Черный шар - Сименон Жорж. Страница 17

— Как совершенно справедливо заметил мистер Кробьюзек, именно владельцы недвижимости из своего кармана оплатят большую часть расходов по строительству школы.

Напротив него сидел Билл Карни и посматривал на приятеля снизу вверх, явно не понимая, куда тот клонит.

В первом ряду адвокат Олсен, опершись подбородком на руку, устремил на Хиггинса всегда подернутые влагой глаза с тем отрешенным интересом, с каким разглядывают редкое насекомое. Флоренс и Люсиль так и замерли стоя, хотя кто-то из соседей уступил им стул.

— Но дело в том, — продолжал Хиггинс, чувствуя, как кровь стучит у него в висках, — что, если у нас не будет сносных школ, владельцы недвижимости, будь то завод или ферма, не найдут квалифицированной рабочей силы, да и вообще никакой рабочей силы, а без нее не может существовать ни одно предприятие.

Вот так он порвал с ними — одной фразой, и нет надобности смотреть на передние ряды, чтобы убедиться, что его слова упали, как камень в улей. Люди поворачивались, шушукались. Хиггинс на мгновение увидел доктора Роджерса: тот глядел на него, изумленно вскинув брови, но, кажется, на лице у него было написано скорее удивление, чем негодование.

— Рассмотрим теперь с налоговой точки зрения разницу между первым и вторым проектами…

Он не упивается своей значительностью. Теперь, собравшись с духом, он вполне владеет собой и даже способен, не теряя хладнокровия, разглядывать лица сидящих.

Удивление больше всего заметно в конце зала. Там вполголоса отпускают замечания, подталкивают друг друга локтями, ухмыляются, — может быть, потому, что в воздухе запахло стычкой. Пьянчуга с восемью детьми и с дочками, которые пошли в мамашу, поднял голову и взревел:

— Правильно! Правильно!

Неужели Хиггинс мстит сейчас за свой провал в клубе? Нет, и он готов чем угодно поклясться в этом. Ни на кого в отдельности он зла не держит, но тем не менее такая речь — это объявление войны клану, с которым он всегда сотрудничал и в который мечтал войти.

Что толкнуло его на этот неожиданный шаг? Флоренс там, у дверей, изумлена, наверно, больше всех. Неужели и она негодует, как люди в первых рядах?

В какую-то секунду, не взвесив, так сказать, все «за» и «против», он решился на разрыв. И сам не понимает, как мог поддаться порыву, но уверен: им руководит не зависть и не мстительность.

Он больше не верит. Это самое правдоподобное объяснение. Они сами его прогнали, сами открыли ему глаза — вот он и увидел их в истинном свете, и прочитанный им только что доклад, на который убито столько вечеров, представляется ему теперь сплошной фальшивкой.

Билл Карни рядом с ним вертел в руках карандаш и так энергично дымил сигарой, что Хиггинсу пришлось рукой разогнать дым: он начинал задыхаться.

Ни на минуту он не повысил голоса и до последнего сомневался, хватит ли у него дерзости пустить в ход самый резкий из припасенных аргументов. Он сознавал, что, быть может, даст повод к насмешкам. Чего доброго, в этом найдут подтверждение тому, что им движет обида…

Между тем, идя до конца, он стремится только не кривить душой перед самим собою, хочет — возможно, бессознательно — бросить вызов, и, наконец, ему нужно почувствовать себя изгоем.

— Разница в стоимости между обоими проектами, — отчеканил он, скандируя каждый слог, — меньше, чем стоимость новых зданий, выстроенных в прошлом году «Загородным клубом» для удовольствия шестидесяти трех его членов.

В первых рядах раздался ропот, словно он отпустил непристойность, шутку дурного тона или на глазах у всех совершил что-нибудь совсем уж неприличное. В конце зала, напротив, захлопали, и даже в средних рядах раздалось несколько робких «браво».

Хиггинс сел, чувствуя, что исполнил свой долг. На душе у него было тревожно, хоть он себе в этом и не признавался. Поискав глазами дочь, он увидел, что она сидит на одном стуле с Люсиль, но по лицу ее ничего нельзя было угадать. И не только потому, что она далеко: лицо у нее всегда непроницаемо.

— Желает ли кто-нибудь еще взять слово, прежде чем мы перейдем к голосованию? — спросил судья Гриффит.

Он успел бросить на Олсена взгляд, как бы спрашивая совета, и спешил покончить с прениями, чтобы избежать новых осложнений.

Олсен, не вставая и не поворачиваясь к залу, бросил четким и звучным голосом:

— Мы здесь собрались не затем, чтобы обсуждать дела частных клубов, и страна, в которой мы живем, пока еще гарантирует нам личную свободу.

Все испортило вмешательство некоего Перчина. Этот человек вот уже несколько лет разводил домашнюю птицу на окраине городка. Он был холост, жил один со своими пернатыми в запущенной хибаре и иногда заходил в «Таверну Джимми» пропустить в одиночестве стаканчик-другой.

Этот самый Перчин взял слово и повторил в непримиримом и злобном тоне доводы и цифры Хиггинса, причем, ссылаясь на него, выразился так:

— Как нам только что доказал товарищ Хиггинс…

Публика забурлила. Перчину позволили говорить довольно долго, но под конец зал взорвался, и кто-то, отбивая такт ногами, выкрикнул:

— В Моск-ву! В Моск-ву!

Хиггинс не вслушивался. Он опустил голову и мечтал, чтобы все поскорей кончилось. Когда председатель ударами молотка восстановил тишину, Хиггинс нацарапал записку и подал ему.

— Считаю своим долгом перед голосованием огласить заявление, только что поступившее ко мне. Наш казначей Уолтер Хиггинс уведомляет, что вне зависимости от результатов голосования намерен подать в отставку.

Молчание. Никакой реакции. Ничего. Как будто все собравшиеся в зале, где уже стало жарко, не понимают, что перед их глазами только что разыгралась драма.

Взгляды обратились к Хиггинсу, и он поднял голову — пусть видят его лицо. Эта минута показалась ему пыткой.

— Кто за проект номер один, прошу поднять руку.

«За» голосовали все первые ряды, примерно половина в средних. Несколько рук поднялось в конце зала.

Олсен кивнул Триффиту.

— А теперь, кто против этого проекта, — прошу поднять руку.

Карни посмотрел в зал, наклонился и шепнул:

— Если не подсчитать голоса, завтра будут протесты.

И впрямь трудно было сказать, какая из групп имеет перевес. Члены комитета шепотом посовещались — Хиггинс в этом не участвовал. Решили раздать листки бумаги и собрать их в урну для голосования, имевшуюся в муниципалитете. Секретарь пошел за ней. Во время этих приготовлений люди заговорили громче.