Мегрэ и господин Шарль - Сименон Жорж. Страница 11

— Странно.

— Скорее подозрительно.

Хирург прикурил от золотой зажигалки и обратился к комиссару:

— Можете курить свою трубку… Ваши вопросы ставят меня в тупик. Я знаю, что Жерар был блестящим человеком, думаю, им и остался. Когда мы познакомились, он уже был тем, кого теперь называют «плей-боем». Обожал спортивные машины и заведения, где можно поразвлечься. Как мне говорили, на лекциях его видели редко, что, однако, не мешало ему с необычайной легкостью сдавать экзамены. Не знаю, может быть, он изменился.

— Мне его описывали так же. Женился он, судя по всему, опрометчиво и вскоре обнаружил, что это была глупость.

— Я тоже так думаю. Это из-за его жены вокруг него образовался некий вакуум. У Натали была мания унижать его перед друзьями. Я ни разу не слышал, чтобы он отвечал ей. Продолжал разговор как ни в чем не бывало.

— Потом, он и жил с ней так, как будто ее не существовало. Думаете, он от этого страдал?

— Трудно судить о людях, если они постоянно шутят. Ясно, что жизнь он вел ненормальную. Я могу понять те небольшие загулы, которые он позволял себе. То, что он уже месяц отсутствует, — более серьезно. Он даже не связывался со своей конторой?

— Обычно он это делал. На этот раз он не потрудился узнать, не нужен ли он там.

— Кажется, его жена вас очень занимает?!

— Она жила с ним в одной квартире, и, конечно, было время, когда они говорили о любви.

— Бедный старина Жерар!..

Хирург встал.

— Прошу прощения, но дела вынуждают меня. Кстати, у нас есть общий друг, который стал психиатром, он принимает в больнице Святой Анны. Это доктор Амадьё. Ему тоже приходилось несколько раз бывать на обедах на бульваре Сен-Жермен.

Д-р Флориан проводил посетителей до двери, где их ожидал слуга с пальто на руке.

— Десять минут первого, — заметил Мегрэ, когда они уселись в машину. — Осталось выяснить, обедает ли доктор Амадьё дома.

Так как комиссару было необходимо позвонить, ему представилась возможность выпить аперитив: на этот раз Мегрэ сам выбрал пастис.

— И мне, — пробурчал Лапуэнт. Амадьё был дома. На этой неделе прием в Святой Анне начинался у него только с двух часов.

— Насколько я понимаю, это срочно?

— Да. Дело, о котором я хотел бы переговорить с вами, мне кажется не терпящим отлагательства.

В квартире, где жил Амадьё, царил легкий беспорядок; доктор, наверное, был холостяком, потому что на столе, который служанка уже начала убирать, стоял только один прибор. Рыжий, веснушчатый, с всклокоченными волосами, он носил твидовый костюм, настолько измятый, что, казалось, доктор в нем спал.

Впоследствии Мегрэ стало известно, что он был одним из крупнейших психиатров во Франции, если не в Европе.

— Садитесь. Закуривайте трубку и скажите, что вы хотели бы выпить.

— Пока ничего. Я знаю, что ваше время дорого. Вы довольно хорошо знали Сабен-Левека?

— Как же мне его не знать, когда мы немало покутили вместе, будучи студентами? Уж не хотите ли вы сказать, что им занялась полиция?

— Он исчез больше месяца назад.

— Никого не предупредив?

— Никого не предупредив. За все это время он даже не позвонил своему первому клерку, что обычно делал, когда отсутствовал максимум неделю.

— Что же с ним могло случиться? — протянул Амадьё, ни к кому не обращаясь. Потом, словно удивившись, добавил: — Ну а я-то чем могу быть вам полезен?

— Я разыскиваю человека, которого никогда не видел, о котором еще вчера ничегошеньки не знал, и мне необходимо составить о нем представление.

— Понимаю.

— Ваш друг Флориан, у которого я только что был и который направил меня сюда, считает его солидным человеком.

— Я тоже.

— Могла ли та жизнь, которую он столь долго вел, толкнуть его на самоубийство?

— Это на него не похоже. Кроме того, он позволял себе иногда расслабиться.

— Знаю. Я виделся с некоторыми его подружками.

— После его женитьбы я несколько раз ужинал у них на бульваре Сен-Жермен.

