Мегрэ сердится - Сименон Жорж. Страница 20
— Голос женский. Может, я и ошибаюсь, но мне показалось, что женщина эта не привыкла разговаривать по телефону.
— Узнайте на почте в Корбейле, откуда звонили, — попросил Мегрэ.
Он вошел в комнату Торранса, составлявшего в это время донесение.
— Я выяснил все, что вы меня просили, шеф. Побывал в двенадцати игорных клубах, но имя Эрнеста Малика известно только в двух. Это «Осман» и «Споршнг». Время от времени он бывает там и сейчас, но гораздо реже, чем прежде. Кажется, он дока по части покера. В баккара не играет никогда. Предпочитает покер и экарте. Проигрывает редко. В «Спортинге» мне посчастливилось познакомиться со старым инспектором карточных клубов. Он знает Малика уже лет тридцать.
В студенческие годы Малик был одним из искуснейших игроков в покер в Латинском квартале. Старый инспектор, служивший тогда официантом в кафе «Источник», уверяет, что картами он зарабатывал себе на жизнь.
Он имел привычку назначать для себя цифру и ни за что ее не превышать. Выиграв определенную сумму, он хладнокровно удалялся, вызывая этим неудовольствие партнеров.
— Ты знаешь нотариуса Балю?
— Слышал эту фамилию. Подождите! И он стал листать справочник.
— Бабен… Бабер… Байи… Балю… Нашел! Набережная Вольтера, семьдесят пять. Да это же напротив!
Странная вещь, но история с нотариусом разозлила комиссара. Он не любил, когда его сбивали с толку, наводили на новый след, и уже почти решил не обращать внимания на это сообщение.
На коммутаторе ему сказали, что звонили из телефонной кабины Сен-Пора, в пяти километрах от Орсена. Телефонистка из Сен-Пора сообщила, что разговор заказывала женщина лет двадцати пяти — тридцати. Больше она ничего не знала.
— Я ее не разглядывала. Время было горячее, отправка почты… Что вы сказали?.. Простая женщина… Да! Похоже, что служанка.
Может быть. Малик поручил это кому-нибудь из слуг?
Мегрэ отправился к мэтру Балю. Контора нотариуса была закрыта, но тот согласился его принять. Он оказался очень старым, почти таким же старым, как и сама Бернадетта Аморель. Тубы его пожелтели от никотина, говорил он тихо, надтреснутым голосом, потом протягивал своему собеседнику черепаховую слуховую трубку.
— Аморель! Да, я хорошо слышу. Как же, это моя старая приятельница. Я знаю ее уже Бог весть сколько лет… Постойте! Еще до выставки тысяча девятисотого года муж ее обратился ко мне за консультацией по поводу земельных участков… Деловой был человек! Помню, я, поинтересовался, не состоит ли он в родстве с Аморелями из Женевы, старой протестантской семьей, которая…
Нотариус подтвердил, что в понедельник на прошлой неделе ездил в Орсен. Действительно, Бернадетта Аморель составила вместе с ним новое завещание. О самом завещании он, конечно, ничего сказать не может. Оно здесь, в старом сейфе.
Существовали ли другие завещания до этого? Может быть, десять, а то и больше. Да, у его приятельницы мания менять завещания, но это ведь не криминал? Ее личное дело, не так ли?
Говорилось ли в этом новом документе о Моните Малик? Он очень сожалеет, но ничего по этому поводу сказать не может. Профессиональная тайна.
— Бернадетта до сих пор прекрасно сохранилась! Я уверен, что это не последнее ее завещание и я еще буду иметь удовольствие ее навестить.
Значит, Монита умерла через сутки после приезда нотариуса в Орсен. Была ли связь между этими двумя фактами?..
Почему же, черт побери, его хотят сбить с толку, подсовывая ему эту историю?
Мегрэ шел по набережной к себе домой, чтобы пообедать в обществе жены, Жоржа Анри и Мимиля. С моста Сите он увидел поднимающийся вверх по Сене буксир с пятью или шестью баржами. Буксир фирмы «Аморель и Кампуа». В ту же минуту мимо него проехало большое желтое такси последнего выпуска, почти совсем новое, и эти незначительные детали, вероятно, повлияли на его решение.
Не задумываясь, он поднял руку. Такси остановилось у тротуара.
