Мегрэ и инспектор Недотепа - Сименон Жорж. Страница 4

Выглядело правдоподобно. Мегрэ довольно неплохо знал тот узкий мирок, что обретался в районе улицы Лафайет и точно так же, как его собственный круг, управлялся своими собственными законами. Прямо за столиком кафе нередко из рук в руки безо всяких расписок переходили камни, стоившие огромных состояний. Все здесь знали друг друга. Все понимали, что внутри этого тесного братства ни одному из них и в голову не придет нарушить данное слово.

— У него украли бриллианты?

— Нет, мадам. Вот они… А вот и его бумажник. Я хотел бы задать вам еще один вопрос. Муж держал вас в курсе всех своих дел?

— Да, всех…

Ева вздрогнула. Могло ли это означать, что ее сестра сказала неправду?

— Известно ли вам, чтобы в ближайшее время вашему мужу грозило серьезное разорение?

— Завтра ему должны были предъявить к оплате вексель на тридцать тысяч франков.

— Он располагал такими деньгами?

— Не знаю… Он как раз из-за этого уходил вечером…

У него была встреча с клиентом, из которого он надеялся вытянуть нужную сумму…

— А если бы это ему не удалось?

— Наверное, вексель опротестовали бы…

— Такое уже случалось?

— Нет… Ему всегда удавалось раздобыть деньги в последний момент…

Лоньон испустил мрачный вздох человека, понапрасну теряющего время.

— Таким образом, если бы человек, с которым должен был нынче вечером увидеться ваш муж, не предоставил бы ему необходимой суммы, завтра Голдфингер имел бы на руках опротестованный вексель… Это означает, что его автоматически вычеркнули бы из круга торговцев бриллиантами, так ведь?.. Если я не ошибаюсь, эти господа весьма суровы в отношении подобного рода происшествий?..

— Господи! Какого ответа вы от меня ждете?

Мегрэ вроде бы смотрел на нее, во всяком случае, так казалось со стороны, хотя на самом деле вот уже несколько минут он исподволь наблюдал за одетой в траур юной свояченицей.

Она больше не плакала. Хладнокровие вернулось к ней. Комиссара удивили ее твердый взгляд, строгие и решительные черты лица. Перед ним стояла не рыдающая девушка, но молодая женщина, несмотря на свой юный возраст, умеющая слушать, слышать, замечать, подозревать и строить предположения.

Нет, ошибки быть не могло. Что-то в их взаимном обмене репликами поразило ее, и теперь она пристально вслушивалась, стараясь ни слова не упустить из того разговора, который продолжался вокруг нее.

— Вы носите траур? — обратился он к ней.

И хотя он обернулся к Еве, на его вопрос ответила Матильда:

— Мы обе носим траур по матери, которая умерла полгода назад… Как раз с этого времени сестра и живет с нами…

— Вы работаете? — снова спросил Мегрэ Еву.

И снова вместо нее ответила сестра:

— Она работает машинисткой в страховой компании на бульваре Осман.

— Последний вопрос. Поверьте, мне очень неловко…

У вашего мужа имелся револьвер?

— Да, он у него был… Только он его практически никогда не носил с собой… Он и сейчас должен валяться в ящике тумбочки.

— Будьте так любезны, проверьте, пожалуйста, на месте ли он.

Она поднялась, прошла в комнату и щелкнула выключателем. Стало слышно, как она выдвигает ящик, как роется в лежащих там предметах. Когда она вернулась, взгляд ее заметно помрачнел.

— Его там нет, — не присаживаясь, сказала она.

— Давно вы его там видели?

— Самое большее несколько дней назад… Не могу сказать, когда именно… Пожалуй, позавчера, когда занималась большой уборкой…

Ева приоткрыла было рот, но, несмотря на подбадривающий взгляд комиссара, промолчала.

— Да… Должно быть, это было позавчера…

— Сегодня вечером, когда ваш муж пришел ужинать, вы уже спали?

— Я легла в два часа дня, потому что страшно устала…

— Если бы он открыл ящик, чтобы достать револьвер, вы бы услышали?

— Думаю, что услышала бы…

— Есть ли в этом ящике вещи, которые могли ему понадобиться?

