Черный шар - Сименон Жорж. Страница 37

И почему бы не позвонить отсюда жене? Рядом с туалетами Хиггинс увидел телефонную кабину.

— Что будем пить? — осведомился бармен.

Ложный стыд все еще мешал Хиггинсу.

— Шотландское, бурбон, хлебное?

Он заказал наугад хлебное виски, выпил стопку, которую перед ним поставили, запил стаканом воды, который ему тут же подали. По телу сразу разлилось тепло, как тогда, когда он пил у Радера.

В конце концов, может быть, это и есть выход. Судьба сама всем распорядится. Хиггинс достаточно боролся С жизнью один на один — теперь можно сесть на обочине и, так сказать, выждать, пока ему протянут руку помощи.

Нет, он не сядет на обочине. Он вернется домой.

Ляжет спать, а Hope ничего не скажет. Пусть сама разбирается, что к чему. Он долго с ними всеми носился, а теперь устал.

Не исключено, что Радер узнал из окна Луизу и, рассказывая Хиггинсу о происшествии, просто-напросто валял дурака. Не может же он вправду быть доволен собой и своим прозябанием — это ведь жалкая пародия на жизнь! И все-таки он как будто гордится сыном-моряком, гордится, что ест досыта. «Жрем от пуза» — так он, кажется, выразился?

Радер цепляется за отвратительную хибару, пропитанную самой гнусной вонью, какая только может стоять в человеческом жилье.

— Повторим?

Хиггинс кивнул. Ничего другого ему не оставалось, — его стакан уже наполнили из бутылки с металлическим колпачком. И вообще, теперь он не вполне сознавал, что происходит.

Его преследовало ощущение, что ему что-то грозит и надо куда-то спешить. Надо как можно скорее вернуться в Уильямсон, чтобы избежать ужасной опасности.

Какой — он не знает, но чувствует нависшую угрозу.

Однако ему никак не решиться сесть за руль, а тут еще эти фары, возникающие из темноты и летящие навстречу… Ему было страшно. Он огибал Нью-Йорк и ехал теперь по освещенному шоссе, где, казалось, разом собрались машины со всех концов Соединенных Штатов.

Он не желает стать жертвой дорожного происшествия.

Не желает, чтобы его увезли в больницу и заперли в подвале, в комнатушке с выключенным светом.

Еще можно остановиться, позвонить Hope, упросить ее помочь. Она найдет, где одолжить машину, хотя бы у…

Нет! Только не у Карни! Это сразу покажет, какого он свалял дурака. Но тогда у кого же?..

К чему ломать себе голову, когда и без того так ноет в висках? Хиггинс еще раз ошибся маршрутом на развилке двух шоссе и битый час мчался в сторону Олбани, удивляясь, что не узнает дорогу.

Он заметил гостиницу в стиле бревенчатой хижины, вроде дома, в котором родился Линкольн, и зашел туда спросить дорогу. Внутри было тепло. Он снова выпил.

И опять из темноты полетели на него фары. Они то гасли, то зажигались, посылая ему непонятные сигналы.

Его надули не только в Уильямсоне, нет, ему врали с детства, врали все, в том числе родная мать.

О ней не следует говорить дурно: она умерла, а мертвых нельзя упрекать. Впрочем, он никому ничего и не говорит — только думает про себя. Машина с трудом брала повороты, ее то и дело заносило вправо.

Он очень осторожен. Это необходимо. Не-об-хо-димо!

Только бы не проскочить того места, где с шоссе надо свернуть в сторону Уильямсона.

Часы в его машине, наверно, испортились: на них двадцать минут первого; не может быть так поздно. Тут Хиггинсу пришлось срочно остановиться по нужде. Он попытался вызвать рвоту, но ничего не получилось. Тогда он опустился на траву и стал смотреть, как несутся машины.

Нора в конце концов легла, но оставила свет над входной дверью. В половине второго она услышала, как перед домом заскрипели тормоза. Она отодвинула штору, увидела машину у края тротуара и удивилась, почему муж не выходит.

Потом она накинула халат, туфли и побежала на улицу. За стеклом в темноте салона виднелось лицо Хиггинса. Он сидел, как всегда в автомобиле, высоко подняв голову и положив руки на руль.

— Уолтер! — окликнула Нора.

Он не обернулся.

Видя, что он не двигается с места, она распахнула дверцу и испугалась, как бы муж не рухнул на тротуар — Хиггинс так и закачался на сиденье.

— Что с тобой? Что случилось?

Хиггинс посмотрел на нее невидящим взглядом, и в лицо ей ударил застоявшийся запах спиртного.

— Ты выпил? Тебе плохо?

Хиггинс попытался ответить, но не умел выдавить ни звука — только открывал и закрывал рот, как рыба.

Потом попробовал ступить на землю, упал и тихо рассмеялся.

Тащить его жене было не по силам. Он не вставал, даже не пробовал встать, и Hope пришлось разбудить Флоренс и старшего сына.

— Тес! Идите за мной, только тихо.

Дейв, протирая глаза, спросил:

— Что случилось с папой?

— Идем. Снесете его в кровать.