Мегрэ в меблированных комнатах - Сименон Жорж. Страница 23

— Спокойно, Франсуаза. Вы только повредите себе, вы прекрасно знаете, что я вас не арестую, что вы не стреляли, что вам трудно было бы это сделать.

— Говорю вам, я…

Это продолжалось не меньше минуты, и Мегрэ думал о том, видят ли их в окне мадемуазель Изабелла или месье Криделька. Наконец ему удалось поднять ее и положить на кровать. Он держал за руки мадам Бурсико до тех пор, пока не почувствовал, что мышцы ее расслабились.

— Вы будете благоразумны?

Она отрицательно покачала головой, но, когда он отпустил ее руки, больше не пошевелилась, только покрыла простыней свое тело, наполовину обнажившееся во время борьбы.

Мегрэ выпрямился, поправляя волосы.

Вдруг она крикнула, словно рассерженный ребенок:

— Ничего я вам не скажу! — и, спрятав лицо в подушку, проговорила что-то сквозь зубы, чего он не расслышал. — Я вам ничего не скажу, и вы его никогда не найдете, — крикнула она, не поднимая головы, — вы скотина! Я вас ненавижу. Если опять случится несчастье, это будет по вашей вине. О, как я вас ненавижу…

Он не смог удержаться от улыбки и стоя смотрел на нее беззлобно и жалостливо.

Так как Мегрэ не шевелился, она немного повернула голову и украдкой посмотрела на него.

— Чего вы ждете? Чтобы я вам все рассказала?

Я вам не скажу ничего. Можете делать что хотите, я не скажу ничего. И… по какому праву вы здесь, у меня в комнате?

Она еще раз переменила тактику. Теперь это была уже не женщина лет пятидесяти. Это была девчонка, которая знает, что набедокурила, но не хочет в этом сознаться и яростно отпирается.

— Ну и что ж, что вы из полиции, вы все равно не имеете права входить к людям без мандата. Есть у вас мандат? Покажите его! А если у вас нет, то сейчас же убирайтесь. Слышите? Я приказываю вам уйти…

Он чуть не расхохотался, напряжение его пропало.

Наступила разрядка.

— Вы говорите глупости, Франсуаза…

— Запрещаю вам называть меня так… если вы сейчас же не уйдете, я закричу, всполошу соседей, расскажу им, что вам доставляет удовольствие мучить больную женщину…

— Я еще вернусь, — добродушно сказал Мегрэ, направляясь к двери.

— Не стоит. Вы ничего из меня не вытянете. Уходите! Я ненавижу вас… Я….

Мегрэ вышел на площадку, закрыв за собой дверь.

Он невольно улыбался, слыша, как она разговаривает сама с собой.

Когда он вышел на улицу и поднял голову, то обнаружил, что медный горшок снова стоит на окне.

Похоже было, что на этот раз она поставила его туда, чтобы досадить комиссару.

Мегрэ сидел у овернца и пил первую за этот день рюмку белого вина, когда увидел возвращавшуюся с рынка консьержку, Люка следовал за ней.

— Ну как? — окликнул его Мегрэ.

Люка заметил, что начальник повеселел.

— Она призналась? — спросил он.

— Нет. А что у тебя?

— Консьержка сначала пошла на улицу Муфтар и часто останавливалась возле тележек. Я подходил ближе, чтобы все слышать, но она просто покупала овощи и фрукты. Потом зашла в мясную лавку.

— Никто к ней не подходил?

— Я не заметил ничего подозрительного. Правда, она видела, что я за ней слежу.

— По телефону тоже не звонила?

— Нет. Несколько раз она взглядывала на меня с неприязнью и что-то бормотала.

— Не только на вас она злится! — вздохнул Мегрэ.

— Вы думаете, этот человек где-то поблизости?

— Возможно. Вчера ему не позвонили, как обычно.

Он встревожен. Но я не смог помешать Франсуазе поставить ее медный горшок на подоконник.

К счастью, прохожих было мало. Если бы кто-нибудь посмотрел на окно мадам Бурсико, они бы это заметили.

Мегрэ и Люка вернулись к мадемуазель Клеман как раз в тот момент, когда она уходила на рынок с сумкой в руке. Люка сел у окна гостиной. Мегрэ позвонил на набережную Орфевр.

Ответил Воклен.

— Вот уже больше получаса, как я допрашиваю старуху, — сказал он. — Мне пришлось обещать ей денег на выпивку. Она называет мне кучу имен, путается.

Проверяем все, что можем.

— На улицу Месье-де-Прэнс ходили?

