завтра, господин Норбер.

До завтра… Почему это слово так врезалось ему в память? В прошлом году в то же самое время он почувствовал себя усталым, пресытившимся, связанным одеждой, совсем как сейчас. Он рассказал об этом Букару, приятелю-врачу, с которым часто встречался в «Арке».

— У тебя в моче нет фосфатов?

Никому ничего не говоря, Монд тайком взял на кухне баночку из-под горчицы, утром помочился в нее и увидел в золотистой жидкости нечто похожее на мелкий белый песок.

— Тебе надо отдохнуть, развлечься. А пока принимай утром и вечером вот это.

Букар выписал ему рецепт. Больше г-н Монд не решался мочиться в банку, которую, впрочем, выбросил на улице, предварительно разбив, чтобы никто ею не воспользовался. Он прекрасно понимал — здесь совсем другое.

В тот день в три часа, без всякого настроения работать, он стоял на одной из платформ застекленного двора и отрешенно смотрел на суетившихся кладовщиков и шоферов. В крытом брезентом грузовике слышались голоса.

Почему он прислушался? Какой-то мужчина говорил:

— За ней бегает сын хозяина, подарки делает. Вчера он принес ей цветы.

Г-н Монд побледнел как полотно, застыл на месте, но, признаться, открытия для себя не сделал-с некоторых пор он догадывался. Речь шла о его сыне и о шестнадцатилетней помощнице кладовщика, которую взяли на работу три недели назад.

Значит, так оно и есть.

Он вернулся к себе в кабинет.