Мегрэ в школе - Сименон Жорж. Страница 6

Он слышал шаги, голоса: это, конечно, возвращались домой те самые игроки в карты. А потом к нему подскочила какая-то желтая собака, потерлась о его ноги, и Мегрэ вздрогнул от неожиданности.

Когда он открыл дверь гостиницы, там горела только одна лампа и хозяин за стойкой расставлял стаканы и бутылки. Он был без пиджака и жилета. Темные брюки сползали с его толстого живота, а засученные рукава рубашки открывали большие волосатые руки.

— Удалось что-нибудь обнаружить?

Он считал себя великим хитрецом и воображал, будто он — самая важная персона в деревне.

— Мне кажется, — сказал комиссар, — что Леони Бирар не очень-то любили.

— Бирар была сущая ведьма. Она умерла. Душа ее отлетела к Богу или, вернее, к черту, но, как бы то ни было, я в жизни не встречал женщины злее. А я ведь знаю ее с тех самых пор, когда у нее еще болтались косы за спиной и мы вместе ходили в школу. Она была… постойте… на три года старше меня. Да. А мне сейчас шестьдесят четыре. Значит, ей было шестьдесят шесть. Но уже в двенадцать лет она была гадюкой…

— Я не могу понять… — начал Мегрэ.

— Вы многого здесь не поймете при всей вашей проницательности, позвольте вам заметить.

— Я не могу понять… — снова начал Мегрэ, как бы говоря сам с собой. — Раз ее все так ненавидели, почему они ожесточились против учителя? Ведь даже если он ее убил, то…

— Избавление? Вы это хотите сказать?

— Вроде.

— Вы забываете одно: Леони Бирар была уроженкой здешних мест. Это как в семье. Можно ненавидеть друг друга, и никому до этого нет дела. Но если вмешивается посторонний, то все меняется. Леони ненавидели. Но Гастена и его жену ненавидят еще больше.

— Его жену?

— Ее особенно.

— Почему? Что она сделала?

— Здесь — ничего.

— Почему здесь?

— В конце концов все становится явным, даже в такой глуши, как у нас. Мы не любим, чтобы к нам посылали людей, которые неугодны в другом месте. Уже не первый раз Гастены замешаны в трагической истории…

На него любопытно было посмотреть со стороны, когда он стоял вот так, опираясь локтями на стойку. Ему очень хотелось поговорить, но всякий раз, произнеся фразу, он пытливо всматривался в лицо Мегрэ, желая убедиться в произведенном эффекте. Он был готов снова и снова начать свой рассказ, если с ним будут спорить, — ну ни дать ни взять тот самый крестьянин, который торгует пару быков на ярмарке.

— Значит, вы ничего не знаете?

— Я знаю только то, что Леони Бирар была убита выстрелом из карабина.

— И ради этого вы пустились в путь! — Он по-своему издевался над Мегрэ. — И даже из любопытства не заехали в Курбевуа?

— А мне следовало?

— Вам бы там рассказали премиленькую историю. Прошло много времени, прежде чем мы всё узнали. Только два года назад жители Сент-Андре узнали об этом.

— Какую историю?

— А вот какую… Госпожа Гастен работала учительницей вместе со своим мужем. Работали они в одной школе, она учила девочек, а он — мальчиков.

— Знаю.

— Вам говорили о господине Шевассу?

— Чем он занимается, этот Шевассу?

— Он тамошний муниципальный советник. Красивый парень, высокий, крепкий, черноволосый, и говорит с южным акцентом. У него была жена. И вот однажды после уроков госпожа Шевассу стреляет на улице в учительницу и ранит ее в плечо. Вы догадываетесь почему? Потому, что ей стало известно, что ее муж и госпожа Гастен, так сказать, неравнодушны друг к другу. Ее вроде бы оправдали, Гастенам же пришлось уехать из Курбевуа, и у них появился вкус к тихой, мирной сельской жизни.

— Я не вижу никакой связи между этой историей и смертью Леони Бирар.

— Может, связи и нет.

— Из всего, что вы мне рассказали, не следует, будто Жозеф Гастен совершил что-то дурное.

— Он — обманутый муж. — Луи самодовольно улыбался. — Конечно, не он один. В деревне у нас таких много. Ну уж ладно… Тереза покажет вашу комнату. А вы скажите ей, в котором часу подать вам наверх горячую воду.

