Дело Сен-Фиакра - Сименон Жорж. Страница 12

Мегрэ не мог поспеть всюду одновременно. Замок был слишком велик. Поэтому он лишь приблизительно представлял себе, что именно происходило там в это утро.

Обычно в праздничные или воскресные дни принарядившиеся крестьяне не спешили расходиться по домам после торжественной службы, радуясь возможности потолкаться среди друзей-приятелей на деревенской площади или в кафе. Вот и сейчас кое-кто из них был уже под хмельком. А малыши в торчащих колом праздничных костюмах восторженно таращились на своих папаш.

Войдя в замок, заметно позеленевший Жан Метейе отделился от спутников и направился на второй этаж: слышно было, как он забегал, заметался по своей комнате.

— Может быть, вы пойдете со мной? — сказал тем временем Бушардон священнику.

И повлек его к спальне, где лежала покойница.

На первом этаже по всему фасаду был пробит широкий коридор, по одну сторону которого выстроилась шеренга дверей. До Мегрэ донесся звук голосов. Ну да, ему ведь сказали, что граф де Сен-Фиакр и управляющий в библиотеке.

Он пошел было туда, но ошибся дверью и очутился в гостиной, соединявшейся с библиотекой проходной дверью. Дверь эта была распахнута, и в висевшем напротив двери прямоугольном зеркале в золоченой раме Мегрэ увидел молодого графа, с удрученным видом примостившегося на краешке стола, и рядом с ним — набычившегося коротышку управляющего.

— Ну как вы не понимаете — настаивать бесполезно, — проговорил Готье. — Тем более когда речь идет о сорока тысячах франков!

— Кто разговаривал со мной по телефону?

— Само собой — господин Жан.

— Он наверняка даже не передал матери, что я звонил.

Покашляв для приличия, Мегрэ вошел в библиотеку.

— О каком телефонном разговоре идет речь?

Морис де Сен-Фиакр нехотя ответил:

— Позавчера я звонил в замок. Как я вам говорил, мне были нужны деньги. Я хотел попросить у матери нужную сумму. Но трубку снял этот… ну, в общем, господин Жан, как его тут называют.

— И он ответил вам, что ничего не выйдет? Но вы все же приехали.

Управляющий поглядывал то на Мегрэ, то на графа.

Морис слез со стола.

— Я вызвал Готье вовсе не для того, чтобы говорить о деньгах, — заволновался он. — Но вы же знаете, комиссар, в каком положении я теперь оказался. Завтра же на меня подадут в суд. Однако после смерти матери я являюсь единственным законным наследником. Вот я и попросил Готье раздобыть мне эти злосчастные сорок тысяч франков к завтрашнему утру. Но выходит, что это невозможно.

— Совершенно невозможно, — подтвердил управляющий.

— Иначе говоря, до прибытия нотариуса — делать нечего. А он соберет всех заинтересованных лиц лишь после похорон. Однако, по словам Готье, даже под залог всего оставшегося имущества занять сорок тысяч франков будет сложно.

Молодой граф заметался по комнате.

— Все совершенно ясно, не так ли? Яснее некуда. Быть может, мне даже не удастся проводить в последний путь собственную мать! Только вот… Еще один вопрос. Вы говорили о преступлении. Так что же теперь?

— Уголовное дело не возбуждено и, по всей видимости, возбуждено не будет, — ответил Мегрэ. — Значит, и расследования не будет.

— Оставьте нас, Готье.

И едва управляющий вышел за дверь, граф воскликнул:

— Значит, ее действительно убили?

— Да, но официальная полиция в данном случае бессильна.

— Объяснитесь. Я начинаю…

Но тут из вестибюля послышался женский голос, которому вторил басок управляющего. Морис вздрогнул, направился к двери и резко распахнул ее.

— Мари? В чем дело?

— Морис, почему меня не впускают? Это безобразие!

Я битый час дожидалась в гостинице…

Незнакомка говорила с сильным иностранным акцентом. То была Мари Васильефф, прикатившая на стареньком такси, видневшемся во дворе замка.

Молодая женщина была на редкость хороша собой — высокая, статная, с роскошными белокурыми волосами, правда, не исключено, что цветом волос она была обязана искусству парикмахера. Заметив, что Мегрэ внимательно ее разглядывает, она затараторила по-английски, и Морис перешел на тот же язык.

Она спрашивала, достал ли он деньги. Он ответил, что об этом теперь не может быть и речи, что мать его умерла и Мари должна вернуться в Париж, куда он тоже скоро приедет.

В ответ она хмыкнула:

— На какие шиши! Мне даже нечем расплатиться с таксистом.

Морис де Сен-Фиакр занервничал. Пронзительно визгливый голос его любовницы эхом разносился по замку, внося в происходящее скандальную нотку.

Управляющий все еще стоял в коридоре.

— Раз ты остаешься, я тоже никуда не поеду, — заявила Мари Васильефф.

Тогда комиссар распорядился:

— Готье, заплатите шоферу и отошлите машину.

Казалось, весь уклад жизни в замке летит в тартарары.

Но не только уклад жизни материальной — с этим еще можно было бы как-то справиться. Рушился духовный уклад. И этот развал казался особенно заразительным.

Даже Готье выглядел растерянным и сбитым с толку.

— Все же нам нужно поговорить, комиссар, — наконец выдавил граф.

— Не теперь.

И Мегрэ указал ему на нарядную женщину, расхаживавшую по гостиной и библиотеке с таким видом, словно она делала опись имущества.

— Кто изображен на этом дурацком портрете, Морис? — смеясь, воскликнула она.

На лестнице послышались шаги. Мегрэ увидел одетого в широченное пальто Жана Метейе, который спускался вниз с дорожной сумкой в руках. Похоже, Метейе не сомневался, что его отпустят восвояси: он даже приостановился у дверей библиотеки, словно чего-то выжидая.

— Куда вы направляетесь?

— В местную гостиницу. Мне кажется, так будет приличнее.

Стремясь избавиться от присутствия любовницы, Морис де Сен-Фиакр повел ее в правое крыло замка. Молодые люди по-прежнему переговаривались по-английски, явно что-то обсуждая.

— Неужели действительно невозможно занять сорок тысяч франков под залог замка? — спросил Мегрэ управляющего.

— Не так-то это просто.

— Ну что же, завтра прямо с утра займитесь этим делом и постарайтесь сделать невозможное.