Мегрэ - Сименон Жорж. Страница 2

— Итак, ты сидел в засаде напротив «Флории»…

— Нет, я вошел туда, — возразил Филипп, продолжая стоять. — В глубине кабаре есть маленький кабинетик, где Пепито поставил себе койку. Там он обычно спал после закрытия.

По дороге проехала двуколка. Стенные часы стояли.

Мегрэ взглянул на свои ручные, висевшие на гвоздике над камельком. Было половина пятого. В хлевах начиналась дойка. В Орлеан, на рынок, потянулись телеги.

На шоссе перед домом все еще ожидало такси.

— Я перемудрил, — признался Филипп. — На прошлой неделе шеф наорал на меня и сказал…

Он покраснел, осекся, поискал, на что бы перевести взгляд.

— Что он сказал?

— Уж не помню.

— А я и так знаю. Раз это Амадье, он должен был произнести что-нибудь вроде: «Вы — фантазер, милейший, фантазер, как и ваш дядя».

Филипп не сказал ни да, ни нет.

— Словом, я перемудрил, — поспешно продолжал он. — Когда, к половине второго, клиенты разошлись, я спрятался в туалете. Я подумал, что если Пепито что-нибудь пронюхал, он, вероятно, попытается убрать свой товар. И знаете, что из этого получилось?

Мегрэ с еще более серьезным видом медленно покачал головой.

— Пепито был один. Уж в этом-то я уверен. Так вот, неожиданно грохнул выстрел. У меня ушло несколько секунд на то, чтобы сообразить, что произошло; еще несколько секунд на то, чтобы добежать до зала. Ночью он мне показался огромным. Горел один-единственный плафон. Пепито лежал между двумя рядами столиков. Падая, он опрокинул соседние стулья. Он был мертв.

Мегрэ поднялся и щедро плеснул себе водки, хотя жена и сделала ему знак — не пей лишнего.

— Это все?

Филипп метался по комнате. Обычно он был не из разговорчивых, но сейчас так и сыпал слова сухим и злым голосом.

— Нет, не все. Вот тут-то я и свалял дурака. Я перетрусил. Потерял всякую способность думать. Пустой зал выглядел зловеще, утопал, казалось, в серых сумерках.

На полу и столиках валялся серпантин. Пепито лежал в странной позе, на боку, прижав руку к ране, и словно смотрел на меня. Что было дальше? Я выхватил револьвер и заговорил. Что-то прокричал, и собственный голос перепугал меня еще больше. По всем углам, словно драпировки, висела тьма, и мне казалось, она шевелится. Я сделал над собой усилие. Пошел осматривать заведение. Неожиданно распахнул какую-то дверь, сорвав бархатную портьеру. За ней обнаружил распределительный щит. Хотел врубить свет, защелкал наугад выключателями и окончательно потерял голову. Тут включился красный прожектор. По всем углам загудели вентиляторы. «Есть тут кто?» — снова заорал я.

Филипп прикусил губу. Тетка смотрела на него в таком же волнении, в каком пребывал племянник. Сын ее сестры, он родился в Эльзасе и устроился на набережную Орфевр с помощью Мегрэ. «Я предпочла бы видеть мальчика на административной службе», — признавалась мать Филиппа.

Он задыхался.

— Не сердитесь, дядя. Сам не знаю, как все получилось. Вспоминаю — и то с трудом. На всякий случай я осмотрелся: мне почудилось какое-то шевеление. И тут же ринулся вперед, затем остановился. Мне показалось, будто я слышу шаги, шепот. Но вокруг все было пусто. Я никогда не предполагал, что зал так велик и в нем можно наткнуться на столько препятствий. В конце концов я очутился в кабинетике Пепито. На столе валялся пистолет. Я машинально схватил его. Ствол был еще горячий. Я вытащил обойму и убедился, что одного патрона не хватает.

— Идиот! — буркнул Мегрэ.

В чашках дымился кофе, а г-жа Мегрэ стояла с сахарницей в руке, не сознавая, что делает.

— Я буквально рехнулся. Со стороны двери мне опять почудился шум. Я побежал туда. И лишь потом сообразил, что у меня в обеих руках по стволу.

— Куда ты дел пистолет?

Голос Мегрэ звучал жестко.

Филипп потупился.

— У меня возникла куча разных мыслей. Если заподозрят преступление, неизбежно подумают, что раз я был наедине с Пепито…

— О Господи! — простонала г-жа Мегрэ.