— Просто в качестве друга?

— Думаю, что могу отвечать вам, не боясь выдать профессиональную тайну. Прийти посмотреть на его жену просил меня Жерар. Он не мог понять, в здравом ли она уме. Я увидел женщину, обладающую острым умом, которая с первого вечера вывела меня на чистую воду. Она смотрела на меня ясными глазами, как будто бросала мне вызов. И нарочно пила без остановки.

— Она продолжает этим заниматься.

— Знаю, но в моем присутствии она пила в два раза больше и после каждой рюмки поглядывала на меня.

— Это заболевание, не правда ли, доктор? — приговаривала она. — Я-то, что называется неизлечимая алкоголичка…

— Излечиваются почти все, сударыня, конечно, при условии, что хотят вылечиться.

— Как этого хотеть, если не можешь взглянуть жизни в лицо. Я здесь одна: муж, которому я совершенно безразлична, меня презирает.

— Уверен, что вы ошибаетесь. Я знаю Жерара. Если он женился на вас, то только потому, что любит.

— Он думал, что любит. Я-то его не любила, но надеялась, что полюблю. Это самый эгоистичный, самый циничный человек, которого я встречала.

Амадьё снова раскурил трубку, послав к потолку кольцо дыма. В комнате, которую нельзя было назвать ни гостиной, ни кабинетом, ни приемной для пациентов, повсюду лежали книги, журналы.

— Понимаете, в какое я попал положение. Бедняга Жерар, который при этом присутствовал, сносил все это не моргнув глазом.

— На шестой или седьмой визит она вышла ко мне в большую гостиную и, не дав мне времени поздороваться, сообщила, еле ворочая языком:

— Господин Амадьё, не стоит больше утруждать себя. Ужин не состоится. И в дальнейшем ваше присутствие в этом доме нежелательно. Когда мне будет необходим психиатр, я найду его сама.

Она повернулась ко мне спиной и нетвердой походкой направилась на свою половину.

На следующий день мой друг Жерар пришел ко мне с извинениями. Он рассказал, что жена его становится все более невыносимой и что он всеми средствами старается избегать ее. Правда, он добавил, что со своей стороны она делает то же.

— Почему ваш друг не потребовал развода?

— Потому что, несмотря на жизнь, которую он вел, Жерар был очень набожен. Кроме того, именно эта жизнь и обернулась бы против него.

Мегрэ задумчиво курил, разглядывая этого высокого рыжего человека с чистыми голубыми глазами. В конце концов он вздохнул и поднялся.

— Итак, безумной вы ее не считаете.

— На первый взгляд нет. Не забывайте, что я видел ее только под воздействием алкоголя. Для установления диагноза нужны были бы более длительные и тщательные наблюдения. Сожалею, что не смог быть вам полезен.

Они пожали друг другу руки, и Амадьё проводил взглядом обоих мужчин, которые начали спускаться по лестнице: в доме не было лифта.

— К «Дофину»?

— С удовольствием, шеф.

— Жаль, что невозможно поместить ее в Святую Анну, препоручив заботам такого человека.

— Мужу должно иногда становиться невыносимо жить с ней, даже если они не видят друг друга. Находиться с ней под одной крышей, когда она испытывает к тебе подобные чувства, я, мне кажется, побоялся бы.

Мегрэ с серьезным видом взглянул на Лапуэнта:

— Ты думаешь, она могла бы…

— Я вам уже говорил, что мне жаль ее. Мне по-прежнему жаль ее, потому что она, должно быть, очень несчастна, но в то же время она меня пугает.

— Как бы там ни было, где-то он есть, живой или мертвый.

— Скорее мертвый, — чуть слышно ответил Лапуэнт.

Войдя в пивную «У дофина», Мегрэ первым делом направился к телефону, чтобы позвонить домой.

— Знаю, — сказала г-жа Мегрэ, не дав ему открыть рта, — обедать ты не придешь. Я была в этом настолько уверена, что ничего и не готовила, и тебе пришлось бы удовлетвориться ветчиной с салатом.

Мегрэ решил было заказать еще один пастис, но вспомнил, что рекомендовал ему его друг Пардон, и передумал. В меню был рубец по-кайенски, что тоже было ему вредно, но Мегрэ тем не менее отважился его попробовать.