Дом на холме - Стадникова Екатерина. Страница 44

Девочка закусила губу. Разумеется, она не хотела, чтоб крошка пегас умирал от чего бы то ни было!

– Не бойся... – Эмили протянула руку с Орином вперед – выяснилось, что цепочка на самом деле очень длинная, только ее ограничивал почти незаметный хитрый замочек.

Люди, затаив дыхание, ждали, пока несчастное создание выберется из своего укрытия на нужное расстояние, а когда черная мордочка почти коснулась кристалла Орина, напряжение достигло своего пика. Люсьен потянулся за мешком, но Патрик неожиданно сгреб в охапку обоих супругов:

– Погодите вы! – его шепот напоминал отдаленный рокот грома. – Дайте им шанс...

Что тот имел в виду, никто, кроме него, не понял, поскольку Альхен и Люс с ужасом представляли, какие ожоги может оставить пегас-полукровка на теле девочки. О чем в этот момент думала сама Эмили, осталось для них загадкой.

– Я тебя не обижу... – чуть слышно пролепетала она.

В действительности девочка уговаривала не столько зверя, сколько себя. Орин подрагивал на цепочке – так сильно тряслись руки. Минуты, что крошка-пегас знакомился с кристаллом, показались вечностью. Произошедшее далее – ошеломило решительно всех.

Эмили боялась пошевелиться. Каким бы милым и удивительным пегас не выглядел, из его ноздрей могло вырваться самое что ни на есть настоящее пламя. Девочка крепко зажмурилась.

Когда Эмили была совсем маленькой, ее очень пугала темнота. Богатое детское воображение заставляло тени складываться в уродливые морды неизвестных науке тварей, и комната превращалась в жуткое место, полное неосязаемых, но оттого ничуть не менее страшных монстров. Тогда-то и сочинилось само собой «универсальное оружие против зла», или просто «колыбельная для чудовищ».

Тоненький голосок звучал робко, будто пробиваясь откуда-то из глубины души, но с каждой строчкой он креп, набирал силу:

Месяц дует в свой рожок,
Спать зовет тебя, дружок.
И ушастых, и зубастых –
Всех уложит на бочок.
Под корягу старый сом
На ночь в свой забрался дом.
Сом пускает пузыри.
Глупый старый сом.
Месяц дует в свой рожок,
Спать зовет тебя, дружок.
И ушастых, и зубастых –
Всех уложит на бочок.
Серый волк в лесу замерз,
Холодно ему до слез.
Воет бедный до зари,
Глупый серый волк.
Месяц дует в свой рожок,
Спать зовет тебя, дружок.
И ушастых, и зубастых –
Всех уложит на бочок.
Тени дремлют по углам,
Не видать ни там, ни там.
Некому меня пугать.
Страх забился под кровать.
Месяц дует в свой рожок,
Спать зовет тебя, дружок.
И ушастых, и зубастых –
Всех уложит на бочок.

По лицу Падди катились крупные слезы умиления. Крошка-пегас положил длинную узкую мордочку девочке на колени и прикрыл глаза.

– Попробуйте его покормить, мисс, – шумно утирая нос рукавом, попросил садовник.

Бутылочка с молоком подкатилась к ногам Эмили, звякая на каменной кладке пола бойлерной. Пегас испуганно вздрогнул, но свет Орина и пение вновь смогли успокоить его.

Мисс Эмилия имела представление, как кормить из бутылочки, но теория и практика вещи разные, поэтому она просто потыкала соской малютку в нос. Пегас повел мордочкой, а девочка постаралась прицелиться так, чтоб попасть куда следует. Голос снова задрожал.

– Пусть сам, замрите, мисс, – посоветовал Падди.

Эмили послушалась, и дело пошло веселее. Она тихо мурлыкала свою нехитрую песенку, а крошка-пегас жадно пил молоко. От всего этого в груди сделалось очень тепло. Взрослые перестали беспокоиться и просто наблюдали.

