Мегрэ в тревоге - Сименон Жорж. Страница 22

Выходя в четверть девятого из дома на улице Клемансо, они чуть было инстинктивно не отступили — настолько поразительной показалась охватившая их внезапно тишина. Дело в том, что к пяти часам пополудни на город опустилась настоящая тьма египетская, и пришлось даже всюду зажечь фонари. Пара хлестких оглушительных раскатов грома — и облака разрешились наконец-то от своего тяжкого бремени, но не дождем, а градом, шквалистый ветер вмиг смел с улиц прохожих, а по мостовым вприпрыжку, мячиками пинг-понга, поскакали белые катышки.

Мегрэ, находившийся в тот момент в кафе «У почты», поднялся и вместе с остальными посетителями, дружно ринувшимися к окнам, зачарованно уставился на это причудливое зрелище как на своеобразный природный фейерверк.

А сейчас, когда буйство стихии осталось в прошлом, было даже немного не по себе не слышать более ни дробного стука дождя, ни взрывных всхлипываний вихря, а вместо этого спокойно рассекать присмиревшую массу воздуха и, подняв голову, различать в просветах между крышами блеск звезд в ночном небе.

И возможно, именно из-за этой тишины, которую нарушал лишь шум их шагов, оба они помалкивали, поднимаясь по улочке к площади Вьет. И как раз на подходе к ней едва не столкнулись с застывшим в темноте мужчиной, носившим на рукаве пальто белую повязку и державшим в руках дубинку; тот, не обронив ни слова, проводил их взглядом.

Через несколько шагов Мегрэ уже приоткрывал рот, чтобы задать другу вопрос, но тот, угадав его реакцию, поспешил разъяснить:

— Незадолго до конца рабочего дня мне позвонил комиссар. Это исподволь готовилось уже со вчерашнего дня. А нынешним утром мальчишки разбросали по почтовым ящикам приглашения. Собрание состоялось в шесть часов, и они сформировали комитет бдительности.

И это «они», естественно, не относилось к мальчишкам, а обозначало все враждебные кастовой группе элементы в городе.

Шабо добавил:

— Мы не можем помешать им поступать таким образом.

Перед самым домом Верну на улице Рабле, на тротуаре, также стояли трое мужчин с повязками, наблюдая, как они подходят. Они не представляли собой патруль в точном смысле этого слова, просто стояли там, как на посту, и вполне можно было предположить, что они поджидали их, сейчас остановят и, возможно, даже помешают войти в особняк. В самом низкорослом из троих стражей Мегрэ, как ему показалось, узнал тщедушный силуэт преподавателя Шалю.

В общем-то это впечатляло. Шабо даже заколебался, а стоит ли идти ко входу? Не исключено, что он подумывал, не лучше ли пройти мимо, продолжая движение.

Бунтом тут пока еще не пахло, даже о нарушении общественного порядка речи не было, и все же впервые они столкнулись со столь очевидным проявлением народного недовольства.

Внешне невозмутимый, держась с большим достоинством и даже не без некоторой торжественности, следователь, все же решившись, подошел к крыльцу, поднялся по ступенькам и взялся за рукоятку молотка, возвещавшего о приходе посетителей.

Позади них никто не перешептывался, не отпускал шуточек. Трое наблюдателей по-прежнему, не говоря ни слова, смотрели на них.

Стук молотка отозвался где-то в глубине дома, словно эхо в церкви. И тотчас же будто специально поджидавший их по ту сторону двери дворецкий загремел цепочками, засовами и с молчаливым полупоклоном пропустил их внутрь.

В обычных условиях такого просто не должно было быть, и Жюльен Шабо даже запнулся на пороге, возможно уже сожалея, что пришел сюда.

В огромном, с танцевальный зал, салоне сияла великолепная хрустальная люстра, на отдельных столиках уютно светились другие лампы, по углам и вокруг камина группировались кресла не менее чем на сорок персон.

Но лишь с одного из них — необъятных размеров, работы мастеров стиля Людовика XIII, — откуда-то из самой глубины помещения поднялся и двинулся им навстречу с протянутой рукой Юбер Верну в венчике белокурой шелковистой шевелюры.

— Вчера в поезде я обещал принять вас сегодня у себя дома как друга. Нынешним утром я специально звонил нашему другу Шабо, дабы удостовериться, что вы непременно придете.

Он был одет во все черное, чем-то походившее на смокинг, на груди болтался подвешенный на ленточке монокль.

— Моя семья спустится с минуты на минуту. Не понимаю, чего они медлят.

При скупом освещении дорожного купе Мегрэ плохо рассмотрел своего спутника. Сейчас Юбер Верну показался ему куда старше. Механическая, точно на рессорах, жесткость походки, проявившаяся, когда он пересекал салон, выдавала в нем давнего артритчика. Лицо выглядело одутловатым, его розовый цвет — чуть ли не искусственным.

Почему при этом комиссара посетила мысль об актере, сильно постаревшем, но все еще силившемся играть свою роль, живущем в постоянном страхе перед перспективой того, что в один прекрасный день публика заметит, что перед ней выступает уже полутруп?

— Надо сообщить им, что вы уже пришли.

Он позвонил и вызвал дворецкого.

— Ступайте узнайте, готова ли мадам. Предупредите также мадемуазель Люсиль, доктора и мадам…

Что-то было не так. Верну явно испытывал раздражение оттого, что членов семьи в салоне еще не было.

Стремясь вернуть ему хорошее настроение, Шабо взглянул на три подготовленных для игры в бридж столика и спросил:

— Анри де Верженн приедет?

— Нет, он позвонил и извинился. Сказал, что буря порушила аллею парка их замка так, что он не может вывести автомобиль.

— А что Омаль?

— Нотариус утром заболел гриппом. С полудня — на постельном режиме.

В общем, ждать больше было некого. И даже близкие, похоже, испытывали сомнения, стоит ли им сегодня спускаться в салон. Дворецкий, во всяком случае, еще не вернулся. Юбер Верну показал на батарею бутылок с напитками, которыми был уставлен отдельный столик.

— Угощайтесь, пожалуйста. Прошу меня извинить, надо на минуточку отлучиться.

Он сам пошел убеждать членов своей фамилии, тяжело поднимаясь по широкой с каменными ступенями лестнице с оградой из кованой стали.

— Сколько человек обычно собирается на эти вечера для игры в бридж? — приглушенно спросил Мегрэ.