Мегрэ колеблется - Сименон Жорж. Страница 16

— Как ваша фамилия?

— Комиссар Мегрэ.

— Может быть, доложить о вас?

— Не стоит заставлять ждать больных.

У Парандона есть брат — тоже врач, но Мегрэ хорошо знал, по своему другу, доктору Пардону, что не всегда-то и не сразу удается с ними переговорить. Ему не хотелось ехать в автобусе или в метро. Внезапно он почувствовал такую усталость, что прямо рухнул на сиденье такси.

— Набережная Орфевр.

— Слушаюсь, мосье Мегрэ.

Это уже не доставляло ему удовольствия. А ведь было время, когда он гордился своей известностью, но за последние годы комиссара даже раздражало, что все знают его в лицо.

Хорош он будет, если на авеню Мариньи ничего не случится! Он даже не решился упомянуть о письмах на утреннем рапорте. За эти два дня он почти не заглядывал к себе на службу, а околачивался в квартире, обитатели которой ведут жизнь, совершенно чуждую для него.

В кабинете его ждали текущие дела, к счастью, не очень серьезные, но которыми все же надо было заняться…

Что же изменило его взгляд на этих людей. Неужели же письма да еще тот телефонный звонок посреди дня? Он не считал мадам Парандон заурядной женщиной, с какими сталкиваешься на каждом шагу. Снова и снова ему представлялась ее театральная фигура в голубом капоте на фоне голубого будуара… И он вспомнил все ее попытки разыграть перед ним трагедию…

Да и сам Парандон уже не казался комиссару обычным существом. Гном глядел на него ясными глазами, от очков они стали еще больше, и Мегрэ тщетно старался прочесть его мысли. А остальные? Ваг… Рыжий дылда Бол? И Тортю, вовремя бросивший взгляд на дверь, где — словно из-под земли — возникла мадам Парандон.

Пожав плечами, он стал шарить по карманам в поисках мелочи — машина остановилась у подъезда сыскной полиции.

В кабинете комиссара Мегрэ побывал добрый десяток инспекторов, и у всех было к нему дело. Он просмотрел почту, подписал кучу бумаг, но все время, пока он работал в тишине позолоченного солнцем кабинета, у него не выхолил из головы дом на авеню Мариньи.

Его снова охватила непреодолимая тревога, которую никак было не разогнать. Хотя до сих пор он делал все, что было в его силах. Еще не совершилось ни преступления, ни даже простого нарушения закона. Никто не сообщил полиции о каком-либо несомненном факте. Не было подано никакой жалобы.

И все же он посвятил уйму времени изучению того маленького мирка, который вращался вокруг Эмиля Парандона.

Тщетно пытался комиссар вспомнить какой-нибудь прецедент. Было ли уже в его практике что-либо подобное, ведь ему приходилось сталкиваться с самыми невероятными случаями… В четверть шестого ему принесли письмо, только что доставленное по пневматической почте, и он тотчас же узнал печатные буквы.

Штемпель почтового отделения на улице Миромениль; время отправления — шестнадцать часов тридцать минут. То есть за четверть часа до ухода от Парандонов.

Он вскрыл конверт по линии отреза. Листок — меньшего формата, чем в предыдущих посланиях, поэтому и буквы мельче. Сравнив почерк всех трех писем, Мегрэ понял, что последнее было написано наспех, не так старательно, может быть, в волнении.

«Господин дивизионный комиссар!

Когда я написал мое первое письмо, в котором была просьба ответить на него через газету, у меня и мысли не было, что вы, очертя голову, накинетесь на это дело, по поводу которого у меня было намерение дать вам впоследствии все необходимые уточнения.

Ваша поспешность все испортила, и теперь вы сами убедились, что сели в лужу. Сегодня вы до некоторой степени спровоцировали убийцу, и я не сомневаюсь, что из-за вас он поспешит нанести удар.

Может быть, я ошибаюсь, но думаю, что это произойдет в ближайшие часы. Очень сожалею, но больше ничем не могу вам помочь. Я на вас не в обиде».

Мегрэ, нахмурившись, несколько раз перечел письмо, потом позвал Жанвье и Лапуэнта — Люка не было на месте.

— Прочтите-ка, ребята.

