Кабачок нью-фаундлендцев - Сименон Жорж. Страница 13
Лежа на полу, Ле Кленш пристально глядел вверх, закусив губу так, что из нее текла кровь пополам со слюной. По его бледным щекам катились слезы.
— Может быть, врача?..
— Нет. Отпустите его, — приказал Мегрэ. И когда Ле Кленш остался один на плитках пола, комиссар продолжал:
— Встать! Пошли! Быстрее!.. И спокойно, иначе получите по физиономии, негодный мальчишка.
Радист испуганно и покорно выполнил приказание комиссара. Его трясло, он тяжело дышал.
— А вы подумали о своей невесте, когда впутались в эту историю?
Подошел комиссар Жирар.
— Договорились! — сказал он. — Все трое свободны, но с невыездом из Фекана. Что случилось?
— Этот идиот хотел застрелиться. Если позволите, я им займусь.
Они шли вдвоем вдоль набережной. Ле Кленш умыл лицо, но оно еще было покрыто красными пятнами. Глаза у него лихорадочно блестели, губы горели. На нем был серый костюм из магазина готового платья, пиджак застегнут на все три пуговицы, галстук завязан криво.
Мегрэ шел с упрямым видом, засунув руки в карманы и ворча словно про себя:
— Поймите, у меня нет времени читать мораль. Скажу лишь одно: ваша невеста здесь. Это славная девочка, она приехала из Кемпера и все тут перевернула. Может быть, не стоит приводить ее в отчаяние?
— Она знает?
— Незачем говорить ей об этой женщине.
Мегрэ, не переставая, наблюдал за радистом. Они дошли до набережной. Разноцветные рыбачьи суда ярко пестрели на солнце. На тротуарах толпился народ.
Временами казалось, что Ле Кленш вновь обретает желание жить и с надеждой смотрит вокруг, но потом глаза его снова тускнели, и он со злобой глядел на людей и предметы.
Им пришлось пройти совсем близко от «Океана», который в тот день кончал разгрузку. Перед судном оставались еще три вагона.
Комиссар без нажима заметил, указывая рукой на разные точки пространства:
— Вы были здесь. Гастон Бюзье тут. А на этом вот месте некто третий задушил капитана.
Спутник его глубоко вздохнул и отвернулся.
— Но было совсем темно, и вы не могли узнать друг друга. Во всяком случае, третьим был не главный механик и не старший помощник: оба они сидели вместе с матросами в «Кабачке ньюфаундлендцев».
Бретонец, который стоял на палубе, заметил радиста и наклонился над люком; оттуда вылезли три матроса и уставились на Ле Кленша.
— Пошли, — скомандовал Мегрэ. — Мари Леоннек ждет нас.
— Не могу.
— Чего не можете?
— Идти туда. Умоляю вас, оставьте меня. Что вам до того, покончу я с собой или нет? Так будет лучше для всех.
— Вам так трудно открыть свою тайну, Ле Кленш? Тот молчал.
— И вы в самом деле не можете ничего сказать, да? Скажите одно: вы еще чувствуете влечение к Адели?
— Я ее ненавижу.
— Я спросил не об этом. Я сказал — влечение, какое у вас было к ней во время рейса. Ответьте как мужчина мужчине: много у вас было приключений до того, как вы познакомились с Мари Леоннек?
— Нет. Ничего значительного.
— И вы никогда не испытали страсти, такого влечения к женщине, от которого хочется разреветься?
— Никогда, — вздохнул тот, отвернувшись.
— Значит, это появилось на борту. Там была только одна женщина, а обстановка суровая, однообразная. Что вы сказали?
— Ничего.
— Вы забыли о своей невесте?
— Это совсем другое дело.
Мегрэ посмотрел на него в упор и был поражен той переменой, которая произошла на его глазах с радистом. Лицо его спутника приняло вдруг упрямое выражение, взгляд застыл, у рта появилась горькая складка. И все же, несмотря ни на что, лицо это оставалось тоскливо-мечтательным.
— А Мари Леоннек хорошенькая, — продолжал Мегрэ.
— Да.