— Это длилось всего несколько секунд. Я положил пистолет рядом с рукой мертвеца — пусть выглядит как самоубийство, потом…

Мегрэ поднялся, заложил руки за спину и в своей излюбленной позе встал у камелька. Он был небрит и несколько растолстел с тех пор, когда вот так же стоял у своей печки на набережной Орфевр.

— Выходя, ты кого-то встретил. Так ведь?

Мегрэ был заранее в этом уверен.

— Как раз в тот момент, когда я закрывал за собой дверь, я толкнул мужчину, проходившего мимо по тротуару. Извинился. Мы чуть было не задели друг друга носами. Не знаю даже, закрыл ли я потом дверь. Я дошел до площади Клиши, взял такси и дал ваш адрес.

Г-жа Мегрэ поставила сахарницу на буковый стол и деловито осведомилась у мужа:

— Какой наденешь костюм?

Полчаса в доме царил беспорядок.

Слышно было, как Мегрэ бреется и одевается в спальне. Г-жа Мегрэ варила яйца и расспрашивала племянника.

— Мать пишет?

— С ней все в порядке. На Пасху приедет в Париж.

В дом пригласили и шофера, который отказался снять тяжелое коричневое пальто. На усах у него подрагивали капельки влаги. Он уселся в угол и больше не шелохнулся.

— Где мои подтяжки? — прокричал сверху Мегрэ.

— В верхнем ящике комода.

Наконец Мегрэ опять спустился вниз в своем пальто с бархатным воротником и котелке. Он отодвинул поданные ему яйца и, не взирая на протесты жены, выпил четвертую стопку водки.

В половине шестого дверь дома распахнулась и трое мужчин направились к машине. Мотор долго не заводился. Г-жа Мегрэ дрожала от холода у приоткрытой двери, и красноватые отблески керосиновой лампы плясали на плитках пола.

Было так светло, что казалось, день уже занялся. Но шел еще только февраль, и серебрилась сама ночь. На каждой травинке поблескивал иней. Яблони в соседском саду настолько побелели от мороза, что выглядели хрупкими, словно из стеклянного волокна.

— Дня через два-три вернусь, — бросил Мегрэ.

— До свиданья, тетя! — в свой черед, сконфуженно попрощался Филипп.

Водитель захлопнул дверцу и первые минуты целиком посвятил себя переключению скрежещущих скоростей.

— Простите меня, дядя.

— За что?

Филипп не решился ответить. Он попросил прощения, потому что чувствовал: в их отъезде есть что-то драматическое. Он помнил, как выглядел его дядя совсем недавно у камелька — ночная рубашка, старая одежда, шлепанцы.

И теперь молодой человек не осмеливался смотреть на него. Да, бесспорно, рядом с ним сидел Мегрэ: дымящаяся трубка в зубах, бархатный воротник пальто поднят, шляпа нахлобучена на лоб. Но это был не прежний энергичный, уверенный в себе Мегрэ. Дважды он оборачивался и смотрел на исчезавший вдали домик.

— Амадье прибудет на улицу Фонтен к восьми? — спросил он.

— Да, к восьми.

Времени у них хватало. Такси шло довольно быстро.

Они пересекли Орлеан, где ожили первые трамваи.

Меньше, чем через час, машина достигла Арпажонского рынка.

— Что вы обо всем этом думаете, дядя?

Даже в глубине салона их пробирало сквозняком.

Небо было светлое. Восток начинал золотиться.

— Как ухитрились убить Пепито? — вздохнул Филипп, но и этот его вопрос остался без ответа.

Машина остановилась на окраине Арпажона, все трое зашли погреться в какое-то бистро, и почти тотчас же рассвело, а за полями, на горизонте, медленно стало подниматься бледное солнце.

— Там же никого, кроме нас с ним, не было…

— Помолчи, — устало оборвал его Мегрэ.

С видом застигнутого на месте провинности мальчишки Филипп забился в угол, не смея оторвать взгляд от дверцы автомобиля.

В Париж они въехали, когда на улицах уже царило утреннее оживление. Бельфорский лев, бульвар Распайль, Новый мост…

Город, казалось, вымыли чистой водой — так ярки были краски. Вверх по Сене медленно поднимался караван барж, и буксир, гудками возвещая о ведомой им флотилии, выпускал в воздух струи непорочно чистого пара.

— Скольких прохожих ты заметил, выйдя на улицу Фонтен?