Он внимательно следил за ними, словно боясь, что они воспримут письмо иначе, нежели он. Они ведь не были отравлены пребыванием в квартире Парандонов. Они могли судить только по самому письму. Наклонившись нал листком, они читали его с нарастающим интересом и волнением.

— Вроде бы дело проясняется, — пробормотал Жанвье, кладя листок на стол.

А Лапуэнт спросил:

— Что это вообще за люди? На кого похожи?

— На всех и ни на кого. Просто ума не приложу, что нам делать… Не могу же я постоянно держать там в квартире кого-нибудь из наших, да, впрочем, это и не помогло бы. Квартира такая огромная, что случись что-нибудь в одном конце — в другом даже не услышат… Установить наблюдение за домом? Пожалуй, так я и сделаю — на эту ночь, для очистки совести. Но если эти послания не трепотня, удар будет нанесен не извне… Ты чем занят, Лапуэнт?

— Да ничем особенным.

— Тогда отправляйся туда. Обратись к швейцару, это некий Ламюр, когда-то он служил на улице Соссэ. Провели ночь у него в швейцарской и время от времени поднимайся на второй этаж… Возьми у Ламюра список жильцов всего дома, включая обслуживающий персонал. Отмечай, кто когда пришел и ушел.

— Все ясно.

— Что тебе ясно?

— Что в случае чего, у нас будет хоть какая-то зацепка.

Да, конечно… И все же комиссару как-то претило рассматривать ситуацию под этим углом зрения… «В случае чего». Ладно, коль скоро кража исключается — жди убийства… А кого убьют? Кто убьет?

С ним говорили разные люди, они отвечали на его вопросы, казалось — исповедывались перед ним… Но как же он может, черт возьми, выяснить, кто из них врал и кто говорил правду? А не заварил ли всю эту кашу какой-нибудь псих?

Мегрэ в раздражении расхаживал по кабинету и говорил словно сам с собою, а Жанвье и Лапуэнт только переглядывались.

— Ужасно все просто, господин комиссар, — вам написали, что намечается убийство… Только не сообщили, кто кого убьет, когда и как… А почему, собственно говоря, обратились к вам? Чтобы предупредить? Нет, просто так… Потешиться.

Он схватил трубку и стал лихорадочно набивать ее, прижимая табак большим пальцем.

— Да за кого меня принимают, в конце-то концов!? Если случится что-нибудь — я окажусь виноватым… Вот в этой голубой бумажонке прямо так и сказано… Я, видите ли, слишком рьяно принялся за дело! А как следовало поступить?.. Дожидаться официального извещения о смерти, что ли? Здорово живешь! А если ничего не произойдет — я же остаюсь в дураках. Целые два дня пускал на ветер деньги налогоплательщиков, предназначенные на содержание полиции…

Жанвье оставался невозмутимым, но Лапуэнт не удержался от улыбки, и Мегрэ заметил это. Одно мгновение он еще кипел гневом, но затем рассмеялся и похлопал сослуживца по плечу.

— Простите, ребятки. Вывело меня из себя это самое дело. Там, у Парандонов, все на цыпочках ходят, вот я и попробовал пройтись по проволоке…

Представив себе комиссара на проволоке, Жанвье тоже захохотал.

— С вами я хоть душу отвожу… Ну, ладно… Все в порядке. Давайте о деле. Ты, Лапуэнт, можешь отправляться. Перекуси где-нибудь и заступай на свой пост. Если заметишь что-нибудь подозрительное — не стесняйся, звони мне в любое время домой, на бульвар Ришар Ленуар. Спокойной ночи, лружок! До завтра. Тебя сменят к восьми часам.

Мегрэ расположился у окна и, глядя на ленту Сены, продолжал, обращаясь к Жанвье:

— А ты ведешь сейчас дело?

— Сегодня утром задержал двух пацанов по шестнадцать лет. Вы оказались правы, когда…

— Можешь сменить Лапуэнта завтра? Я понимаю, дело дурацкое — это-то и бесит меня, а все же чувствую, что необходимо принять меры предосторожности… Хотя, по всей вероятности, зря… Вот увидишь — если случится что-нибудь, все напустятся на меня. — Говоря это, он не сводил взгляда с фонаря на мосту Сен-Мишель.

— Дай-ка мне письмо…

Вдруг у него в памяти всплыло одно выражение, на которое он раньше не обратил внимания, и ему захотелось убедиться — не ошибся ли он.