— Благодарю. Спокойной ночи.

— Тереза!

Тереза первая поднялась по лестнице с выщербленными ступеньками, свернула в коридор, оклеенный обоями с цветочками, и открыла дверь.

— Разбудите меня часов в восемь, — попросил Мегрэ.

Она молча стояла на месте и смотрела на него так, будто хотела ему что-то сказать. Он посмотрел на нее внимательнее:

— Я где-то вас видел, верно?

— Вспомнили?

Он не признался, что не припомнил ее.

— Мне бы хотелось, чтоб вы ничего не рассказывали здесь об этом.

— Вы не здешняя?

— Нет, я отсюда, но когда мне было пятнадцать лет, я уехала в Париж на заработки.

— Вы и в самом деле там работали?

— Четыре года.

— Что же потом?

— Раз вы меня там видели, значит, все знаете. Комиссар Приоле может сказать вам, что я не брала бумажника. Его утащила моя подружка Люсиль, а я ничего об этом не знала…

И тогда Мегрэ вспомнил, где он ее видел. Однажды, как бывало не раз, он зашел в комнату к своему сослуживцу, комиссару Приоле, начальнику бригады полиции нравов. У него на стуле сидела брюнетка с растрепанной прической и, вытирая глаза, всхлипывала. Что-то в ее бледном, болезненном лице привлекло внимание Мегрэ.

— В чем она провинилась? — спросил он у Приоле.

— Обычная история. Девчонка когда-то болталась на Севастопольском бульваре. Позавчера коммерсант из Безьера обратился к нам с жалобой, что его обчистили, и точно описал злоумышленницу. Вчера вечером мы схватили ее в одном из кабачков на улице Лапп.

— Это не я! — всхлипнула девушка. — Клянусь вам своей матерью, что я не брала бумажника…

Мужчины обменялись понимающими взглядами.

— А как твое мнение, Мегрэ?

— До этого ее ни разу не задерживали?

— Нет.

— Из каких она мест?

— Откуда-то из департамента Шаранты. Они часто разыгрывают в полиции подобные комедии.

— Ты уже задержал ее подружку?

— Пока нет.

— А почему ты не отправишь эту назад, в деревню?

Приоле повернулся к ней и спросил:

— Ты хочешь вернуться обратно в деревню?

— Но только с условием, что они там ничего не узнают…

И вот теперь, пять или шесть лет спустя, Мегрэ снова встретил ее, такую же бледную, с такими же большими темными глазами, которые с мольбой смотрели на него.

— Луи Помель женат? — спросил он тихо.

— Вдовец.

— Он хорошо к тебе относится?

Она утвердительно кивнула.

— Он знал о твоих похождениях в Париже?

— Нет. Он не должен знать об этом. Вот уже несколько лет он обещает мне жениться и рано или поздно сделает это.

— Тереза! — послышался снизу голос хозяина.

— Сейчас иду! — И, обращаясь к Мегрэ: — Вы ему ничего не скажете?

Он кивнул и ободряюще улыбнулся:

— Не забудь подать мне горячую воду в восемь часов утра.

Он был даже доволен, что снова встретил ее здесь: с ней он чувствовал себя более уверенно, словно встретил старую добрую знакомую.

И все остальные, которых он видел хотя бы мельком, казались ему тоже давними знакомцами, потому что и у него в деревне был вечно подвыпивший помощник полицейского, были и картежники — но в его время играли в пикет, а не в джокер, — был и почтальон, считавший себя важной птицей, был и трактирщик, знавший секреты всех и вся.

Их лица врезались ему в память еще с детских лет, и только теперь он ясно отдавал себе отчет, что знал их плохо.

Раздеваясь, он услышал шаги Помеля, который сначала поднялся по лестнице, а потом копошился в соседней комнате.

Наконец Мегрэ кое-как устроился на двух огромных перовых перинах. Он узнавал давно забытые деревенские запахи сена и плесени и, должно быть, из-за этих чертовых перин сильно вспотел.

На рассвете сквозь сон он услышал мычание стада коров, проходившего мимо гостиницы, и все прочие шумы и звуки, которые можно услыхать только в деревне. Вскоре застучал молот в кузнице. Кто-то внизу распахнул ставни. Мегрэ открыл глаза, увидел яркое — куда ярче, чем накануне в Париже, — солнце, встал и надел брюки.