Колокола Бесетра - Сименон Жорж. Страница 29
Могра рассеянно смотрит на спящую Жозефу, прислушивается ко всяким звукам и шорохам, но тоже рассеянно и безо всякого удовольствия. У Одуара всего две отдельные палаты — а вдруг ему понадобится та, в которой лежит Могра?
А он только начал привыкать. Анжель слишком много говорила. С несколько утомительным воодушевлением рассказала всю свою жизнь, потом жизнь дочери.
Может, для первого дня он тоже слишком много разговаривал? Первые восторги прошли, и это больше не доставляет ему радости.
Жозефа откидывает одеяло, протирает глаза, смотрит на часы.
— С добрым утром! Удивительно, как это вы всегда просыпаетесь раньше меня? Наверное, привыкли вставать ни свет ни заря?
— Вчера я проснулся позже.
— А я в выходной валяюсь в постели часов до десяти. Как хорошо, когда можешь проспать ночь, как все нормальные люди!
Она встает, застегивает лифчик, поправляет халат, потом приглаживает волосы. Берется за ручку двери, и в этот миг появляется м-ль Бланш, уже в халате. Не кажется ли она оживленнее, чем обычно? Может, это результат дня, проведенного вне больницы?
— С добрым утром! — здоровается она, усаживаясь у его постели и лукаво поглядывая на Могра.
Он колеблется, гадая, знает она уже или нет, и наконец довольно брюзгливо произносит:
— С добрым утром.
— Продолжайте. Скажите что-нибудь еще.
Она не удивлена. Значит, уже в курсе.
— Что сказать?
— Что вы на меня не сердитесь за то, что я не предупредила вас и взяла выходной.
Он и в самом деле ведет себя нелепо. Отдав наконец себе в этом отчет, он отвечает ей улыбкой.
— Простите меня.
— Вы довольны?
— Да, конечно. Мне кажется…
Жозефа попрощалась и ушла. Начинается ежедневная рутина: судно, градусник, пульс.
— Вы, кажется, ели пюре?
Жозефа ей об этом не говорила. С Анжель она тоже вряд ли виделась. Это означает одно: все, что происходит у него в палате, известно всей больнице.
— Мне следовало бы предупредить вас в субботу. Но я не решилась. Боялась, вы будете плохо спать. Больные не любят новых людей. Я была уверена, что с Анжель у вас будет все в порядке. Что вы о ней скажете?
Он не отвечает просто потому, что ему нечего сказать.
— Она немного шумная, но я хотела бы знать свое дело, как она. Ей можно доверить самых тяжелых больных.
Догадывается ли она, о чем он думает, внимательно наблюдая за ней? Ему очень хочется знать, как она провела время. Но спросить не осмеливается. В конце концов она сама косвенно касается этой темы.
— Совсем забыла — у меня есть для вас небольшой подарок.
Она достает из кармана маленькую коробочку из блестящего картона с золотыми узорами и надписью: «Ив». Он ничего не понимает и с тревогой начинает гадать: неужто у нее есть ребенок? И при чем тут он?
— Это драже. Вчера я была у своей сестры в Мелане на крестинах ее третьего сына, которому только что исполнился месяц. Я была крестной.
Выходит, зря он терзался. Накануне, да и сегодня утром, до ее прихода, Могра нарочно представлял себе м-ль Бланш в эротических позах с мужчиной.
Как когда-то это у него было с г-жой Ремаж. Он чувствовал потребность очернить м-ль Бланш. Может, теперь нужно попросить у нее прощения?
— Моя сестра, она меня моложе, пять лет назад вышла за школьного учителя.
Тогда она и сама работала учительницей в Ориньи, деревушке близ Мелана. Два года, даже после рождения первого ребенка, она продолжала работать, и ее муж каждый вечер ездил на велосипеде за ней в Ориньи. Когда родился второй ребенок, им стало совсем невмоготу, и ей пришлось отказаться от места.
Теперь они с тремя сыновьями живут в крошечном домике во дворе школы, там еще рядом растет старая липа.
Это очень напоминает ему Фекан. Сегодня солнце такое яркое, как вчера.
— Если бы меня не попросили быть крестной, я ни за что не взяла бы выходной.
— Благодарю…
Она записывает температуру на карточку, и он в первый раз спрашивает:
— Сколько?