— Кроме того, она вас любит. Готова пожертвовать всем, чтобы…
— Да замолчите же! — гневно повысил голос радист. — Вы прекрасно знаете, что… что…
— Что это совсем другое дело. Что Мари Леоннек — скромная девушка, что из нее выйдет примерная жена, что она будет хорошо ухаживать за своими детьми, но чего-то всегда будет не хватать, правда? Чего-то такого, что вы испытывали на борту, в каюте капитана, в объятиях Адели. Чего-то вульгарного, грубого. Приключения. Желания укусить, обладать, убить или умереть.
Ле Кленш удивленно посмотрел на него:
— Откуда вы зна…
— Откуда я знаю? Оттуда, что такое приключение, хоть раз в жизни, бывает у каждого. Вы плачете, стонете, задыхаетесь! А потом, через две недели, глядя на Мари Леоннек, удивляетесь, как могла вас так взволновать какая-то Адель.
На ходу молодой человек смотрел на поблескивавшую воду гавани. В ней колыхались отражения красной, белой, желтой обшивки судов.
— Рейс окончен. Адель уехала. А Мари Леоннек здесь.
Ле Кленш на минуту успокоился. Мегрэ продолжал:
— Это был драматический кризис, стоивший жизни человеку, потому что на борту поселилась страсть и… Ле Кленша снова охватила лихорадка.
— Замолчите! Замолчите же! — сухо повторил он. — Нет. Вы же видите: это невозможно.
Глаза его блуждали. Он обернулся, чтобы посмотреть на судно, которое теперь уже было почти пусто и непривычно высоко поднялось над водой. Ле Кленша снова обуял страх.
— Клянусь вам… Отпустите меня…
— А капитан тоже, находясь на борту, во время всего рейса был во власти смертельного страха, не так ли?.
— Что вы хотите этим сказать?
— И главный механик?
— Нет.
— Значит, только вы двое! Ведь это был страх, Ле Кленш?
— Не знаю. Ради бога, оставьте меня!
— Адель была в каюте. Вокруг нее бродило трое мужчин. И тем не менее капитан не желал поддаться вожделению, по целым суткам не разговаривал с любовницей. А вы следили за ней через иллюминатор, но после одной-единственной встречи больше не прикасались к ней.
— Замолчите.
— Матросы в трюме и на мостике говорили о дурном глазе, рейс не ладился, корабль маневрировал неудачно, произошла авария. Юнгу смыло волной, двоих ранило, треска испорчена, в порт вошли не с первого захода…
Они повернули за угол набережной, и перед ними раскинулся пляж со своей чистенькой дамбой, гостиницами, кабинками и разноцветными шезлонгами, разбросанными на прибрежной гальке.
В солнечном пятне можно было узнать г-жу Мегрэ, сидевшую в брезентовом кресле, рядом с Мари Леоннек в белой шляпе.
Ле Кленш проследил за взглядом спутника и резко остановился; на висках у него выступил пот.
А комиссар продолжал:
— Как будто недостаточно было одной этой женщины… Пойдемте, ваша невеста вас видела.
Это была правда. Мари встала. Секунду стояла неподвижно, словно охваченная слишком сильным волнением. Потом побежала вдоль дамбы, в то время как г-жа Мегрэ ждала, отложив шитье.
Глава 7
По-семейному
Это была ситуация, которые создаются сами собой, но из которых трудно выпутаться. Мари Леоннек была в Фекане одна, ее рекомендовал супругам Мегрэ их общий знакомый, поэтому она завтракала и обедала вместе с ними.
И вот явился ее жених. Они все четверо сидели на пляже, когда колокол гостиницы оповестил о том, что пора завтракать. Пьер Ле Кленш заколебался и нерешительно посмотрел на остальных.
— Пойдемте. Нам поставят еще один прибор, — сказал Мегрэ.
И взял жену под руку, чтобы перейти дамбу. Молодая пара молча последовала за ними. Вернее, молчал радист; Мари говорила вполголоса, но решительным тоном.
— Ты знаешь, о чем она?.. — спросил у жены комиссар.
— Да. Она мне десять раз повторяла это сегодня утром, советовалась, правильно ли так будет. Она уверяет, что не сердится на него, что бы ни произошло. Понимаешь? Не упоминает о женщине. Делает вид, что не знает, но сказала мне, что все же подчеркнет слова «что бы ни произошло». Бедная девочка! Она поехала бы за ним на край света.
— Увы! — вздохнул Мегрэ.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Это наш стол?
Завтрак прошел спокойно, слишком спокойно. Столы стояли близко друг к другу, так близко, что нельзя было громко разговаривать.