— Нет… Там только лекарство, которое он принимает по ночам при сильных болях, упаковки старых таблеток да пара очков с разбитым стеклом…

— Сегодня утром, когда он одевался, вы были в комнате?

— Да… Я убирала постели…

— Выходит, муж должен был взять револьвер или вчера, или позавчера вечером?

И снова Ева сделала движение, собираясь заговорить.

Она уже открыла рот. Но нет. Снова промолчала.

— Мне остается лишь поблагодарить вас, мадам…

Кстати, вам известна марка револьвера?

— Это браунинг калибра 6,38 миллиметров. Номер вы найдете в его бумажнике, потому что у него было разрешение на оружие.

Что в точности и подтвердилось.

— Завтра утром, если вы не возражаете, в удобное для вас время за вами зайдет инспектор Лоньон, который ведет расследование по этому делу, и отвезет вас для опознания тела…

— Когда ему будет угодно… Начиная с восьми утра…

— Договорились, Лоньон?

Они вышли и снова оказались на скудно освещенной лестничной площадке с потертым ковром и потемневшими стенами. Дверь за ними закрылась. Из квартиры не доносилось ни звука. Обе женщины хранили молчание. Они даже не обменялись ни единым словом.

Уже на улице Мегрэ поднял голову к освещенному окну и пробормотал:

— Теперь, когда мы их не слышим, ручаюсь, там будет жарко.

За занавеской скользнула тень. Хоть и искаженный, в ней легко угадывался силуэт девушки, которая быстро шла через столовую. Почти сейчас же загорелось второе окно, и Мегрэ готов был поспорить, что Ева закрылась на двойной запор в своей комнате, а ее сестра напрасно пытается уговорить ее открыть дверь.

Глава 2

Неудачи и обиды инспектора Лоньона

Странное существование он вел… Мегрэ напускал на себя ворчливый вид, хотя на самом деле не уступил бы сейчас свой стул даже в обмен на лучшее кресло в партере Оперы. Разве есть на земле место, где можно чувствовать себя больше дома, чем глубокой ночью в просторных помещениях полицейского управления? Настолько дома, что он скинул пиджак, снял галстук и расстегнул ворот рубашки. Чуть поколебавшись, сбросил и туфли, которые ему немного жали.

В его отсутствие действительно звонили из Скотленд-Ярда. Сообщение передали Даниэлю, его племяннику, который как раз только что и доложил о нем.

Мошенник, которым занимался Мегрэ, в Лондоне не появлялся уже больше двух лет, но, судя по последним данным, якобы мелькал в Голландии.

Мегрэ связался с Амстердамом и теперь ждал, что ему сообщат из сыскной полиции Нидерландов. Время от времени он созванивался с инспекторами, которые следили за типом возле дверей его апартаментов в «Кларидже» и в гостиничном холле.

Иногда, с зажатой в зубах трубкой, со взлохмаченными волосами, он приоткрывал дверь кабинета и окидывал взглядом длинный коридор, освещенный всего двумя ночниками; больше всего в эти минуты он походил на бравого селянина, озирающего ранним воскресным утром с порога собственного дома свой скромный садик.

В конце коридора сидел за маленьким столиком под лампой с зеленым абажуром седой как лунь старик Жером, ночной сторож, прослуживший в заведении больше тридцати лет. Водрузив на нос очки в стальной оправе, он неизменно читал объемистый медицинский трактат, один и тот же, все эти годы. Читал он по слогам, как читают дети, и шевелил при этом губами.

Время от времени, не вынимая рук из карманов, он заходил в кабинет инспекторов, расположенный в паре шагов от его собственного, где двое дежурных, в полурасстегнутых, как у него, рубашках, играли в карты, дымя сигаретами.

Так он слонялся то туда, то сюда. Сразу за его кабинетом находилась узенькая клетушка, в которой стояла походная кровать. Пару-тройку раз он вытягивался на ней, но не смог даже задремать. Было жарко, несмотря на припустивший еще сильнее дождь, потому что за день солнце успело здорово нагреть помещение.

Один раз Мегрэ уже подошел было к своему телефону, но в последний момент рука его, уже готовая снять трубку, замерла. Он побродил еще немного, вернулся к инспекторам, понаблюдал какое-то время за карточной игрой и еще раз приблизился к телефонному аппарату.