— Тридцать шесть и шесть. Но вообще-то я не должна вам этого говорить.
Пульс у вас тоже нормальный. Ну что, возьмемся за туалет?
Обтерев его губкой с головы до ног, она, так же как вчера Анжель, начинает разминать ему пальцы.
— А теперь попробуйте ими пошевелить… Да нет же, вы можете… Еще…
Речь идет о правой, парализованной руке. Могра смотрит на нее и видит, что пальцы чуть-чуть сгибаются в суставах. Потом она просит его пошевелить пальцами на ноге, но это удается ему хуже.
— А теперь я вам помогу. Не бойтесь.
Одной рукой она подхватывает его ноги, затем, повернувшись к нему, просовывает руку ему под спину. Могра встревожен, но не сопротивляется, и в результате обнаруживает, что сидит на кровати, свесив ноги вниз.
Начинает кружиться голова. Если она его отпустит, он упадет на бок или даже вперед. Сестра крепко обнимает его за плечи, и он чувствует ее теплую выпуклую грудь.
Могра едва узнает собственные ноги — так быстро и сильно они исхудали.
Икр вообще почти не видно.
— Старайтесь держаться прямо. Это для вас первое упражнение. Завтра попробуете встать на ноги.
Его сильно смущает то обстоятельство, что ниже пояса он голый. Он боится, что из-за близости медсестры произойдет эрекция, которую уже нельзя будет извинить бессознательным состоянием или сильным жаром.
Едва он об этом подумал, как все так и происходит, и он смущенно бормочет:
— Извините меня…
— Ничего… Я привыкла…
Выходит, даже его интимные рефлексы — это часть процесса, каждый этап которого известен заранее!
— Ладно, на сегодня достаточно.
Она укладывает его обратно в постель и накрывает одеялом.
— Какие каши вы больше любите — на молоке или на воде?
Он что-то ей ответил. Она принесла плошку слишком на его вкус сладкой каши и стала кормить с ложечки.
Он еще ест, когда входит старшая медсестра.
— Кажется, тут дела идут неплохо.
М-ль Бланш докладывает:
— Он просидел на краю кровати почти пять минут.
— Хорошо! Очень хорошо!
И, указывая на капельницу с глюкозой, добавляет:
— Это уже можете убрать.
Могра кажется, что слишком уж они его торопят. Такое впечатление, что он за ними не поспевает. Они спешат вернуть Могра в мир, который так долго был его миром. Но он к этому не готов, не верит, что у него получится, и к тому же подозревает их в желании поскорее от него избавиться.
Приходят две итальянки со своими тряпками и швабрами. В коридоре работает пылесос. Раньше он его не слышал и теперь делает вывод, что им пользуются раз иди два в неделю. Какой-то мужчина вкатывает пылесос к нему в палату, и, пока он работает, у Могра гудит в голове.
Сразу после уборки приходит парикмахер.
— Хотите, я вас подстригу?
— Не сегодня.
— Смотрите-ка, мадемуазель Бланш, ваш больной-то заговорил!
И, обращаясь к Могра, парикмахер добавил:
— Здорово, правда? Я видел таких, которые от радости буквально обливались слезами.
Могра не уверен, что это были слезы радости. Разве другие не испытывали, так же как и он, страха, когда барьер внезапно исчез? Это ведь первый шаг насильственного возвращения к людям. А что еще они будут заставлять его делать?
В палату широким шагом входит вчерашний врач с глазами-шариками за толстыми стеклами очков и обращается сперва к сиделке:
— Ну, как прошло воскресенье? Окрестили?
— Да, было очень весело.
— А как вы сегодня себя чувствуете?
У Могра плохое настроение, которое после прихода врача испортилось еще больше. Чуть раньше, когда м-ль Бланш рассказывала о своей сестре, он спросил у нее:
— А вы? Не подумываете насчет того, чтобы выйти замуж?
— Ну, во-первых, для брака нужны двое. Да и обстоятельства должны позволять…
Когда она говорила это, в глазах у нее таилась грусть, и теперь Могра, кажется, понял ее причину. Ему почудилось, что между девушкой и студентом-практикантом существует некая близость, которую нельзя объяснить только тем, что они работают в одной больнице. Он обращается к ней на «вы».