Черный шар - Сименон Жорж. Страница 27

Тем вечером, на собрании в муниципалитете, Хиггинс обнаружил, что в зале есть своя география; теперь ему открылось, что существует также своеобразная религиозная география, и это открытие наполнило его горечью.

Остальные верующие, подобно Хиггинсам, тоже принарядились: на всех что-нибудь очень уж новенькое, старательно выбранное, выстиранное, выглаженное. Все здесь принадлежат к среднему классу, все надрываются, чтобы подняться на ступеньку-другую по социальной лестнице и помочь детям одолеть следующие ступеньки.

Почти у каждого за плечами нелегкая молодость, и строгая атмосфера храма — чистота, прохлада, полное отсутствие помпезности, присущей англиканской церкви, — успокаивающе действует на прихожан.

Они приходят сюда за ободрением и, может быть, чтобы убедиться, что не зря тянут лямку.

Лица большей частью серьезны: на них написана не радость, но покой. Когда запевают гимны, вместо мощных звуков органа голосам вторит скромная фисгармония. Пастором здесь преподобный Джонс, не знающий снисхождения к греху.

Пастор рассуждал о Боге, сильным строгим голосом толкуя библейский текст, но Хиггинс не вслушивался. Он вздрагивал, не смея обернуться, всякий раз, когда входил на цыпочках очередной опоздавший.

В церкви сидело несколько негров. Они были разряжены чуть ярче, чем остальные, шляпки у женщин были посветлей, полегкомысленней. Негры наверняка предпочли бы ходить к баптистской службе, но во всей округе нет ни одной баптистской молельни.

Итальянцы, ирландцы, поляки из нижнего города принадлежат к католической церкви. Им довольно исповедаться священнику, чтобы снять с себя бремя грехов.

Хиггинс приготовил деньги для кружечного сбора и запел вместе с другими. Изабелла радом с ним тоже подтягивала, хотя не знала еще слов песнопения.

Хиггинс не задумывался, насколько искренне он верует в Бога. Религия была воспринята им точно так же, как остальные взгляды и правила, которыми он до сих пор руководствовался в жизни. Рвение Люсиль или, к примеру, мисс Кэрролл, сидевшей через два ряда от него, было ему чуждо.

Хиггинс никогда не задавался вопросом, верует ли Нора, — церковь была частью их жизни, подобно дому, школе, магазину, бесконечным комитетам. Сегодня, наблюдая за женой, он обнаружил, что молится она истово — шевелит губами, по сторонам не смотрит. «Уж не беременность ли повергает Нору в мистический ужас?» — подумалось ему.

Как знать, не молится ли она о том, чтобы с мужем ничего не случилось и, главное, чтобы он, переживая нынешний кризис, думал о них? Она просила его об этом вчера…

Нора чувствует, что он на распутье. Конечно, ей страшно, что он может поставить под угрозу их жизнь, которую они так терпеливо строили вдвоем.

Это правда. Вот и сегодня, в этот самый миг, стоя с молитвенником в руках у своей скамьи из светлого дуба, он сознает свою отчужденность от всех семей, даже от той, которая создана им самим.

Шелест закрываемых молитвенников, шаги по плитам возвестили ему, что служба кончилась. Хиггинсы дождались своей очереди выходить. У дверей Хиггинс обменялся рукопожатием с пастором Джонсом, и ему показалось, что тот дольше обычного задержал его руку в своей.

Пастор наверняка осведомлен о происшествии в муниципалитете и об истории с «Загородным клубом».

Быть может, его энергичное рукопожатие — попытка удержать прихожанина в лоне общества? Хиггинс смешался и покраснел, словно кто-то вторгся в ту область, где хозяин только он.

— Па, можно после обеда я возьму лодку напрокат?

Дейв, старший сын, уже присоединился к приятелям, и они гурьбой идут впереди — у всех расхлябанная походка, все размахивают руками. Арчи дернул отца за рукав.

— С кем ты собираешься на озеро?

— С Джонни и Филиппом. Им родители разрешили, а заплатим все поровну. Деньги у меня есть.

Хиггинс согласился, не посоветовавшись с женой, — сегодня утром он готов согласиться на что угодно.

— А мне можно? — встрепенулась Изабелла.

— Тебе — нет, — вмешалась Нора. — Пойдешь на озеро, когда научишься плавать.

— Я уже умею.

— Умеешь, да плохо.

— Я прошлым летом научилась.

— Поучишься в этом году еще. Да и вода слишком холодная.

Сколько родителей сейчас точно так же препираются со своими детьми?

— Я не хочу купаться, пусть меня только на лодке покатают.

— Изабелла, не приставай. Нельзя — значит, нельзя.

— Вечно нельзя, нельзя! Чего ни попросишь, ничего нельзя.

— Ну поплачь!

«Как все это не нужно! — ни с того ни с сего подумалось Хиггинсу. — Зачем? И чего мы этим добьемся? Не лучше ли жить, как О'Конноры?» Кстати, одного из них, шестнадцатилетнего парнишку, Хиггинс приметил в церкви — по дороге тот обогнал их на велосипеде.

Родные мальчика ни в какую церковь не ходят, но его самого явно влечет та же стезя, которую избрал Хиггинс.

— А что на обед? — осведомился вечно голодный Арчи.

— Курица.

— С пюре и зеленым горошком?

В воскресенье у них всегда курица с картофельным пюре, а в понедельник жаркое с овощами. Меню так же упорядочено, как вся жизнь: по определенным дням готовятся одни и те же кушанья, и так неделя за неделей.

Разговоры за столом все те же самые — можно перебрасываться фразами, не думая.

— Ну вот, — вздохнула Нора, входя в дом, — утро прошло спокойно.

Она не хотела выражаться ясней при детях, но Хиггинс понял, что имеет в виду жена: они хотя бы выиграли время.

Хиггинс замешкался в саду. Знать бы, где теперь Луиза! Он злился на жену и сам на себя за то, что они говорили о его матери, словно о какой-то угрозе. Где заночевала эта старуха, убежавшая из сумасшедшего дома? И что с ней сейчас в мире, где она никому не нужна?

Когда-то она сказала ему: «Я носила тебя под сердцем…»

Это была попытка его растрогать. Она ломала комедию. Никогда она не заботилась о сыне, ни разу не подумала о его будущем.

Иногда Хиггинсу казалось, что с тех пор, как он достиг относительного благополучия, Луиза завидует и ему, и Hope, и детям — ей завидно, как они живут.

Кто знает, не стремилась ли когда-нибудь и она к чему-то подобному?

Она ведь все-таки вышла замуж за своего Хиггинса.