Покойный господин Галле - Сименон Жорж. Страница 3

– Подойдите, сударыня… Это он, не так ли?

Взор ее оживился. Она оглядела обоих мужчин, врача в белом халате, вошедшую медсестру.

– Что вы собираетесь делать? – спросила она глухо.

Мегрэ медлил с ответом, и она бросилась к телу мужа, яростно и вызывающе глядя на всех, кто находился рядом, и закричала:

– Не хочу!.. Не хочу!..

Пришлось увести ее силой и поручить заботам уборщицы.

Когда Мегрэ вернулся во двор, врач в маске уже держал скальпель, а медсестра протягивала ему стеклянный флакон.

Мегрэ, не заметив, наступил на черную шляпу, украшенную сиреневыми бомбошками и большим фальшивым бриллиантом.

На вскрытии он не присутствовал. Наступали сумерки, и врач объявил:

– У меня сегодня вечером гости.

Один из мужчин оказался судебным следователем, другой – его письмоводителем. Пожав руку комиссару, следователь произнес только:

– Вы встретитесь с представителями местной полиции, они уже начали следствие. Крайне запутанное дело!

Простыню сняли. Тягостное знакомство длилось лишь несколько секунд. Обнаженное тело оказалось именно таким, каким можно было его представить по фотографии: длинное, костлявое, с впалой грудью, покрытой рыжеватыми волосами.

Невредимой осталась только одна половина лица. Левую щеку снесло выстрелом. Глаза были открыты. Зрачки мышино-серого цвета выглядели более тусклыми, чем на фотографии.

Мегрэ вспомнил слова г-жи Галле: «Он соблюдал диету…»

На груди слева – ровная рана, оставленная лезвием.

Доктор в нетерпении суетился за спиной Мегрэ:

– Заключение писать на ваше имя? По какому адресу?

– Гостиница «Луара».

Следователь и письмоводитель молчали, глядя куда-то в сторону. Мегрэ в поисках выхода ошибся дверью и оказался в школьном классе среди парт.

Здесь было очень прохладно, и комиссар на минуту задержался около цветных картин, изображавших жатву, ферму зимой и городской рынок.

На полочке, по возрастающей, стояли меры веса и объема из дерева, олова и железа.

Комиссар вытер пот. Выходя из класса, он встретил инспектора неверской полиции, который его разыскивал.

– Прекрасно! Вот и вы! Наконец-то я смогу уехать в Гренобль к жене. Представляете, вчера утром, когда я собирался отправиться в отпуск, мне позвонили…

– Вы что-нибудь обнаружили?

– Абсолютно ничего… Сами увидите, это совершенно невероятное дело. Если вы согласитесь со мной поужинать, я расскажу вам обо всех деталях, если так можно выразиться. Ничего не украли. Никто ничего не видел и не слышал.

Придется как следует поломать голову, чтобы понять, почему этого типа убили. Есть, правда, одна зацепка, хотя она вряд ли что-нибудь даст. Когда он останавливался в гостинице «Луара», он называл себя господином Клеманом, орлеанским рантье.

– Давайте выпьем аперитив, – предложил Мегрэ.

Он вспомнил заманчивую террасу, еще недавно показавшуюся ему спасительным пристанищем.

Однако, очутившись за столиком перед стаканом, наполненным до половины, он не испытал предвкушаемого удовольствия.

– На редкость безнадежное дело! – вздыхал его собеседник. – Держите меня в курсе. Зацепиться не за что. Так все банально. Правда, если человек убит…

Еще несколько минут он продолжал в том же духе, не замечая, что комиссар почти его не слушает.

Бывают такие лица, которые надолго остаются в памяти, даже если только мелькнули перед вашими глазами.

Мегрэ видел всего-навсего фотографию Эмиля Галле, половину его лица и бледное тело.

Самой живой из всего увиденного была фотография.

Он изо всех сил пытался представить себе Галле с женой в столовой их дома в Сен-Фаржо или Галле, который выходит из виллы, торопясь к поезду.

На мгновение верхняя часть лица становилась более отчетливой. Мегрэ вспомнил, что под глазами у Галле были свинцового цвета мешки.

– Держу пари, у него больная печень, – внезапно негромко произнес он.