— Колен только что оттуда. Консьержка там все та же. Помнит эту девушку. Говорит, что она была спокойная, никого не принимала и по вечерам никуда не выходила. Потом встретила какого-то приличного человека, вдовца, и уехала.

— Не спрашивали, получала ли она письма из-за границы?

— Нет. Она вообще не получала писем.

Едва Мегрэ положил трубку, как раздался телефонный звонок. Звонили из Нанта.

— Это вы, шеф? Я сейчас вернулся из бара Дедэ. Он с трудом вспомнил Франсуазу Бинэ. Называет ее Люлю.

— Он не знает, что с ней теперь?

— Потерял ее из виду. Один только раз, два-три года спустя, видел ее с молодым человеком небольшого роста, жгучим брюнетом.

— Тоже из этой среды?

— Как раз нет. Раньше он его никогда не видел. По словам Дедэ, молодой человек был похож на служащего или продавца из большого магазина.

— В каком районе это было?

— Возле площади Клиши. Дедэ с ними не разговаривал. Люлю сделала вид, что не узнала его.

— А что он о ней говорит?

— Что эта индюшка не знала, чего хочет. Он думает, что она вышла замуж и что у нее теперь куча детей.

— Это все?

— По-моему, он все выложил. Не скрыл даже, что хотел заставить ее работать… вы знаете как. Она пыталась, но у нее ничего не получилось. Дедэ считает, что она попала на клиента, который внушил ей отвращение к этой профессии.

— Ну спасибо.

Мегрэ поднялся к себе в комнату и увидел, что медный горшок все еще стоит на подоконнике, Франсуаза Бурсико, лежа в постели, говорит по телефону. Она посмотрела в его сторону, увидела Мегрэ, но не повесила трубку. Видно было, что говорит она спокойно, с серьезным видом, продумывая каждое слово. Время от времени утвердительно кивала. Положив трубку, она легла и закрыла глаза.

Мегрэ знал, что ему сейчас позвонят, и пошел к телефону. Сразу же раздался звонок.

— Алло! Это вы, месье комиссар?

— Да. С кем она говорила?

— С адвокатом. Мэтр Леша, который живет на бульваре Батиньоль.

— Она его раньше знала?

— Нет. Сказала, что ей нужна консультация по очень важному делу, но что она лежит в постели и не может встать. Просила его срочно приехать на улицу Ломон. Он заставил ее несколько раз повторять фамилию. Похоже, что ему не очень-то хочется ехать через весь Париж, не зная зачем. Он пытался выведать у нее хоть что-нибудь, но она ничего не сказала. В конце концов обещал приехать часов в двенадцать.

Мадемуазель Клеман вернулась с сумкой в руке, торопливая, запыхавшаяся. Она проскочила на кухню, не взглянув на комиссара.

- Чего это она? — спросил он Люка.

— Не знаю. На ней просто лица нет.

Мегрэ прошел в кухню. Мадемуазель Клеман стояла к нему спиной и, тяжело дыша, выкладывала овощи в шкаф для провизии.

— Послушайте, мадемуазель Клеман!

— Что?

— Вы больше не хотите меня видеть?

Она повернулась к нему всем телом, щеки ее горели, глаза блестели.

— Что вы пытаетесь от меня скрыть?

— Я?

Глаза у Мегрэ смеялись.

— О чем он у вас спрашивал?

— А вы следили за мной?

— Расскажите мне все.

— Он… назвался журналистом.

— Похож на журналиста?

— Не знаю. По-моему, нет, но…

— Но что?

— Волосы у него почти седые.

— Высокий или маленький?

— Маленький. Гораздо ниже меня.

— Одет хорошо?

— Да, одет прилично. Я стояла возле тележки и покупала редиску. Он снял шляпу и поклонился мне.

— Какая у него шляпа?

— Серая фетровая. Все на нем серое.

— Он спросил обо мне?

— Нет, но он назвался представителем газеты и сказал, что хочет знать, как идет следствие.

— Что вы ответили?

— Я искала глазами вас или вашего инспектора.

— Вы испугались?

— Сама не знаю. Он упорно смотрел на меня. Очень худой, круги под глазами, лицо желтоватое. Я посоветовала ему обратиться к комиссару Мегрэ. Он сказал, что вы ему не ответите, и спросил, где вы сейчас. Я сказала, что пошли в дом напротив. А потом мне стало страшно. Я, конечно, знала, что в толпе он ничего не сможет сделать, но все-таки поскорее зашла в колбасную. Он хотел пойти за мной, но не пошел. Посмотрел на обе стороны улицы и направился в сторону бульвара Сен-Жермен.