Осушив бутылочку, малютка зевнул и захлопал крыльями, поднимая клубы пыли. Мадам Александра осторожно подобралась поближе и развернула странную подстилку, больше напоминавшую золотую кольчугу. Заметив движение, пегас прижался к коленям девочки и задрожал.

– Отойдите, он боится, – попросила та.

– Хорошо, только нашего питомца нужно переложить, – отозвалась женщина.

Продолжая напевать, Эмили приподняла малютку и понесла туда, где того ждала постель. Страха больше не было. Девочка чувствовала, что пегас доверяет ей. Подстилка, пришлась ему по вкусу, но Эмили не спешила уходить. Хотелось как можно дольше побыть рядом с удивительным существом после целого дня терзаний.

– Мы для него шибко здоровые, – пояснил Патрик, обращаясь к Люсу. – Я ж ему глаза прикрывал мешком, чтоб не видел меня.

– Как теперь? – Люсьен спрашивал у всех сразу, но ответила Альхен.

– Мы покидаем подвал, а Патрик переночует в бойлерной, – прозвучало это как приказ.

– Но... – попыталась возразить девочка.

– Никаких «но»! – отрезала та.

Само собой, все случилось именно так, как сказала мадам Александра. Уже в холле она остановилась и протянула Эмили толстую книгу в кожаном переплете:

– Раз пегас ваш, – сказала она, – прочтите это. Вещь не моя, потрудитесь не испортить ее.

Альхен выпрямилась и зашагала к выходу, оставив девочку наедине с ее мыслями. Эмили ощущала болезненные уколы совести, ведь ей и в голову не пришло, что пегас жив-здоров. Куда проще оказалось выдумывать обвинения. По чести сказать, нужно было немедленно пойти и извиниться перед Альхен за глупые подозрения, только стыд не позволял сделать этого.

Оставалось подняться в комнату, привести себя в порядок и посвятить остаток вечера чтению.

Дайна радовалась, что суматошный, переполненный событиями день подошел к концу. Два перелета за сутки – это слишком!.. Тем более, проклятый страх высоты... ее до сих пор слегка подташнивало. Откуда взяться такой глупой фобии у Танцора, да еще и Вестника? Ответ наверняка сокрыт в том прошлом, которого мисс Уиквилд не знала.

Она ведь не родилась тринадцатилетней! Назойливые болезненные мысли роились в усталой голове. Память угодливо подсунула первополосное фото сегодняшней газеты. Дайна поежилась. Хотелось просто не думать об этом, но так проблему не решить. Что-то в истории со статьей казалось неестественным.

Да, она, Леди Уиквилд, не справилась с собой и потеряла сознание, из песни слов не выкинешь. Только почему статья не вышла сразу? Неужели в кои-то веки попался нерасторопный репортер? Не очень-то правдоподобно.

– Что, Дайна? – усмехнулась она собственному отражению в стекле. – Взяли тебя за загривок и ткнули в собственную ошибку. Теперь везде будут мерещиться заговоры?

Легче не стало. Счастливые люди задергивают шторы на ночь, гасят свет и спят, терзаясь своими маленькими проблемками во сне или вообще ничем не терзаясь. Они как живые цветы – прекрасны и хрупки. Танцор же – мертвый лист гербария, зажатый тяжелыми страницами времени, не имеющий ни своей цели в жизни, ни места, которое можно назвать домом, ни людей, которых можно считать родными.

Повинуясь мимолетному внутреннему порыву, мисс Уиквилд вытащила из кармана складное зеркальце, поймала взгляд отражения и скомандовала:

– Руфус Тангл. Срочно. – На мгновение металл сделался теплым, но только на мгновение.

Что делают люди, когда им плохо? Зовут на помощь друга. А кого звать Танцору? Да, Тени всегда чувствуют друг друга, но очень редко... знают. Крепко-накрепко связанные древними магическими узами, они остаются чужими.