– Однако умер он не от печени, – парировал уязвленный инспектор из Невера. – Печень печенью, но от этого не сносит половину лица и не прокалывает насквозь сердце.

Посредине площади, рядом с разобранной каруселью, вспыхнули огни ярмарочного тира.

Глава 2

Молодой человек в очках

Только за двумя-тремя столиками оставались посетители. Из комнат второго этажа то и дело доносились недовольные крики детей, не желавших идти спать.

Из открытого окна послышался женский голос:

– Ты видел толстого господина? Это полицейский. Если ты не будешь слушаться, он посадит тебя в тюрьму.

Мегрэ, не отрываясь от ужина, осматривал зал. Над ухом монотонно бубнил инспектор Гренье из Невера, упиваясь собственным красноречием:

– Вот если бы его ограбили, все было бы проще простого. Сегодня у нас понедельник. Преступление совершено в ночь с субботы на воскресенье. Был праздник. А в такие дни, кроме балаганщиков, к которым я, кстати, отношусь с большой опаской, кто только здесь не слоняется. Вы, комиссар, не знаете, что такое провинция. Тут можно встретить такой сброд! Почище, чем у вас в Париже.

– В общем, – прервал его Мегрэ, – если бы не праздник, преступление обнаружили бы сразу?

– Что вы имеете в виду?

– Что из-за хлопушек и фейерверка никто не слышал выстрела. Вы, кажется, говорили, что Галле умер не от ранения в голову?

– Так утверждает врач. Сначала его ранили в голову. Вероятно, он мог бы прожить еще некоторое время. Но сразу же после выстрела его ударили ножом прямо в сердце, и смерть наступила мгновенно. Нож нашли.

– А револьвер?

– Ищут, но пока безрезультатно.

– А нож лежал в комнате?

– В нескольких сантиметрах от трупа. На левом запястье у Галле обнаружены синяки. Наверное, когда его ранили, он вытащил нож и бросился на убийцу, но у него уже не было сил. Тот схватил его за запястье, вывернул руку и всадил лезвие прямо в грудь. Так считает и доктор.

– Значит, если бы не праздник, Галле не умер бы?

Мегрэ вовсе не собирался пускаться в сложные логические рассуждения и тем более не собирался поразить воображение провинциального коллеги. И все-таки упоминание о празднике насторожило его, и он начал развивать эту мысль, с любопытством ожидая, к каким же выводам она может привести.

Если бы не карусели, не стрельба в тире, не хлопушки, то выстрел наверняка услышали бы. Служащие гостиницы бросились бы в номер и, возможно, успели бы вбежать прежде, чем был нанесен удар ножом.

Стемнело. Только блики серебрили гладь реки, да по обеим сторонам моста светились два фонаря. В кафе посетители играли в бильярд.

– Странная история, – подытожил инспектор Гренье. – Скажите, еще нет одиннадцати? У меня поезд в одиннадцать тридцать две, а отсюда до вокзала не меньше четверти часа ходьбы. Я уже говорил: вот если бы его ограбили…

– Когда закрываются ярмарочные палатки?

– В двенадцать ночи. По инструкции.

– Значит, преступление было совершено до полуночи и еще никто в гостинице не спал.

Каждый из собеседников следил лишь за ходом собственных мыслей, поэтому разговор не клеился.

– Да, еще он называл себя господином Клеманом. Должно быть, хозяин гостиницы уже говорил вам? Он бывал здесь наездами – примерно раз в полгода. Остановился тут впервые лет десять назад. И всегда – под именем господина Клемана, орлеанского рантье.

– У него был с собой чемоданчик, с каким обычно разъезжают коммивояжеры?

– Нет, я не заметил ничего похожего в его номере. Но в гостинице вам скажут точно… Господин Тардивон! Можно вас на минутку? Это комиссар из Парижа. Его интересует, возил ли с собой господин Клеман чемоданчик, какие бывают у коммивояжеров?

– С образцами изделий из серебра, – уточнил комиссар.

– Нет, обычно у него была дорожная сумка с вещами.

Он очень аккуратно одевался. Я ни разу не видел его в пиджаке, всегда в черной или темно-серой визитке.