— Хватит у вас бензина на дальний маршрут? Может быть, он изменил бы решение, не будь бак машины полон горючим.
— Дорога на Фонтенбло… После Корбейля покажу, куда ехать.
Поздний завтрак дал ему возможность обойтись без обеда. По дороге комиссар остановился у табачной лавки и купил пачку табака и спички.
Вечер был теплый, верх у такси откинут. Комиссар сел рядом с шофером — возможно, чтобы завязать разговор и скоротать время, но почти не раскрывал рта.
— Теперь налево.
— Вы едете в Орсен?
— А вам знакомы эти места?
— Когда-то доводилось отвозить пассажиров в «Ангел».
— А нам подальше. Поезжайте вдоль Сены. Нет, не эта вилла и не следующая. Еще дальше.
Нужно было повернуть вправо, на дорожку, ведущую к дому Кампуа, невидимому снаружи: его полностью скрывали высокие стены, а вместо решетчатой калитки была глухая светло-зеленая дверь.
— Подождите меня.
— Я не спешу. Только что пообедал, когда вы меня остановили.
Мегрэ дернул ручку звонка и услышал в саду приятный звон, похожий на колокольчик в доме священника. По обеим сторонам у каменных ворот торчали две старые тумбы, в одной из створок ворот была проделана узкая дверь.
— Что-то не думают открывать, — заметил шофер. Было еще не поздно, только начало девятого. Мегрэ позвонил снова и на этот раз услышал шаркающие по гравию шаги. Старая служанка в синем переднике повернула тяжелый ключ в замке, слегка приоткрыв маленькую дверь и бросив подозрительный взгляд на Мегрэ.
— Что вам угодно?
В приотворенную дверцу виднелся неухоженный сад, заросший незатейливыми цветами, а еще больше сорной травой.
— Я хотел бы поговорить с господином Кампуа.
— Он уехал.
Она хотела захлопнуть калитку перед его носом, но он подставил ногу, чтобы помешать ей.
— Не скажете ли вы, где я могу его найти? Откуда ей было знать, кто он, если даже она и видела его, когда он бродил по Орсену?
— Сейчас вы его не найдете. Мсье Кампуа отправился путешествовать.
— Надолго?
— Месяца на полтора.
— Простите меня, но речь идет о серьезном деле. Могу ли я по крайней мере ему написать?
— Пишите, если вам так хочется, но сомневаюсь, что он получит ваши письма до возвращения. Мсье скоро отплывает в Норвегию на борту «Полярной звезды».
Как раз в эту минуту Мегрэ услышал в саду за домом чихание мотора, который кто-то пытался завести.
— Вы уверены, что он уже уехал?
— Но я же вам говорю…
— А его внук?
— Он взял Жана с собой.
Мегрэ не без труда открыл калитку — так крепко ее держала служанка.
— Что вам взбрело в голову? Куда вы лезете?
— Мне взбрело в голову, что господин Кампуа еще не успел уехать.
— Это его дело. Он никого не желает видеть.
— И все же меня он примет.
— Убирайтесь прочь, грубиян вы этакий! Не обращая больше внимания на служанку, предусмотрительно закрывавшую за ним дверцу, комиссар пересек сад и увидел совсем простой, свежевыкрашенный дом и высокие кусты роз, которые почти касались зеленых ставен.
Он поднял голову и заметил в окне человека, с ужасом смотревшего на него. Это был г-н Кампуа, компаньон покойного Амореля.
В просторной прихожей, наполненной свежим ароматом спелых фруктов, куда проводила его старая служанка, стояли запакованные чемоданы.
— Раз уж мсье позволил вам зайти… — поворчала она. И старуха нехотя впустила его в гостиную, похожую скорее на приемную какой-нибудь конторы. В углу, у окна с полузакрытыми ставнями, притулилось одно из тех старинных бюро, какие воскрешают в памяти прежние торговые дома, зеленые папки с документами конторщиков с козырьками на лбу, сидящих на высоких стульях с круглыми кожаными подушками.
— Вам придется подождать. Ничего не поделаешь! Из-за вас он опаздывает на пароход.
На стенах, оклеенных тусклыми обоями, — фотографии в черных и золоченых рамках. Среди них был и традиционный свадебный снимок: г-н Кампуа, уже довольно полный, с подстриженными бобриком волосами, и прислонившая голову к его плечу женщина с толстыми губами и добрым, овечьим выражением глаз.